Анна Мария Орлеанская

Анна Мария Орлеанская фр. Anne-Marie d'Orléans итал. Anna Maria di Borbone-Orléans<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Анны Марии кисти Луи-Фердинанда Элля — младшего, 1684 год</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">герб Анны Марии в браке</td></tr>
Герцогиня Савойская
6 мая 1684 — 26 августа 1728
Предшественник:	Мария Джованна Савойская
Преемник:	Поликсена Гессен-Рейнфельс-Ротенбургская
Королева Сицилии
22 сентября 1713 — 17 февраля 1720
Предшественник:	Мария Луиза Савойская
Преемник:	Елизавета Кристина Брауншвейг-Вольфенбюттельская
Королева Сардинии
17 февраля 1720 — 26 августа 1728
Предшественник:	Елизавета Кристина Брауншвейг-Вольфенбюттельская
Преемник:	Поликсена Гессен-Рейнфельс-Ротенбургская
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	27 августа 1669(1669-08-27) Сен-Клу, Франция
Смерть:	26 августа 1728(1728-08-26) (58 лет) Турин, Сардинское королевство
Место погребения:	Суперга
Род:	Орлеанский дом → Савойская династия
Отец:	Филипп I Орлеанский
Мать:	Генриетта Стюарт
Супруг:	Виктор Амадей II
Дети:	Мария Аделаида, Мария Анна, Мария Луиза, Виктор Амадей, Карл Эммануил, Эммануил Филиберт
Автограф:

А́нна Мари́я Орлеа́нская (фр. Anne Marie d’Orléans; 27 августа 1669, Шато Сен-Клу — 26 августа 1728, Вилла делла Реджина) — французская принцесса из Орлеанской ветви династии Бурбонов. В замужестве герцогиня Савойская, королева Сицилии и королева Сардинии.

Анна Мария была младшей дочерью Филиппа, герцога Орлеанского, и Генриетты Стюарт. Мать девочки умерла, когда ей не было года, и воспитанием принцессы занималась мачеха Елизавета Шарлотта Пфальцская. В 1684 году в возрасте 15 лет Анна Мария вышла замуж за герцога Савойи Виктора Амадея II, ставшего в 1713 и 1720 годах последовательно королём Сицилии и Сардинии. В браке с ним Анна Мария родила девять детей, из которых зрелого возраста достигли четверо и только один пережил мать. Анна Мария умерла от сердечной недостаточности в 1728 году в Турине.

Со смертью Генриха Стюарта в 1807 году мужская линия дома Стюартов пресеклась, и потомки Анны Марии оказались в нём старшими. Однако из-за принадлежности к католической религии они были отстранены от престолонаследия Англии и Шотландии согласно Акту 1701 года.

Происхождение и ранние годы

Анна Мария Орлеанская родилась 27 августа 1669 года в резиденции герцогов Орлеанских шато де Сен-Клу на окраине Парижа. Отцом девочки был младший брат французского короля Людовика XIV — Филипп, герцог Орлеанский, матерью — Генриетта Стюарт, младшая дочь короля Англии Карла I и Генриетты Марии Французской. Анна Мария была младшим ребёнком в семье: кроме неё у герцогской четы было две дочери и сын, однако к моменту появления на свет девочки в живых оставалась только Мария Луиза. Будучи внучкой французского короля по мужской линии, Анна Мария имела право на титул внучка Франции (фр. petite-fille de France), а также обращение Королевское высочество. При дворе принцесса именовалась мадемуазель де Валуа, а с 1679 года, когда её старшая сестра вышла замуж, стала именоваться мадемуазель. Анна Мария была крещена в начале 1670 года, а уже в июне того же года умерла её мать.

В 1671 году отец Анны Марии женился на Елизавете Шарлотте Пфальцской, которая была известна под уменьшительно-ласкательным прозвищем Лизелотта и, как и мать девочки, была потомком короля Якова I. Елизавету Шарлотту в отличие от деятельной Генриетты Стюарт, которая к тому же росла при французском дворе, придворные принимали холодно. В следствии такого отношения двора, а также гомосексуальных связей супруга, которые он не скрывал, Лизелотта обратила всё своё внимание на дочерей Филиппа, которым она фактически заменила мать, а также троих своих детей, рождённых в 1673, 1674 и 1676 годах. Анна Мария сблизилась с мачехой, которая позднее описывала принцессу как одну из самых любезных и добродетельных женщин.

Брак

Дабы упрочить французское влияние в итальянских государствах, в 1683 году король Людовик XIV организовал брак Анны Марии с савойским герцогом Виктором Амадеем. Король был союзником матери Виктора Амадея, Марии Джованны, принадлежавшей к Немурской ветви Савойского дома, родившейся и воспитывавшейся во Франции; именно Людовик помог Марии Джованне оставаться у власти вплоть до заключения брака между герцогом и Анной Марией, хотя к тому времени необходимости в её регентстве не было. Брак по доверенности между Анной Марией и Виктором Амадеем был заключён в Версале 10 апреля 1684 года, на следующий день после подписания брачного контракта. Представителем Виктора Амадея был кузен Анны Марии Луи Огюст де Бурбон. В приданое племяннице Людовик XIV дал 900 000 ливров.

Анна Мария отбыла из Франции на следующий день после заключения брака по доверенности; до Жувизи-сюр-Орж (в 18 км южнее Парижа) принцессу сопровождал отец и мачеха, кроме того, на всём пути до Савойи Анну Марию не покидала Анна Лотарингская, супруга Франсуа, принца Лиллебонна. Виктор Амадей встретил невесту в Шамбери 6 мая, в этот же день состоялась ещё одна брачная церемония. 8 мая молодожёны торжественно въехали в Турин.

По прибытии к савойскому двору молодая герцогиня попала под влияние своей властной свекрови; позднее придворные описывали Анну Марию как послушную и скромную невестку, потакавшую желаниям Марии Джованны. Близкие отношения между супругой и матерью не одобрялись Виктором Амадеем, поскольку Мария Джованна давно стала его политической соперницей. Когда в 1690 году Виктор Амадей порвал связи с Францией, Анна Мария и её дети покинули столицу вместе с Марией Джованной в знак протеста.

Несмотря на наличие у Виктора Амадея постоянной любовницы, брак Анны Марии был вполне счастливым. За годы брака Анна Мария родила девять детей, из которых зрелого возраста достигли четверо. Рождение старшей дочери — Марии Аделаиды — едва не стоило шестнадцатилетней Анне Марии жизни. Вопреки придворному протоколу, герцогиня занималась воспитанием детей сама.

Королева

Старшая дочь Анны Марии, Мария Аделаида, в 1696 году вышла замуж за Людовика, герцога Бургундского. Другая дочь герцогини, Мария Луиза, стала женой брата герцога Бургундского, испанского короля Филиппа V. Два этих престижных брака были организованы Людовиком XIV, чтобы привлечь Савойю на свою сторону в Войне за испанское наследство. Однако ни брак самого Виктора Амадея, ни браки его дочерей не смогли удержать его от перехода в стан противников Франции. В 1706 году Турин был осаждён французскими войсками во главе с единокровным братом Анны Марии Филиппом и испанскими войсками во главе с зятем герцогини королём Филиппом V. Анна Мария с двумя сыновьями и свекровью была вынуждена бежать в Геную.

Война завершилась в 1713 году заключением мира в Утрехте, по которому супруг Анны Марии получил корону Сицилии, ранее принадлежавшую Испании. По этому случаю Мария Джованна писала: «Я могу иметь или потерять покой, но одна вещь доставит мне наслаждение — видеть как наша герцогиня Савойская становится королевой, потому что я люблю её как если бы она была моим собственным ребёнком…» Когда Виктор Амадей собирался отправиться в Сицилию для коронации в конце 1713 года, он планировал оставить Анну Марию в качестве регента Савойи, но из-за опасений, что его мать станет управлять страной вместо Анны Марии из-за её лояльности к свекрови, он передумал и взял супругу с собой. В 1720 году Виктор Амадей был вынужден обменять Сицилию на менее важный домен Сардинию, но ему удалось сохранить титул короля.

В 1712 году от кори скончалась Мария Аделаида. Через несколько месяцев после коронации Виктора Амадея в Кафедральном соборе Палермо савойский двор узнал о смерти Марии Луизы, произошедшей в феврале 1714 года; в марте следующего года от оспы скончался принц Пьемонта. Смерть троих из четверых детей за столь короткий срок подорвала здоровье Анны Марии. Она, как и Виктор Амадей, долгое время пребывала в депрессии и вместе с супругом покинула столицу, оставив все государственные дела на Марию Джованну.

В марте 1724 года Анна Мария похоронила свекровь. Ещё через четыре года, за день до своего дня рождения, Анна Мария умерла от сердечной недостаточности на вилле делла Реджина и была похоронена в королевской базилике Суперга. Через два года после смерти супруги Виктор Амадей заключил морганатический брак с Анной Каналис ди Кумьяна, бывшей Дамой Опочивальни невестки Анны Марии, Поликсены Гессен-Рейнфельс-Ротенбургской.

Дети

За годы брака Анна Мария родила девять детей, из которых только четверо пережили младенчество и один пережил мать:

• Мария Аделаида (6 декабря 1685 — 12 февраля 1712) — была замужем за дофином Франции Людовиком Бургундским, от которого родила троих сыновей, младший из которых в 1715 году стал королём Людовиком XV.
• Анна Мария (14 августа 1687 — 5 августа 1690)
• Мария Луиза Габриэлла (17 августа 1688 — 14 февраля 1714) — была замужем за испанским королём Филиппом V, от которого родила четверых сыновей, двое из которых стали королями Испании.
• Мертворождённая дочь (6 июня 1690)
• Мертворождённая дочь (19 июля 1691)
• Мертворождённый сын (9 ноября 1697)
• Виктор Амадей Филипп Джузеппе (6 мая 1699 — 22 марта 1715) — принц Пьемонта; женат не был, детей не имел.
• Карл Эммануил (27 апреля 1701 — 20 февраля 1773) — король Сардинии, герцог Савойи. Был трижды женат: первым браком на Анне Кристине Зульцбахской, дочери пфальцграфа Теодора Эсташа Зульцбахского и Марии Элеоноры Гессен-Ротенбургской, от которой имел одного сына — Виктора Амадея; вторым браком на Поликсене Гессен-Рейнфельс-Ротенбургской, дочери Эрнста Леопольда, ландграфа Гессен-Ротенбургского, и Элеоноры Лёвенштайн-Вертхаймской, от которой имел троих сыновей и троих дочерей; третьим браком на Елизавете Терезии Лотарингской, дочери герцога Лотарингии Леопольда I и Елизаветы Шарлотты Бурбон-Орлеанской, от которой имел двоих сыновей и дочь.
• Эммануил Филиберт (1—19 декабря 1705) — герцог Шабле.

Наследница якобитов

С 1714 по 1720 год Анна Мария была предполагаемой наследницей якобитских притязаний на англо-шотландско-ирландский трон в связи со смертью бездетной королевы Анны. В это время претендентом на трон себя объявил единокровный и также бездетный брат Анны — Джеймс Фрэнсис, прозванный Старым Претендентом. В 1720 году у Джеймса Фрэнсиса родился сын Карл Эдуард, ставший наследником отца. Карл Эдуард и его брат Генрих Бенедикт умерли не оставив законных наследников и в 1807 году потомки Анны Марии оказались старшими в доме Стюартов, однако они были отстранены от престолонаследия Англии и Шотландии ещё в 1701 году из-за принадлежности к католической религии.

Генеалогия

Предки Анны Марии Орлеанской

16. Антуан де Бурбон, герцог Вандомский               8. Генрих IV король Франции и Наварры                       17. Жанна д’Альбре, королева Наварры               4. Людовик XIII король Франции и Наварры                             18. Франческо I, великий герцог Тосканы               9. Мария Медичи                       19. Иоанна Австрийская               2. Филипп I, герцог Орлеанский                                   20. Филипп II король Испании и Португалии               10. Филипп III король Испании и Португалии                       21. Анна Австрийская               5. Анна Австрийская                             22. Карл II, эрцгерцог Австрии               11. Маргарита Австрийская                       23. Мария Анна Баварская               1. Анна Мария                                         24. Генри Стюарт, лорд Дарнли               12. Яков I король Англии, Ирландии и Шотландии                       25. Мария I королева Шотландии               6. Карл I король Англии, Ирландии и Шотландии                             26. Фредерик II король Дании и Норвегии               13. Анна Датская                       27. София Мекленбург-Гюстровская               3. Генриетта Стюарт                                   28. Антуан де Бурбон, герцог Вандомский (=16)               14. Генрих IV король Франции и Наварры (=8)                       29. Жанна д’Альбре, королева Наварры (=17)               7. Генриетта Мария Французская                             30. Франческо I, великий герцог Тосканы (=18)               15. Мария Медичи (=9)                       31. Иоанна Австрийская (=19)

Литература

• Avello, Enrique Junceda. [books.google.ru/books?hl=ru&id=jwLjAAAAMAAJ La Saboyana]. — KRK ediciones, 1998. — 317 p.
• Barker, Nancy Nichols. [books.google.ru/books?id=UvOwAAAAIAAJ Brother to the Sun King: Philippe, Duke of Orléans]. — Baltimore/London: Johns Hopkins University Press, 1989. — 317 p. — ISBN 080183791X, 9780801837913.
• Beatty, Michael A. [books.google.ru/books?id=2xNmOeE7LH8C The English Royal Family of America, from Jamestown to the American Revolution]. — McFarland, 2003. — P. 49. — 261 p. — ISBN 0786415584, 9780786415588.
• Fraser, Antonia. [books.google.ru/books?id=Hqn5QgAACAAJ Love and Louis XIV: The Women in the Life of the Sun King]. — Weidenfeld & Nicolson, 2006. — 388 p. — ISBN 0297829971, 9780297829973.
• Mitford, Nancy. [books.google.ru/books?id=Oc5nAAAAMAAJ The Sun King]. — Harper & Row, 1966. — 255 p.
• Orr, Clarissa Campbell. [books.google.ru/books?id=QORvlXsmsYQC Queenship in Europe 1660–1815: The Role of the Consort]. — Cambridge University Press, 2004. — P. 34—41. — 419 p. — ISBN 0-521-81422-7.
• Pevitt, Christine. [books.google.ru/books?id=QNN-QgAACAAJ The Man who Would be King: The Life of Philippe, D'Orléans, Regent of France, 1674-1723]. — Weidenfeld & Nicolson, 1997. — 366 p. — ISBN 029781317X, 9780297813170.
• Storrs, Christopher. [books.google.ru/books?id=iivJoAEACAAJ War, Diplomacy and the Rise of Savoy, 1690-1720]. — Cambridge University Press, 2000. — P. 364. — ISBN 0521551463, 9780521551465.
• Symcox, Geoffrey. [books.google.ru/books?id=WSaUCA1HzroC Victor Amadeus II: Absolutism in the Savoyard State, 1675-1730]. — University of California Press, 1983. — 272 p. — ISBN 0520049748, 9780520049741.
• Williams, Hugh Noel. [books.google.ru/books?id=-L1CAAAAYAAJ A Rose of Savoy: Marie Adélaïde of Savoy, Duchesse de Bourgogne, Mother of Louis XV]. — Charles Scribner's Sons, 1909. — P. 19—43. — 478 p.

Отрывок, характеризующий Анна Мария Орлеанская

– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.