Анналы династии Чосон

Анналы династии Чосон
Хангыль	조선왕조실록
Ханча	朝鮮王朝實錄
Маккьюн — Райшауэр	Chosŏn Wangjo Shillok
Новая романизация	Joseon Wangjo Sillok

Анналы династии Чосон (также известные как «Подлинные записи династии Чосон») — ежегодные исторические сводки, составлявшиеся в Корее во время правления династии Чосон. Они составлялись в период с 1392 (13 год правления короля Тхэджона) по 1863 год (второй год правления короля Коджона). Записи включают 1893 тома.

Велись записи специальным государственным органом (Силлокчхон), издаваясь после смерти монархов.

Черновые записи не разрешалось читать никому, включая самого короля, историк, разгласивший сведения раньше срока, подвергался суровому наказанию. Ввиду этого, достоверность записей была очень высокой. Записи времён первых трёх королей династии, короля Тхэджо (1392—1398), Чонджон (1399—1400) и Тхэджона (1401—1418), велись в форме манускрипта лучшими каллиграфами государства. Однако начиная с анналов короля Седжона (1418—1450), они издавались печатным способом.

Хранились записи в четырёх специальных репозиториях: в «Чхунчхугван» в Сеуле, уезде Чхунджу, уезде Чонджу и уезде Сонджу. Все они, исключая хранилище в Чонджу были утеряны во время японских вторжений 1592—1598 годов (известных в Корее под названием Имджин Вэран). После вторжений Чосон напечатали ещё пять копий «Анналов» и разместили их в Чхунчхугване и в хранилищах на горах Мёхансан, Тхэбэксан, Одэсан и Марисан. Копия из Чхунчхугвана была утеряна в 1624 году, из-за предательства Ли Кваля. Часть записей, хранившихся на горе Марисан была утеряна после нашествия маньчжуров в 1638 году, после чего уцелевшие тома были перемещены в хранилище на горе Чонджоксан. Ранее (в 1633 году) туда были перенесены записи с горы Мёхансан.

Копии «Анналов» сохранялись до конца правления Чосон. Во время японского колониального правления копии с горы Одэсан были перемещены в Токийский Императорский Университет, однако в результате землетрясения 1923 года были утеряны.

Записи велись на китайском языке; переведены на современный корейский язык они были в 80-х годах XX века в КНДР и в 1994 году в Южной Корее. Избранные части «Анналов» были отсканированы в Сеульском Национальном Университете и сейчас доступны онлайн.

«Анналы» входят в список корейских национальных сокровищ под номером 151. В 1997 году ЮНЕСКО включило Анналы династии Чосон в реестр «Память мира».

Внешние ссылки

• [sillok.history.go.kr/main/main.jsp Официальный сайт (кор.)]

Отрывок, характеризующий Анналы династии Чосон

Так же весело в жарких лучах полуденного солнца вьются пчелы вокруг обезматочившего улья, как и вокруг других живых ульев; так же издалека пахнет от него медом, так же влетают и вылетают из него пчелы. Но стоит приглядеться к нему, чтобы понять, что в улье этом уже нет жизни. Не так, как в живых ульях, летают пчелы, не тот запах, не тот звук поражают пчеловода. На стук пчеловода в стенку больного улья вместо прежнего, мгновенного, дружного ответа, шипенья десятков тысяч пчел, грозно поджимающих зад и быстрым боем крыльев производящих этот воздушный жизненный звук, – ему отвечают разрозненные жужжания, гулко раздающиеся в разных местах пустого улья. Из летка не пахнет, как прежде, спиртовым, душистым запахом меда и яда, не несет оттуда теплом полноты, а с запахом меда сливается запах пустоты и гнили. У летка нет больше готовящихся на погибель для защиты, поднявших кверху зады, трубящих тревогу стражей. Нет больше того ровного и тихого звука, трепетанья труда, подобного звуку кипенья, а слышится нескладный, разрозненный шум беспорядка. В улей и из улья робко и увертливо влетают и вылетают черные продолговатые, смазанные медом пчелы грабительницы; они не жалят, а ускользают от опасности. Прежде только с ношами влетали, а вылетали пустые пчелы, теперь вылетают с ношами. Пчеловод открывает нижнюю колодезню и вглядывается в нижнюю часть улья. Вместо прежде висевших до уза (нижнего дна) черных, усмиренных трудом плетей сочных пчел, держащих за ноги друг друга и с непрерывным шепотом труда тянущих вощину, – сонные, ссохшиеся пчелы в разные стороны бредут рассеянно по дну и стенкам улья. Вместо чисто залепленного клеем и сметенного веерами крыльев пола на дне лежат крошки вощин, испражнения пчел, полумертвые, чуть шевелящие ножками и совершенно мертвые, неприбранные пчелы.
Пчеловод открывает верхнюю колодезню и осматривает голову улья. Вместо сплошных рядов пчел, облепивших все промежутки сотов и греющих детву, он видит искусную, сложную работу сотов, но уже не в том виде девственности, в котором она бывала прежде. Все запущено и загажено. Грабительницы – черные пчелы – шныряют быстро и украдисто по работам; свои пчелы, ссохшиеся, короткие, вялые, как будто старые, медленно бродят, никому не мешая, ничего не желая и потеряв сознание жизни. Трутни, шершни, шмели, бабочки бестолково стучатся на лету о стенки улья. Кое где между вощинами с мертвыми детьми и медом изредка слышится с разных сторон сердитое брюзжание; где нибудь две пчелы, по старой привычке и памяти очищая гнездо улья, старательно, сверх сил, тащат прочь мертвую пчелу или шмеля, сами не зная, для чего они это делают. В другом углу другие две старые пчелы лениво дерутся, или чистятся, или кормят одна другую, сами не зная, враждебно или дружелюбно они это делают. В третьем месте толпа пчел, давя друг друга, нападает на какую нибудь жертву и бьет и душит ее. И ослабевшая или убитая пчела медленно, легко, как пух, спадает сверху в кучу трупов. Пчеловод разворачивает две средние вощины, чтобы видеть гнездо. Вместо прежних сплошных черных кругов спинка с спинкой сидящих тысяч пчел и блюдущих высшие тайны родного дела, он видит сотни унылых, полуживых и заснувших остовов пчел. Они почти все умерли, сами не зная этого, сидя на святыне, которую они блюли и которой уже нет больше. От них пахнет гнилью и смертью. Только некоторые из них шевелятся, поднимаются, вяло летят и садятся на руку врагу, не в силах умереть, жаля его, – остальные, мертвые, как рыбья чешуя, легко сыплются вниз. Пчеловод закрывает колодезню, отмечает мелом колодку и, выбрав время, выламывает и выжигает ее.