Анкудинов, Максим Арикович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Макси́м Арикович Анкуди́нов (25 июня 1970, Свердловск — 4 декабря 2003, Екатеринбург) — поэт, переводчик.

Рос в Нижнем Тагиле, жил в основном в Екатеринбурге. Окончил Уральский политехнический институт, работал программистом. Погиб (был сбит машиной).

Оригинальное творчество Анкудинова достаточно неоднородно: есть в нём и тексты, восходящие к достаточно агрессивной уральской рок-школе, и попытки облагородить эту традицию прививкой раннего французского авангарда. Однако высшие его достижения связаны со стихами, в которых Анкудинову удаётся найти для непосредственного лирического высказывания тот или иной особый язык, не затёртый использованием в русской литературной традиции, — чаще всего это любовный лепет (обычно не затрагивающий эротической сферы) или детская речь, как в замечательной поэме «Рыбы»:

Мама!
Смотри —
Рыбы пьют чай
И нас
Зовут.
Мама,
Смотри —
Рыб отрезал
Себе хлеба сам.
Мама,
А рыб этих добрых весёлых,
Как нас,
Убьют?
Мама,
А рыбам
Прекрасных
Досталося
Мам?

При жизни Анкудинов выпустил четыре маленьких поэтических сборника, печатался в антологиях «Самиздат века», «Нестоличная литература», «Девять измерений» и «Антология поэзии Екатеринбурга», журналах и альманахах «Урал», «Октябрь», «Солнечное сплетение», «Вавилон», «Литературный арьергард», а также в переводах на английский и итальянский.

Анкудинов много переводил французскую поэзию XX века, составил авторскую антологию, [magazines.russ.ru/ural/2002/6/ank.html частично опубликованную] в журнале «Урал»; среди наиболее удачных переводческих работ Анкудинова — стихи Поля Элюара, Жюля Сюпервьеля, Алена Боске. Анкудинову также принадлежит перевод большой статьи Ж.-Ф.Дюваля об Аллене Гинзберге, работа над которым была связана с временным увлечением Анкудинова битниками.

Напишите отзыв о статье "Анкудинов, Максим Арикович"



Ссылки

Отрывок, характеризующий Анкудинов, Максим Арикович

Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.