Аничковы
Поделись знанием:
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
| Аничковы | |
| | |
|
Описание герба: Выписка из Гербовника В лазоревом поле скачущий влево от зелёного дерева, по зелёной траве олень натурального цвета. Щит увенчан дворянским коронованным шлемом. Нашлемник: три страусовых пера: среднее — лазоревое, левое — золотое, правое — серебряное. Намет: слева — лазоревый с золотом, справа — лазоревый с серебром. Щитодержатели: слева — золотой лев; справа — серебряный единорог. Девиз: «ВЕРНОСТЬ ЗЕМЛЕ И ПРЕДАНИЯМ» золотыми буквами на лазоревой ленте. | |
| Девиз: |
Верность земле и преданиям |
|---|---|
| Том и лист Общего гербовника: |
XIV, 25 |
| Часть родословной книги: |
VI |
| Место происхождения: |
Большая Орда (?) |
Подданство: | |
 Великое княжество Московское
| |
 Царство Русское
| |
 Российская империя
| |
Эта статья — о дворянском роде. О носителях фамилии см. Аничков.
Ани́чковы (Оничковы) — род русского столбового дворянства. В течение последних трёх столетий был тесно связан с городом Санкт-Петербургом, дав своё имя нескольким ключевым объектам городской инфраструктуры.
Содержание
История рода
Род известен c XVI века. По позднейшей родословной сказке, в 1301 г. некий татарский хан Берка (Беркай), царевич Большой Орды, поступил на службу к Ивану Калите. После крещения Берка якобы принял имя Оникий, женился на дочери знатного человека Викулы Воронцова и его потомки стали зваться Ани́чковыми.
В XVI—XVII вв. среди Аничковых (в дальнейшем А.) было немало стольников, думных дворян, часть которых становилась воеводами крупных городов (Курск, Ярославль, Уфа, Чебоксары и др.). Так, в XVII в. воевода О. Г. Аничков основал г. Кузнецк (ныне Новокузнецк), а Ф. М. Аничков служил послом России в Швеции.
Персоналии
- К заметным мыслителям екатерининского времени принадлежал профессор математики Дмитрий Сергеевич Аничков (1733—1788), выпускник семинарии Троицкой лавры и Московского университета. Помимо основной специальности, математики, он занимался проблемами философии, языкознания и военного дела Д. С. Аничков опубликовал учебник «Курс чистой математики», учебники для гимназий, «Начальные основания фортификации и артиллерии», «Слово о свойствах познания человеческого и средствах, предохраняющих ум от различных заблуждений».
- Виктор Михайлович Аничков (1830—1877), выпускник Николаевской академии Генерального штаба, в XIX веке стал генерал-майором и профессором этой академии. Среди его трудов наиболее известны: «Описание осады и обороны Севастополя» 1856, «Военное хозяйство» 1860, «Справочник для заведующих войсковым продовольствием» 1871.
- Михаил Викторович Аничков (1855—?), в 1878 году окончил полный курс института инженеров путей сообщения с чином коллежского секретаря. В 1907 году имел чин статского советника. Проживал на набережной реки Фонтанки, дом 80. В 1900 году в типографии Акционерного Общества «Издательское дело Брокгауз-Ефрон», Прачечный переулок, дом № 6, вышла книга М. В. Аничкова «Война и труд», посвящённая памяти его отца, Виктора Михайловича Аничкова.
- Виктор Викторович Аничков (1859—1918). С 5 апреля 1892 года произведён в штабс-капитаны. Утверждён членом полкового суда с 1 ноября 1892 года. Приказом № 90 от 4 апреля 1896 года временно назначен помощником Попечителя Преображенского кладбища. 23 декабря 1896 года он был избран членом Распорядительного комитета офицерского собрания, а 1 мая 1897 года произведён в капитаны. Его крёстным отцом был Николай Алексеевич Некрасов. Известная певица Анастасия Вяльцева исполняла романс В. В. Аничкова, «Как небеса, твой взор блистает», написанный им в 1881 г. на стихи М. Ю. Лермонтова. В. В. Аничков посвятил этот романс своей младшей сестре, красавице Татьяне Викторовне, в замужестве Струбинской.
- Николай Адрианович Аничков (1809—1892) — дипломат, тайный советник.
- Милий Адрианович Аничков — помещик Нижегородской губернии, (1812-?). Окончил Пажеский корпус. Майор в отставке. Жена — София Аркадиевна Стефанова. В этом браке было четверо сыновей и одна дочь: Николай Милиевич (см. ниже), Милий Милиевич (см. ниже), Адриан Милиевич (действительный статский советник), Михаил Милиевич и Александра Милиевна (см. ниже).
- Александра Милиевна Аничкова вышла замуж Николая Владимировича Каракозова , старшего брата (Дмитрия Каракозова), члена террористического кружка, боровшегося с царизмом. После того, как 4 апреля 1886 Дмитрий Каракозов стрелял в Александра II возле Летнего сада, его род лишили дворянства и заставили сменить фамилию на Владимиров. У Николая Владимировича и Александры Милиевны Владимировых было трое детей - Аркадий, Софья и Ольга Николаевичи Владимировы.
- Николай Милиевич Аничков (1844—1916) — действительный тайный советник, сенатор, член Государственного Совета, товарищ министра народного просвещения.
- Милий Милиевич Аничков (1848-после 1917) — генерал-лейтенант, заведующий Царскосельскими дворцами (1882—1883), заведующий Императорским Гатчинским дворцом и комендант г. Гатчина (1884—1891), заведующий хозяйством гофмаршальской части (1891-после 10.07.1916), имел множество высоких российских и иностранных наград.
- Николай Николаевич Аничков (1885—1964) — выдающийся патолог, академик АН и АМН СССР, кавалер 3 орденов Ленина и др. орденов и медалей, лауреат Сталинской премии (1942), генерал-лейтенант медицинской службы (1943). Единственный оставшийся в живых сын Н. М. Аничкова .
- Иван Васильевич Аничков (1863—1921) — археолог, этнограф, краевед.
- Евгений Васильевич Аничков (1866—1937) — филолог, историк литературы, фольклорист, писатель.
- Игорь Евгеньевич Аничков 1897—1978, известный лингвист.
- Сергей Викторович Аничков (1892—1981) — фармаколог, академик АМН СССР (1950), Герой Социалистического Труда (1967), лауреат Ленинской (1976) и Государственной премии (1951).
В начале XXI века в Петербурге проживало ок. 40 представителей рода Аничковых. Среди них член-корреспондент РАН, заслуженный деятель науки РФ, лауреат премии Правительства РФ, профессор Николай Мильевич Аничков, заместитель директора Института мозга РАН, лауреат Государственной премии РФ, доктор медицинских наук Андрей Дмитриевич Аничков, петербургская художница — член СХ РФ, организатор и вице-президент РОО «Общество Старый Петербург» Надежда Юрьевна Аничкова и др.
Эпонимы
- См. также статьи Аничков дворец, Аничков лицей, Аничков мост
В 1715 у въезда в Петербург через Фонтанку возвели мост, в строительстве которого участвовал батальон моряков под командованием майора Михаила Аничкова. Батальон размещался на берегу Фонтанки в старой финской деревне, прозванной с тех пор «Аничковой слободой». Позднее возникли 3 других названия: Аничков мост, Аничковские ворота на Невском проспекте, стоявшие недолго, и Аничков дворец. Впоследствии Аничков достиг чина полковника и владел участком, где сейчас находится Александринский театр. Оттуда к Садовой ул. проходил Аничков переулок (ныне пер. Крылова).
Напишите отзыв о статье "Аничковы"
Литература
- Аничков Н. М. Аничковы. — Три века Санкт-Петербурга. Энциклопедия в 3-х тт., 2003, Изд-во Филологич. ф-та СПбГУ, т. 2, книга 1 (А-В);
- Аничков Н. Н. Личные воспоминания (1962-63);
- Аничков С. В. На рубеже двух эпох. — Л.: Лениздат, 1981;
- Гольштейн Н. И. Краткая история кафедры патологической анатомии Военно-медицинской ордена Ленина академии имени С. М. Кирова (к 100-летию академии). — Л., Изд. ВМоЛА, 1960 ;
- Долгоруков П. В. Российская родословная книга. — СПб.: Тип. 3 Отд. Собств. Е. И. В. Канцелярии, 1857. — Т. 4. — С. 241.
- Руммель В. В., Голубцов В. В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. — Т. 1. — С. 35-56.
- Саркисов Д. С. с соавт. Н. Н. Аничков. — М.: Медицина, 1989 ;
- Тименчик Р. Д. Аничков Е. В. // Русские писатели. Том I;
- Юбилейная статья «Н. М. Аничков» // Нива. 1894. N. 3. С. 73;
- Cowdry E. V. Arteriosclerosis. A survey of the problem. — Springfield: C. C. Thomas Publ., 1967;
- Friedman H., Friedland G. W. Medicine`s 10 Greatest Discoveries. — New Haven, London: Yale Univ. Press, 1998;
Ссылки
- Аничковы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.history-ryazan.ru/node/9822 История Рязанского края: Аничковы]. Проверено 17 июня 2013. [www.webcitation.org/6CJ7Htzsd Архивировано из первоисточника 20 ноября 2012].
- [ru.rodovid.org/wk/Род:Аничковы Род:Аничковы] на Родоводе
- Каракозовы. Форум ВГД forum.vgd.ru/post/800/45370/p1318828.htm#pp1318828
 |
Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей.
|
Отрывок, характеризующий Аничковы
– Слушаю с.Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
