Анна де Монпансье

Анна Мария Луиза Орлеанская, герцогиня де Монпансье
Anne Marie Louise d'Orléans de Montpensier
Картина кисти Жильбера де Сев
Род деятельности:	французская принцесса королевской крови, активная участница Фронды, автор известных «Мемуаров»
Отец:	Гастон Орлеанский
Мать:	Мария де Бурбон
Дети:	дочь

Анна Мария Луиза Орлеанская (29 мая 1627 года — 3 апреля 1693 года) — французская принцесса королевской крови, герцогиня де Монпансье. Приходилась племянницей Людовику XIII. Также известна как «великая мадемуазель», активная участница Фронды, автор известных «Мемуаров».

Биография

Родители

Анна родилась 29 мая 1627 года в Луврском дворце. Её отец, Гастон Орлеанский, носивший титул Месье, был младшим сыном короля Генриха IV. Таким образом Анна приходилась двоюродной сестрой Людовику XIV. Мать, Мария де Бурбон, герцогиня де Монпансье была правнучкой 1-го герцога Монпансье и унаследовала от предков огромное состояние с большим числом титулов. Она умерла при родах Анны. Девочка воспитывалась при дворе короля Людовика XIII под опекой его жены Анны Австрийской.

Личная жизнь

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Будучи принцессой королевской крови и наследницей огромного состояния, оставленного матерью, она, казалось, представляла блистательную партию. Одним из первых ухажёров герцогини де Монпансье был принц Уэльский, будущий король Англии Карл II, который тогда вынужден был находиться во Франции, пока его отец старался удержать власть в Англии. Однако Анна посчитала кандидатуру принца в изгнании недостаточно подходящей. К тому же в мае 1646 она узнала, что скончалась Мария Анна Испанская, сестра королевы Анны, оставив императора Фердинанда III вдовцом. Тогда ей пришла в голову идея стать императрицей, выйдя за него замуж. Однако дело со сватовством не продвигалось, и в конце выяснилось, что император собирается жениться не на ней, а на эрцгерцогине Тирольской. Анна была обижена на придворных, когда узнала, что они скрывали от неё истинное положение дел.

Анна Мария Луиза не оставляла мысли об удачном браке. Она решила выйти замуж за своего кузена Людовика XIV, который был на десяток лет моложе её. Но её надеждам не суждено было сбыться, герцогиня прониклась идеями Фронды. Как и её отец, она встала на сторону фрондёров, чему немало способствовала неприязнь к кардиналу Мазарини, которого она считала виновным в неудавшемся браке. Во Фронде принцев Анна присоединилась к силам Великого Конде. Её действия во время вооруженных стычек в Париже были очень решительными. Она не только номинально командовала одной из армий на стороне принцев, но и лично участвовала в военных действиях. 2 июля 1652 герцогиня спасла принца Конде и его людей, стреляя из пушек по королевским войскам и контролируя ворота в город. В конце 1652 года, когда королева-регентша Анна Австрийская и Мазарини восстановили власть, Анна вместе с другими фрондёрами была выслана из столицы. Только в 1657 году, получив прощение короля, она вновь появилась при дворе. Мадемуазель была все ещё не замужем, но свататься к ней никто не спешил, ввиду её бунтарского прошлого. Да и первая молодость принцессы уже прошла. Ей было почти сорок, когда её внимание привлек Антуан Номпар де Комон, сын худородного графа Лозена и Шарлотты, дочери Анри-Номпара де Комона Ла Форса. В 1670 году Мадемуазель торжественно потребовала разрешение короля выйти замуж за Лозена. Людовик понимал, что нельзя допустить свадьбу кузины с любым из принцев, так как внушительное приданое и статус Анны сделают жениха слишком влиятельным. Поэтому он разрешил ей вступить в брак с рядовым дворянином. Однако не все при дворе были согласны с решением короля. По неизвестной причине через год, в декабре 1671, последовал арест Лозена, следующие десять лет он провел в Пинероло, и Анна изо всех сил старалась освободить его оттуда. Десять лет спустя герцог был освобожден после того, как Анна согласилась отдать Домб и некоторые другие свои владения внебрачному сыну короля Луи Огюсту. Пожилые любовники (в 1681, когда Лозен был выпущен, ему было почти пятьдесят, а Анне было пятьдесят четыре) тайно обвенчались. Но герцог презрительно относился к жене, и после нескольких случаев явного неуважения Анна Мария Луиза порвала с ним все отношения и отказалась видеть его даже на её смертном одре.

Последние годы

Герцогиня жила в течение нескольких лет в Люксембургском дворце, где она умерла 3 апреля 1693 года года. Анна Мария Луиза была похоронена в аббатстве Сен-Дени; её могила, как и многие другие, была разграблена во время Великой французской революции. Сердце герцогини было передано на хранение в церковь Валь-де-Грас.

Мемуары

В последние годы жизни она писала мемуары, которые начала, когда была в немилости, тридцатью годами ранее. Её воспоминания, впервые опубликованные в 1729 году, имеют большую литературную и историческую ценность, несмотря на то, что они эгоцентричны и чрезвычайно отрывочны. Автор воспоминаний уделяет внимание не столько историческим событиям, сколько живописным эпизодам из собственной жизни. Мемуары позволяют представить себе знаменитостей XVII века — Людовика XIV, Анну Австрийскую, Гастона Орлеанского, принца Конде, Генриетту Английскую — в их домашнем, бытовом обличье. Портрет знаменитой королевы Христины Шведской, посетившей Францию в 1656 году, представляет большой интерес для историка костюма:

«На ней была юбка из серой шёлковой ткани с золотыми и серебряными кружевами, камлотовое полукафтанье огненного цвета с кружевами того же цвета, что и юбка, и маленькая косичка — золотая, серебряная и чёрная; также на юбке был завязанный платок из генуэзского кружева с бантом огненного цвета: светлый парик, а сзади кольцо, как носят женщины; шляпа с чёрными перьями, которую она держала в руках.» (Пер. В. Д. Алташиной)

В своих мемуарах мадемуазель де Монпансье довольно успешно смешивает разные жанры — дневник, роман, новелла, комедия, фарс.

Титулы

Анна с рождения имела титул Мадемуазель, который носила старшая незамужняя дочь герцога Орлеанского. Её отец, герцог Орлеанский, носил титул Месье, а впоследствии, когда на трон взошёл Людовик XIV, Гастон стал именоваться Великий Месье, чтобы отличать его от племянника, брата Людовика XIV Филиппа Анжуйского, который получил титул Малого Месье. Вслед за отцом Анна также прибавила к титулу приставку Великая (Гранд) (фр. La grande Mademoiselle), именно под этим именем она известна в романах Дюма.

Анна унаследовала от матери владения и титулы, среди которых:

• Герцогиня де Монпансье, Сен-Фаржо, Шательро, Бопрео;
• Принцесса де Домб, Люк, ля Рош-сюр-Ион, Жуанвиль;
• Дофина д'Овернь;
• Маркиза де Мезьер;
• Графиня д’Э, Форез, Мортен, Бар-сюр-Сен;
• Виконтесса д’Ож, Бресс, Домфрон;
• Баронесса де Божоле, Монтегю-ан-Комбрай, Мирбо, Рош-ан-Ренье, Тьер-ан-Овернь.

Литература

• [penelope.uchicago.edu/mlle/mlle.html Мемуары Мадемуазель де Монпансье] (фр.)
• Алташина В. Д. Искусство светской беседы: «Мемуары» Великой мадемуазель // Поэзия и правда мемуаров (Франция, XVII—XVIII вв.). — СПб.: РГПУ имени А. И. Герцена, 2005. — С. 87—108.

Отрывок, характеризующий Анна де Монпансье

– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]