Анненкова-Бернар, Нина Павловна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Нина Павловна Анненкова-Бернар
Имя при рождении:

Нина Павловна Дружинина

Дата рождения:

1864(1864)

Дата смерти:

1933(1933)

Гражданство:

Российская империя Российская империя СССР СССР

Род деятельности:

актриса, прозаик

Направление:

проза

Жанр:

рассказ, повесть, драма

Язык произведений:

русский

[az.lib.ru/a/annenkowabernar_n_p/indexdate.shtml Произведения на сайте Lib.ru]

Нина Павловна Анненкова-Бернар (1864 — 1933) — русская актриса и писательница[1].



Биография

Нина Павловна Анненкова-Бернар (в девичестве Дружинина) родилась в 1864 году. Училась в Мариинской женской гимназии (Санкт-Петербург) и занималась на драматических курсах под руководством Веры Васильевны Самойловой[2].

Как актриса выступала в Вильно, Казани, Оренбурге, Самаре и других городах вплоть до 1888 года, затем — в театре Горевой (Москва, 1889), в 1890—1893 гг. — в Александрийском театре[3].

С середины 1890-х гг. публиковала повести и рассказы в периодических печатных изданиях, в частности, в журналах «Русское богатство», «Русская мысль», «Неделя», «Вестник Европы».

Отдельно были изданы сборник её «Рассказов и очерков» (1901), «Бабушка и внучка» (1904) и драмы «Дочь народа» (1903)[4] и «Драма в 3 д. и 5 карт. из жизни киргизского народа» (1923).

После Октябрьского переворота 1917 года жила в Оренбурге, где некоторое время руководила театральной студией для молодёжи.

Скончалась в 1933 году.

Напишите отзыв о статье "Анненкова-Бернар, Нина Павловна"

Примечания

  1. Анненкова-Бернар // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Анненкова-Бернар, Нина Павловна // Новый энциклопедический словарь: В 48 томах (вышло 29 томов). — СПб., Пг., 1911—1916.
  3. [www.theatre-enc.ru/html/a/annenkova-bernar.html Анненкова-Бернар, Нина Павловна (1864—1933)]
  4. [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/505 Анненкова-Бернар Нина Павловна]

Отрывок, характеризующий Анненкова-Бернар, Нина Павловна

В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.