Анкилозавр

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
 Анкилозавр

Череп анкилозавра, экспонат Музея Скалистых гор (вид спереди)
Научная классификация
Международное научное название

Ankylosaurus Brown, 1908

Виды
  • A. magniventris Brown, 1908
Геохронология

Систематика
на Викивидах

Поиск изображений
на Викискладе
FW   [fossilworks.org/bridge.pl?action=taxonInfo&taxon_no= ???]

Анкилоза́вр (лат. Ankylosaurus, от др.-греч. ἀγκύλος σαῦρος «согнутый ящер») — род вымерших растительноядных рептилий из надотряда динозавров, семейства анкилозаврид. Род является монотипическим, так как включает только один известный науке вид — Ankylosaurus magniventris. Окаменелые останки анкилозавра были найдены в геологических формациях, датируемых наиболее поздней эпохой мелового периода (66,5—66 миллионов лет назад), на западе североамериканского материка.

Несмотря на то, что до сих пор не был найден целый скелет анкилозавра, и на то, что родственные динозавры изучены лучше, именно анкилозавра принято считать наиболее типичным (архетипом) представителем панцирных динозавров. Более того, это один из самых известных динозавров, несмотря на столь скудный окаменелый материал[1]. Другие анкилозавриды обладали сходными чертами: телом, покрытым мощной, тяжёлой бронёй, и массивным утолщением, своеобразной «палицей», на хвосте. Однако анкилозавр превосходит всех своих родственников по размерам и является самым большим из всех известных анкилозаврид[2].





Анатомия и палеобиология

Анкилозавра по современным стандартам можно считать весьма крупным животным, поскольку его длина достигала 8—9 метров[3], а масса — 6 тонн[4]. Однако в 2004 году возможные размеры ящера были пересмотрены в соответствии с размерами самого широкого из пока что найденных черепов (длина этого черепа составляет 64,5, а ширина — 74,5 сантиметра): длина животного оценивается в 6,25 метра, ширина — в 1,5 метра, а высота до бедра — в 1,7 метра[5]. Средняя же длина черепа оценивается, по некоторым данным, в 70—76 см[2].

Анкилозавр обладал очень широким, приземистым, коренастым телом. Он был четвероногим, задние конечности были длиннее передних. Хотя останки ступней этого динозавра ещё полностью не находили, на основе сравнения с другими представителями анкилозавров можно сделать предположение, что у представителей данного вида было по пять пальцев на каждой стопе. Существовало мнение, что ввиду массивности своего тела анкилозавр был медлительным и неповоротливым, но, по расчётам специалистов, это заблуждение — напротив, за счёт длины своего шага это пресмыкающееся могло передвигаться с достаточно большой скоростью[6].

Череп анкилозавра был низким, имел треугольную форму, причём его ширина превышала длину. На основании анализа окаменелостей черепа специалисты пришли к выводу, что у этого динозавра было хорошо развито обоняние[1]. Также известно, что между носом и ртом анкилозавра имелась костяная перегородка, позволявшая ему есть и дышать в одно и то же время, что присуще, например, человеку, но нехарактерно для большинства современных пресмыкающихся[7].

Как и другие ящеры из этой группы, анкилозавр был травоядным с зубами, по форме похожими на листья[1], которые хорошо подходили для срывания растительности. По отношению к телу размеры зубов этого ящера были меньше, чем у его родственников[8]. В связи с тем, что ему почти не требовалось пережёвывать растительность, он, в отличие от своих современников-цератопсов и гадрозавров, не имел перемалывающих приспособлений (поэтому пищеварительная система имела особое строение, специализированное для переваривания непережёванной растительности)[1], зубы его располагались глубоко во рту (что также было связано с тем, что он питался низкорослой растительностью[1]) и были очень маленькими и слабыми; рот же имел форму клюва[7], что также свойственно некоторым другим анкилозавридам и является их отличительной чертой от нодозаврид[2]. Кости черепа и других частей тела у анкилозавра были плотно соединены друг с другом, что увеличивало их прочность[5].

Броня

Одна из самых бросающихся в глаза особенностей внешности анкилозавра — его броня, состоящая из массивных шишек и костных пластин или щитков, именуемых остеодермами. Они врастали в кожу[9], и, несмотря на то, что частями скелета не являлись, играли важную роль в жизни ящера[6]. В наши дни остеодермы можно увидеть у крокодилов, броненосцев и некоторых ящериц. Костные пластины, вероятно, сверху были покрыты жёстким, ороговевшим слоем кератина. Размер остеодерм чрезвычайно широко варьировался — от больших плоских пластин до маленьких круглых бугорков. Пластины образовывали особые горизонтальные ряды, тянувшиеся по шее, спине и бедру животного, бронированы были даже веки ящера[1]; большое количество мелких наростов прикрывало незащищённое пространство между большими пластинами. На конечностях и хвосте располагались щитки меньшего размера. Более того, в качестве дополнительной защиты в центре каждого подобного нароста имелось утолщение в виде шипа. Сами же наросты были соединены друг с другом длинными полосами, что является одной из причин, по которой ящеру дали название, означающее «спаянный ящер». Вся броня была чрезвычайно тяжёлой. Ввиду такой защищённости динозавра его часто описывают как «живой танк»[9][10]. Без брони оставалось только брюхо ящера, но, поскольку у него были когтистые лапы, он мог защитить его, подогнув ноги и зарывшись глубоко в почву, тем самым лишив противника возможности опрокинуть его на спину[11].

Если сравнивать с обитавшим чуть ранее анкилозавридом эвоплоцефалом (тоже закованным в броню, но более мелким[6]), пластины анкилозавра по своей текстуре были относительно гладкими, без длинных шипов, которые были обнаружены на броне эдмонтонии, обитавшей в одно время с анкилозавром. Ряд плоских треугольных шипов, возможно, выступал на боковой части хвоста. Жёсткая круглая чешуя защищала верхнюю часть черепа, в то время как четыре больших рога пирамидальной формы торчали по углам задней части черепа[5][6], вероятно, также для защиты от укусов крупных хищников[1].

Булава на хвосте

Знаменитая хвостовая булава анкилозавра также состояла из нескольких больших остеодерм, которые были присоединены к нескольким последним хвостовым позвонкам. Она была тяжёлой и опиралась на семь позвонков кончика хвоста, которые были прочно скреплены, формируя у основания булавы жёсткий стержень. К этим позвонкам были прикреплены сухожилия, которые были обеспечены надёжной защитой. Эти сухожилия были несколько закостенелыми и не обладали эластичностью, что при размахивании хвостом позволяло передавать значительный силовой импульс в конец хвоста. Скорее всего, это было активное оборонительное орудие, которое имело значительную разрушительную силу и могло бы сломать кости атакующему[5] или опрокинуть на землю, причём даже самых крупных хищников, в том числе тираннозавра. Кроме того, у двуногих хищников при нападении позиция была значительно менее устойчивой, чем у анкилозавра. Всё это, вероятнее всего, обрекало плотоядных на долгую мучительную смерть[12]. Исследования 2009 года показали, что «большие утолщения хвоста могли генерировать силу при ударе, достаточную для того, чтобы сломать кости, но у мелких утолщений такой способности не было», а также что «размахивание хвостом — весьма правдоподобное поведение анкилозаврид, но неизвестно, использовался ли хвост во время межвидовой борьбы или внутривидовых поединков, или же в обоих случаях»[13]. Также высказывалось предположение, что хвостовая булава являлась как бы «ложной целью» для хищника, так как издали он мог принять её за голову. Тем не менее, в настоящее время эта гипотеза широко оспаривается[14].

Классификация

Анкилозавр — типовой род семейства анкилозаврид[15]. Последние, в свою очередь, входят в более обширный таксон — группу Ankylosauria, которая также включает нодозаврид. Филогения анкилозавров — достаточно спорный вопрос, в частности, в последние годы было проведено несколько взаимоисключающих исследований, так что точное положение анкилозавра среди анкилозаврид остаётся неопределённым. Одни исследователи считают анкилозавра и его ближайшего родственника эвоплоцефала сестринскими таксонами[3], другие рассматривают их как более отдалённые роды[16][17]. Возможно, дальнейшие исследования прольют свет на этот вопрос.

Приведённая ниже кладограмма построена в соответствии с наиболее точными данными, полученными палеонтологами Ричардом С. Томпсоном, Сюзанной С. Р. Мэйдмент и Полом М. Барреттом в 2011 году[18].

Ankylosauridae

Minmi




Liaoningosaurus




Cedarpelta




Gobisaurus




Shamosaurus


Ankylosaurinae

Tsagantegia



Zhongyuansaurus





Shanxia




Crichtonsaurus




Dyoplosaurus



Pinacosaurus mephistocephalus








Ankylosaurus



Euoplocephalus






Minotaurasaurus



Pinacosaurus





Nodocephalosaurus





Talarurus



Tianzhenosaurus





Tarchia



Saichania














История изучения

Анкилозавр получил своё название благодаря американскому палеонтологу Барнуму Брауну, в 1908 году. Родовое название происходит от др.-греч. ἀγκύλος (ankylos) «изогнутый» и σαῦρος (sauros) «ящер». То есть Браун использовал слово, однокоренное и схожее по значению с медицинским термином анкилоз, специально, чтобы подчеркнуть, что крепкость обеспечивалась соединением множества костей тела и черепа. Типовой вид — A. magniventris, видовое название происходит от латинских слов magnus — «большой» и venter — «брюхо»[15].

Группа специалистов под руководством Брауна открыла типовой экземпляр вида A. magniventris (AMNH 5895) в формации Хелл-Крик, Монтана, в 1906 году. Он состоял из верхней части черепа, а также позвонков, рёбер, фрагмента плечевого пояса и панциря. За шесть лет до этого Браун нашёл скелет крупного динозавра из подотряда теропод (AMNH 5866) в формации Лэнс, Вайоминг. Этот экземпляр получил название Dynamosaurus imperiosus в 1905 году, но сейчас считается, что он принадлежит тираннозавру. Рядом с голотипом A. magniventris (AMNH 5866) было найдено 75 остеодерм, все из которых отнесли к вышеупомянутому тероподу Dynamosaurus. Однако они почти идентичны тем, что имел A. magniventris и, наиболее вероятно, принадлежат всё же именно к этому виду. В 1910 году, в ходе экспедиции в канадскую провинцию Альберта, Барнум Браун открыл свой третий экземпляр вида A magniventris (AMNH 5214), обнаружен он был в формации Сколлард. AMNH 5214 включает полностью сохранившийся череп и впервые обнаруженную хвостовую булаву, а также рёбра, кости конечностей и панцирь. Все три вышеописанных скелета сейчас хранятся в Американском музее естественной истории, город Нью-Йорк. Самый большой из когда-либо найденных черепов животного (NMC 880) был найден в Альберте Чарльзом М. Стернбергом в 1947 году, и сейчас выставлен в Канадском музее природы. В течение последующих лет было найдено много разрозненных костей, щитков панциря и зубов[5].

Палеоэкология

Анкилозавр жил в конце последнего, маастрихтского, века мелового периода — между 66,5 и 66 миллионами лет назад[19] (по другим данным, он появился ещё в кампанском веке[20]). Это был один из последних видов динозавров, появившихся на Земле перед падением астероида на границе мела и палеогена. Типовой экземпляр был найден в формации Хелл-Крик, штат Монтана, в то время как другие экземпляры специалисты обнаружили в формации Лэнс, штат Вайоминг, а также в Формации Сколлард, Канада, провинция Альберта, все находки датируются концом мелового периода[3]. В настоящее время всего насчитывается 15 коллекций останков анкилозавра, две из них хранятся в Канаде и остальные 13 — в США[20].

Вышеупомянутые формации Хелл-Крик, Лэнс и Сколлард представляют собой различные участки западного побережья мелководного моря, которое разделяло западную и восточную части североамериканского континента в течение мелового периода. Они представляли собой широкую прибрежную равнину, расширяющуюся в западном направлении от морского пути к недавно сформировавшимся Скалистым горам. Эти формации состоят по большей части из песчаника и аргиллита, что является отличительной чертой пойм[21][22][23]. Формация Хелл-Крик была наиболее хорошо изучена в плане этих древних сред обитания. В то время данный регион был субтропическим, с тёплым и влажным климатом. Там росло множество растений, преимущественно цветковых, менее распространены были хвойные, папоротники и саговниковидные. Изобилие окаменелых листьев, которые удавалось находить в дюжинах различных месторождений, говорит о том, что этот район густо порос небольшими деревьями[24]. Анкилозавр делил свою среду обитания с другими динозаврами, среди которых были известные представители цератопсид трицератопс и торозавр, гипсилофодонтид тесцелозавр, гадрозаврид эдмонтозавр, нодозаврид эдмонтония, представитель пахицефалозавров Pachycephalosaurus, а также тероподы орнитомим, троодон и тираннозавр[25][26].

В этих отложениях окаменелости анкилозавра достаточно редки по сравнению с эдмонтозавром и сверхизобильным трицератопсом, которые составляли большую часть той обширной растительноядной фауны. Там встречаются останки и другого представителя анкилозавров — эдмонтонии. Тем не менее, анкилозавр и эдмонтония, по-видимому, были разделены как географически, так и экологически. У анкилозавра была широкая морда, предназначенная, вероятно, для питания самыми разными растениями, поэтому обитал он, вероятно, в возвышенных областях, в то время как эдмонтония, обладая менее широком рылом и будучи, соответственно, более разборчива в кормлении, обитала на более низких высотах, ближе к побережью[5].

В популярной культуре

С момента первого описания анкилозавра в 1908 году публика знала его как архетипического панцирного динозавра, и благодаря его запоминающейся внешности и повышенному интересу публики к динозаврам он в течение многих лет оставался частью популярной культуры всего света. Известности анкилозавра очень поспособствовала его реконструкция в натуральную величину, фигурировавшая на Всемирной выставке 1964 года в Нью-Йорке[5]. Анкилозавр упоминается в японском кайдзю-фильме 1955 года «Годзилла снова нападает» как предок монстра-мутанта Ангируса (англ. Anguirus, существует много вариантов произношения и написания). С 1955 по 2004 год Ангирус появлялся в семи фильмах о Годзилле. Он также регулярно появлялся в книгах, телешоу и видеоиграх[27].

Напишите отзыв о статье "Анкилозавр"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 [www.prehistoric-wildlife.com/species/a/ankylosaurus.html Ankylosaurus] (англ.). [www.prehistoric-wildlife.com/ prehistoric-wildlife.com]. Проверено 1 января 2014.
  2. 1 2 3 Я познаю мир: История жизни на Земле / Т. Ю. Пинталь. — М.: «Издательство АСТ», 2004. — С. 335. — 512 с. — ISBN 5-17-024940-3.
  3. 1 2 3 Vickaryous, M.K., Maryanska, T., & Weishampel, D.B. 2004. Ankylosauria. In: Weishampel, D.B., Dodson, P., & Osmólska, H. (Eds.). The Dinosauria (2nd edition). Berkeley: University of California Press. Pp. 363—392.
  4. Coombs, Walter P. (December 1978). «Theoretical Aspects of Cursorial Adaptations in Dinosaurs». The Quarterly Review of Biology 53 (4): 393–418. DOI:10.1086/410790.
  5. 1 2 3 4 5 6 7 Carpenter, K. 2004. Redescription of Ankylosaurus magniventris Brown 1908 (Ankylosauridae) from the Upper Cretaceous of the Western Interior of North America. Canadian Journal of Earth Sciences 41: 961—986.
  6. 1 2 3 4 Кондрашова, 2005, с. 69.
  7. 1 2 Кондрашова, 2005, с. 68.
  8. Carpenter Kenneth. The Armored Dinosaurs. — Indiana University Press, 2001. — P. 255. — ISBN 0-253-33964-2.
  9. 1 2 Кондрашова, 2005, с. 66.
  10. Мир динозавров. Иллюстрированная энциклопедия. / Л. Кондрашова. — М.: Изд-во Эксмо, 2004. — С. 67. — 280 с.
  11. Кондрашова, 2005.
  12. Кондрашова, 2005, с. 67.
  13. Arbour, V. M. (2009) «Estimating Impact Forces of Tail Club Strikes by Ankylosaurid Dinosaurs» PLoS ONE 4(8) e6738. [www.plosone.org/article/info:doi/10.1371/journal.pone.0006738] DOI:10.1371/journal.pone.0006738 PMID 19707581
  14. Thulborn, T. 1993. Mimicry in ankylosaurid dinosaurs. Record of the South Australian Museum 27: 151—158.
  15. 1 2 Brown, B. [digitallibrary.amnh.org/dspace/handle/2246/1435 The Ankylosauridae, a new family of armored dinosaurs from the Upper Cretaceous] // Bulletin of the American Museum of Natural History. — 1908. — Vol. 24. — P. 187—201.
  16. Carpenter, K. 2001. Phylogenetic analysis of the Ankylosauria. In: Carpenter, K. (Ed.). The Armored Dinosaurs. Bloomington: Indiana University Press. Pp. 454—483.
  17. Hill, R.V., Witmer, L.M., & Norell, M.A. 2003. A new specimen of Pinacosaurus grangeri (Dinosauria: Ornithischia) from the Late Cretaceous of Mongolia: ontogeny and phylogeny of ankylosaurs. American Museum Novitates 3395: 1-29.
  18. Thompson, R. S.; Parish, J. C.; Maidment, S. C. R.; Barrett, P. M. (2012). «Phylogeny of the ankylosaurian dinosaurs (Ornithischia: Thyreophora)». Journal of Systematic Palaeontology 10 (2): 301. doi: [www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/14772019.2011.569091 10.1080/14772019.2011.569091]
  19. Arbour V. M., Burns M. E., Sissons R. L. A redescription of the ankylosaurid dinosaur Dyoplosaurus acutosquameus Parks, 1924 (Ornithischia: Ankylosauria) and a revision of the genus // Journal of Vertebrate Paleontology. — 2009. — Vol. 29, № 4. — P. 1117–1135. — DOI:10.1671/039.029.0405.
  20. 1 2 [fossilworks.org/?a=taxonInfo&taxon_no=38837 Fossilworks: Ankylosaurus] (англ.). [fossilworks.org/ fossilworks.org]. Проверено 1 января 2014.
  21. Lofgren, D.F. 1997. Hell Creek Formation. In: Currie, P.J. & Padian, K. (Eds.). The Encyclopedia of Dinosaurs. San Diego: Academic Press. Pp. 302—303.
  22. Breithaupt, B.H. 1997. Lance Formation. In: Currie, P.J. & Padian, K. (Eds.). The Encyclopedia of Dinosaurs. San Diego: Academic Press. Pp. 394—395.
  23. Eberth, D.A. 1997. Edmonton Group. In: Currie, P.J. & Padian, K. (Eds.). The Encyclopedia of Dinosaurs. San Diego: Academic Press. Pp. 199—204.
  24. Johnson, K.R. 1997. Hell Creek Flora. In: Currie, P.J. & Padian, K. (Eds.). The Encyclopedia of Dinosaurs. San Diego: Academic Press. Pp. 300—302.
  25. Weishampel, David B.; Barrett, Paul M.; Coria, Rodolfo A.; Le Loeuff, Jean; Xu Xing; Zhao Xijin; Sahni, Ashok; Gomani, Elizabeth, M.P.; and Noto, Christopher R. (2004). «Dinosaur Distribution». The Dinosauria (2nd). 517—606.
  26. Phillip Bigelow. [www.scn.org/~bh162/hellcreek2.html Cretaceous "Hell Creek Faunal Facies; Late Maastrichtian]. Проверено 26 января 2007. [web.archive.org/web/20070124225117/www.scn.org/~bh162/hellcreek2.html#plants Архивировано из первоисточника 24 января 2007].
  27. Lees, J.D.; Cerasini, M. (1998). The Official Godzilla Compendium. Random House. ISBN 0-679-88822-5

Литература

  • Динозавры. Полная энциклопедия = Dinosaurs. The Ultimate Dinosaur Encyclopedia / Л. Кондрашова. — М.: Эксмо, 2005. — 256 с. — ISBN 5-04-005368-1.

Ссылки

  • Bob Strauss. [dinosaurs.about.com/od/herbivorousdinosaurs/p/ankylosaurus.htm Ankylosaurus — About. com Dinosaurs] (англ.). [dinosaurs.about.com/ dinosaurs.about.com].
  • National Geographic Society. [animals.nationalgeographic.com/animals/prehistoric/ankylosaurus-magniventris/ Ankylosaurus Magniventris(англ.). [animals.nationalgeographic.com/ animals.nationalgeographic.com].
  • [www.livescience.com/25222-ankylosaurus.html Ankylosaurus: Facts About the Armored Lizard]  (англ.) — [www.livescience.com/ LiveScience]


Отрывок, характеризующий Анкилозавр

В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.