Анпилогов, Григорий Николаевич

Григорий Николаевич Анпилогов
Дата рождения:	5 февраля 1902(1902-02-05)
Место рождения:	дер. Вязовое, Щигровский уезд, Курская губерния
Дата смерти:	31 октября 1987(1987-10-31) (85 лет)
Место смерти:	Москва
Страна:	Российская империя, СССР
Научная сфера:	история, краеведение
Место работы:	Московский государственный университет
Учёная степень:	кандидат исторических наук
Учёное звание:	доцент
Альма-матер:	МГУ
Известные ученики:	Н. Б. Голикова
Награды и премии:

Григорий Николаевич Анпилогов (1902—1987) — советский историк, преподаватель исторического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Кандидат исторических наук (1938), доцент (1938).

Биография

Родился в деревне Вязовое Щигровского уезда Курской губернии, в крестьянской семье. В 1912 году окончил приходскую сельскую школу.

В годы революции и Гражданской войны был одним из первых комсомольцев, агитатором, рядовым бойцом отряда ЧОНа.

В 1924—1926 учился на рабфаке им. Артёма (Москва). В 1926—1930 — студент судебного отделения факультета советского права 1-го МГУ. Ещё будучи студентом, начал преподавать.

В 1927—1931 преподавал на вечерних рабочих курсах Замоскворечья и Красной Пресни, в 1928—1930 — на курсах комвуза им. М. В. Ломоносова.

После окончания университета по направлению МК ВКП(б) работал в органах ОГПУ—НКВД Москвы и Московской области. Одновременно в 1933—1935 был и. о. доцента Высших педагогических курсов при Совете национальностей ЦИК СССР, в 1932—1936 преподавал в Школе высшего начсостава НКВД—РКМ. С конца 1935 перешёл на работу в систему партийного образования.

В 1938 году защитил кандидатскую диссертацию «Сенат при Петре I до образования коллегий». В 1938—1941 — доцент кафедры истории СССР и декан исторического факультета МИФЛИ. В 1942—1949, после объединения МИФЛИ с МГУ — доцент, заместитель заведующего кафедрой истории СССР МГУ.

В 1942—1946 — старший научный сотрудник сектора истории Великой Отечественной войны Института истории АН СССР. В 1940—1949 преподавал также на Ленинских курсах ЦК ВКП(б), в Высшей партийной школе и Академии общественных наук при ЦК КПСС.

В 1950—1952 был командирован в Венгрию, где преподавал в Высшей партийной школе, работал профессором и заведующим кафедрой Будапештского университета; преподавал историю России в Сегедском и Дебреценском университетах. По приезде в СССР вернулся в МГУ на кафедру истории СССР периода феодализма.

Основные научные труды относятся к истории России XVI—XVII века, в частности, к истории Курска, Нижнего Новгорода и т. п.

Награды

• Орден Знамени (ВНР) II ст.

Сочинения

• Серьёзные ошибки в учебнике истории СССР // Культура и жизнь. 1948. 11 марта.
• [Рец. на кн.:] Пётр Великий. Сб. статей / Под ред. А. И. Андреева. М.-Л., 1947 // Вопросы истории. 1948. № 4.
• Бортные знамёна как исторический источник (по путивльским и рыльским переписным материалам конца XVI и 20-х гг. XVII в.) // Советская археология. 1964. № 4.
• Новые документы о России конца XVI — начала XVII вв. / Г. Н. Анпилогов. — М.: Изд-во МГУ, 1967. — 541 с.
• Положение городского и сельского населения Курского уезда накануне восстания 1648 г. // Вестник МГУ. Серия 8. «История». 1972. № 5.
• Нижегородские документы XVI века (1588—1600) / Г. Н. Анпилогов. — М.: Изд-во МГУ, 1977. — 462 с.
• Рязанская писцовая приправочная книга конца XVI в. / Г. Н. Анпилогов. — М.: Изд-во МГУ, 1982. — 272 с.
• К вопросу о закрепощении крестьян законом 1592—1593 гг. и «урочных годах» // История СССР. 1972. № 5.
• О городе Курске X—XVI вв. // Вестник МГУ. Серия 8. «История». 1979. № 5.

Литература

• Григорий Николаевич Анпилогов (1902—1987) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. История. 1988. № 3.
• Тришкан И. Е. Анпилогов Григорий Николаевич // Энциклопедический словарь Московского университета. Исторический факультет / Под. общ. ред. чл.-корр. РАН, проф. С. П. Карпова.. — М.: Изд-во МГУ; РОССПЭН, 2004. — С. 17–18. — 544 с. — 2000 экз. — ISBN 5-8243-0565-X.

Отрывок, характеризующий Анпилогов, Григорий Николаевич

– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.