Матисс, Анри
Анри Матисс | |
Henri Matisse | |
Фотография Карла ван Вехтена | |
Имя при рождении: |
Анри Эмиль Бенуа Матисс |
---|---|
Место рождения: | |
Место смерти: | |
Жанр: | |
Учёба: | |
Стиль: | |
Влияние на: |
Анри́ Мати́сс (фр. Henri Matisse; 31 декабря 1869, Ле-Като-Камбрези, Нор, Франция (Вторая французская империя) — 3 ноября 1954, Ницца, Франция) — французский художник и скульптор, лидер течения фовистов. Известен своими изысканиями в передаче эмоций через цвет и форму.
Содержание
Биография и творчество
Детство и юность
Анри Эмиль Бенуа Матисс (фр. Henri Émile Benoît Matisse) родился 31 декабря 1869 года в городке Ле-Като-Камбрези, в Пикардии на севере Франции. Он был старшим сыном в семье Эмиля Ипполита Матисса и Элоизы Анны Жерар. Его детские годы прошли в соседнем городке Боэн-ан-Вермандуа, где отец, преуспевающий торговец зерном, держал лавку. Мать помогала отцу в лавке и занималась росписью керамики.[1][2]
В 1872 году родился его младший брат, Эмиль Огюст. По воле отца, старший сын должен был унаследовать семейное дело, но Анри, проучившись с 1882 по 1887 год в средней школе и лицее Анри Мартен в городке Сен-Кантен[3], уехал в Париж изучать юриспруденцию в Школе юридических наук.
В августе 1888 года, после окончания учёбы, молодой Анри получил право работать по специальности. Он возвратился в Сен-Кантен и устроился на работу клерком у присяжного поверенного.[1][4]
Творческое становление
В 1889 году у Анри случился приступ аппендицита. Когда он поправлялся после операции, мать купила ему принадлежности для рисования. Анри впервые начал рисовать, копируя цветные открытки во время двухмесячного пребывания в больнице. Это его так увлекло, что он, преодолев сопротивление отца, решил стать художником и записался в школу рисунка Кантен де ля Тур (фр. Ecole Quentin de la Tour), где обучались чертёжники для текстильной промышленности.[5][6]
В 1891 году он оставил юридическую практику и снова приехал в Париж, где поступил в Академию Жюлиана. Анри учился у известного мастера салонного искусства, Виллиама Адольфа Бугро, готовясь к вступительным экзаменам в Школу изящных искусств (фр. École nationale supérieure des beaux-arts de Paris), куда, однако, не поступил.[1]
В 1893 году он перешёл в Школу декоративных искусств (фр. École nationale supérieure des arts décoratifs de Paris), где познакомился с юным Альбером Марке. В 1895 году оба выдержали вступительные экзамены в Школу изящных искусств и были приняты в мастерскую Гюстава Моро, у которого с 1893 года они обучались в качестве приглашенных студентов.[4] Здесь Анри познакомился с Жоржем Руо, Шарлем Камуэном, Шарлем Мангеном и Анри Эвенепулом.
Во время обучения он копировал в Лувре произведения старых французских и голландских мастеров. Особое влияние на него в период ученичества оказало творчество Жана-Батиста Симеона Шардена, им были сделаны копии четырёх его картин.[7] Творчество Анри в это время также находилось под влиянием современных ему художников и японского традиционного искусства.
В 1894 году в личной жизни художника произошло знаменательное событие. Его модель Каролина Жобло (фр. Caroline Joblau) родила дочь Маргариту (1894—1982).
Лето 1896 года он провёл на острове Бель-Иль у побережья Бретани, вместе с Эмилем Бери, соседом по лестничной площадке в Париже.
Здесь Анри познакомился с художником из Австралии, Джоном Питером Расселом, другом Огюста Родена, коллекционером произведений Эмиля Бернара и Винсента ван Гога. В 1897 году он снова посетил его.[1]
Джон Питер Рассел познакомил Анри с импрессионизмом и работами Винсента Ван Гога, с которым он был дружен в течение десяти лет, и даже подарил Анри два его рисунка.[8]. Их общение кардинальным образом повлияло на творчество художника, и позднее он называл Джона Питера Рассела своим учителем, объяснившим ему теорию цвета .[9]
В 1896 году пять картин Анри были выставлены в Салоне Национального общества изящных искусств , две из которых были приобретены государством, в том числе его Читающая, написанная в 1894 году и приобретенная для резиденции президента Франции в Рамбуйе.[10] После выставки, по предложению Пьера Пюви-де-Шавана Анри Матисс стал членом-корреспондентом Салона Национального общества изящных искусств.[1]
Зрелые годы
10 января 1898 года Анри Матисс женился на Амели Парейр (фр. Amélie Noellie Parayre), которая родила ему сыновей Жана-Жерара (1899—1976) и Пьера (1900—1989). Его незаконнорожденная дочь Маргарита также была взята в семью. Жена и дочь были любимыми моделями художника.[11]
По совету Камиля Писсарро в свой медовый месяц он отправился с женой в Лондон исследовать картины Уильяма Тёрнера. Затем супруги предприняли путешествие по Корсике, во время которого побывали также в Тулузе и Генуе. В феврале 1899 года они вернулись в Париж.[12]
Со смертью Гюстава Моро в 1899 году у Анри возникли разногласия с его преемником, Фернаном Кормоном, и он ушёл из Школы изящных искусств. После очередного краткого обучения в Академии Жюлиана, художник поступил на курсы Эжена Каррьера. Здесь Анри познакомился с Андре Дереном, Жаном Пюи , Жюлем Фландреном и Морисом де Вламинком.
Его первой пробой в скульптуре была копия работы Антуана-Луи Бари, сделанная им в 1899 году.[13] В 1900 году, наряду с работой над картинами, Анри начал посещать вечерние курсы Антуана Бурделя в Академии де ля Гран-Шомьер. По утрам вместе с Альбером Марке он рисовал в Люксембургском саду, а по вечерам посещал занятия скульптурой.
Рост семьи, отсутствие постоянного дохода и потеря шляпного магазинчика, которым, вместе с партнером, владела его жена, стали причиной того, что детям пришлось переехать к родителям Анри.[1] Испытывая серьезные денежные затруднения, он поступил на работу в качестве художника-декоратора. Вместе с Альбером Марке занимался декорированием объектов для Всемирной выставки в Гран-Палэ, в Париже в 1900 году. Работа была изнурительной, и Анри заболел бронхитом. В 1901 году, после недолгого лечения в Швейцарии, где он продолжал много работать, некоторое время Анри провел вместе с семьей у родителей в Боэн-ан-Вермандуа.[4] В те дни художник был настолько расстроен, что даже думал отказаться от занятия живописью.
Импрессионистский период
С 1890 по 1902 год Матисс ежегодно создавал несколько картин, близких по духу импрессионистам. Таковы натюрморты Бутылка схидама (1896), Десерт (1897), Фрукты и кофейник (1898), Посуда и фрукты (1901). Два его ранних пейзажа, Булонский лес (1902) и Люксембургский сад (1902), свидетельствуют о попытках художника найти свой путь в искусстве.[4]
1901—1904 годы были для него временем интенсивных творческих поисков.[4] Матисс погрузился в исследования произведений других художников, и, несмотря на серьезные финансовые затруднения, приобретал картины авторов, работой которых он восхищался. На одном из написанных им в то время полотен, изображены гипсовый бюст работы Огюста Родена, рисунок Винсента ван Гога, картины Поля Гогена и Поля Сезанна. Структура живописи и работа с цветом последнего оказали особенное влияние на творчество Матисса, назвавшего его своим главным вдохновителем.[14]
В феврале 1902 года он принял участие в совместной выставке во вновь открывшейся галерее Берты Вейль. В апреле и июне того же года впервые были куплены его произведения.[15] В июне 1904 года состоялась первая персональная выставка Анри Матисса в галерее Амбруаза Воллара, не имевшая, однако, большого успеха.[4] Тем же летом, вместе с художниками-неоимпрессионистами Полем Синьяком и Анри Кроссом, он уехал на юг Франции, в Сен-Тропе. Под влиянием работы Поля Синьяка «Эжен Делакруа и Неоимпрессионизм» Матисс начал работать в технике дивизионизма, используя раздельные точечные мазки.[12] В Сен-Тропе из-под кисти художника вышел первый шедевр — Роскошь, покой и наслаждение (1904/1905). Но довольно скоро Матисс отказался от использования техники пуантилизма в пользу широких, энергичных штрихов.
Фовистский период
Лето 1905 года Матисс провёл с Андре Дереном и Морисом де Вламинком в Кольюре , рыбацкой деревне на Средиземном море. Это время ознаменовало значительный поворот в творческой деятельности художника. Вместе с Андре Дереном, Матисс создал новый стиль, вошедший в историю искусства под названием фовизма. Его картинам того периода характерны плоские формы, чёткие линии и менее строгий пуантилизм.
Фовизм, как направление в искусстве, появился в 1900 году на уровне экспериментов и был актуален до 1910 года, само же движение длилось всего несколько лет, с 1904 по 1908 год, и имело три выставки.[16][17] Движение фовизма получило своё название от небольшой группы единомышленников, художников Анри Матисса, Андре Дерена и Мориса де Вламинка.
Матисс был признан лидером фовистов, наряду с Андре Дереном. Каждый из них имел своих последователей. Другими значительными художниками в движении были Жорж Брак, Рауль Дюфи, Кеес ван Донген и Морис де Вламинк. Все они (кроме Кееса ван Донгена) были учениками Гюстава Моро, подтолкнувшего учеников думать вне формальных рамок и следовать своему видению.
Снижение роли фовизма после 1906 года и распад группы в 1907 году никоем образом не повлияли на творческий рост самого Матисса. Многие из его лучших работ были созданы им в период между 1906 и 1917 годами.
Когда осенью 1905 года будущие фовисты впервые представили широкой публике свои работы на Осеннем салоне в Париже, их резкие, энергичные краски буквально потрясли зрителей и вызвали негодование у критиков. Камиль Моклер сравнил выставку с горшком краски, брошенным в лицо общественности.[18] Другой критик, Луи Воксель, в рецензии Донателло среди дикарей![19] (фр. Donatello parmi les fauves!), опубликованной 17 октября 1905 года в газете Жиль Блаз, дал художникам ироничное прозвище «фовистов», то есть «дикарей» (фр. fauves).[18][20]
Матисс представил на выставке две работы, Открытое окно и Женщина в зелёной шляпе. Критика Луи Вокселя была направлена прежде всего на картину Женщина в зелёной шляпе. Коллекционер из США Лео Стайн , брат известных коллекционеров, Майкла Стайна и Гертруды Стайн, купил у художника эту картину за 500 франков.[21] Скандальный успех повысил рыночную стоимость работ Матисса, что позволило ему продолжить занятия живописью.[18]
После выставки в начале 1906 года в галерее Берней-Жён , 20 марта 1906 года в Салоне Независимых художник представил свою новую картину Радость жизни, в сюжете которой сочетались мотивы пасторали и вакханалии. Реакция критиков и академических кругов на произведение была крайне раздражительной. Среди критиков оказался и Поль Синьяк, вице-президент «независимых». Пост-импрессионисты отошли от Матисса. Однако, Лео Стайн приобрел и эту картину, увидев в ней важный образ современности.
В том же году Матисс познакомился с молодым художником Пабло Пикассо. Их первая встреча состоялась в Салоне Стайн на улице Рю де Флёрю в Париже, в котором Матисс регулярно выставлялся в течение года. Творческая дружба художников была полна и духа соперничества, и взаимного уважения.[22] Гертруда Стайн, вместе с друзьям из Балтимора в США, сёстрами Кларабель и Эттой Коэнами , были меценатами и коллекционерами Анри Матисса и Пабло Пикассо. Ныне Коллекция сестёр Коэн является ядром экспозиции Музея искусств в Балтиморе .[23]
В мае 1906 года Матисс приехал в Алжир и побывал в оазисе Бискра. Во время поездки он не рисовал. Сразу по возвращении во Францию им была написана картина Голубая обнажённая (Сувенир из Бискры) и создана скульптура Лежащая обнажённая I (Аврора). Из двухнедельной поездки, он привёз керамику и ткани, которые затем часто использовал в качестве фона для своих картин.
Под впечатлением поездки Матисс увлекся линейными орнаментами мусульманского Востока в стиле арабесок. В его графике арабеск сочетался с тонкой передачей чувственного обаяния натуры. В это время он открыл для себя скульптуру народов Африки, стал интересоваться примитивизмом и классической японской ксилографией. Тогда же появились первые литографии художника, гравюры на дереве и керамика.
В 1907 году Матисс отправился в путешествие по Италии, во время которого посетил Венецию, Падую, Флоренцию и Сиену.
Академия Матисса
По совету и при поддержке Майкла, Сары, Гертруды и Лео Стайнов, Ганса Пуррмана, Мардж и Оскара Моллов и других меценатов, он основал частную школу живописи, которая получила название Академии Матисса. В ней он преподавал с января 1908 по 1911 год. За это время в академии получили образование 100 студентов из числа соотечественников художника и иностранцев. Ганс Пуррман и Сара Стайн были назначены ответственными за организацию и управление академией.[24]
Студии разместились сначала в бывшем монастыре на улице де Севр в Париже.[24] Это помещение Матисс снял ещё в 1905 году в дополнение к своей студии на набережной Сен-Мишель. После основания частной академии было арендовано ещё одно помещение бывшего монастыря. Тем не менее, через несколько недель школа переехала в бывший монастырь на углу улицы Рю де Вавилон и бульвара Инвалидов.[24]
Обучение в академии носило некоммерческий характер. Матисс придавал большое значение классической базовой подготовке молодых художников. Раз в неделю все вместе они посещали музей, согласно учебной программе. Работа с моделью начиналась только после освоения техники копирования. За время существования академии доля студенток в ней была всегда на удивление высокой.
В 1908 году Матисс совершил свою первую поездку в Германию. Там он познакомился с художниками из группы Мост.[25] 25 декабря 1908 года в Гран Ревю были опубликованы его «Заметки живописца» (фр. Notes d’un Peintre), в которых он сформулировал свои художественные принципы, говоря о необходимости непосредственной передачи эмоций за счет простых средств.[26]
Русские коллекционеры
Одним из первых, кто оценил талант Матисса, был русский предприниматель и коллекционер Сергей Иванович Щукин.[4] В 1908 году он заказал художнику три декоративных панно для своего дома в Москве: Танец (1910), Музыка (1910) и Купание, или Медитация (последнее панно осталось лишь в эскизах). В них господствовали яркие краски, а композиции, заполненные движущимися в танце или играющими на музыкальных инструментах обнаженными людьми, символизировали природные стихии — воздух, огонь и землю. Перед отправкой в Россию, панно были выставлены в Париже.[4]
В связи с установкой картин, по приглашению Сергея Ивановича Щукина, в 1911 году Анри Матисс лично посетил Санкт-Петербург и Москву, где ему был оказан восторженный и тёплый прием.[27] Отвечая на вопросы журналистов о своих впечатлениях о стране, он сказал:
«Я видел вчера коллекцию старых икон. Вот большое искусство. Я влюблен в их трогательную простоту, которая для меня ближе и дороже картин Фра Анджелико. Я счастлив, что наконец попал в Россию. Я жду многое от русского искусства, потому что чувствую в душе русского народа хранятся несметные богатства; русский народ ещё молод. Он не успел ещё растратить жара своей души».[28]
На деньги, заработанные от продажи своих картин русским предпринимателям и коллекционерам Сергею Ивановичу Щукину и Ивану Абрамовичу Морозову,[29] художник смог, наконец, окончательно преодолеть материальные затруднения.
Переезд в Исси-ле-Мулино
В 1909 году Матисс оставил резиденцию на набережной Сен-Мишель в Париже и переехал в Исси-ле-Мулино, где купил дом и построил студию. В течение длительного времени члены его семьи служили для него моделями и исполняли все просьбы художника, например, дети должны были молчать во время еды, чтобы не нарушать концентрированности отца.
После посещения большой выставки исламского искусства в Мюнхене, во время его второго путешествия в Германию в 1910 году, Матисс провел два месяца в Севилье, на юге Испании, изучая мавританское искусство. В 1911 году он отошёл от педагогической деятельности и полностью посвятил себя творчеству.
В 1912 году состоялась первая выставка Матисса в США, организованная Альфредом Штиглицом в Галерее 291, в Нью-Йорке.[30] Уже в следующем году несколько картин Матисса попали на выставку Армори Шоу в Нью-Йорке, и вызвали бурю негодования у консервативной американской публики. Тем не менее, произведения художника продолжали выставляться в США Уолтером Пачем, казначеем Армори Шоу, с 1914 по 1926 год.[31]
Примерно в это же время, некоторые композиции Матисса, по мнению многих критиков, были созданы художником под влиянием кубизма.[32] Это связывали с его дружбой с Пабло Пикассо. Матисс говорил, что оба художника, во время их встреч и бесед, много дали друг другу.[32] При этом Пабло Пикассо брал на себя роль «адвоката дьявола», выискивая в произведениях Матисса слабые стороны.[32]
С 1911 по 1913 год художник дважды побывал в Марокко. Результатом этих путешествий, последнее из которых он осуществил совместно с художником Шарлем Камуаном, стало появление ярких, излучающих свет ландшафтов и фигурных композиций, краски которых резко контрастировали друг с другом,[33][34] как, например, в картинах Бербер (1913) и Арабская кофейня (1913).[35]
Летом 1914 года Матисс в третий раз посетил Германию, на этот раз Берлин. В том же году с началом Первой мировой войны немолодой художник обратился с просьбой принять его добровольцем в действующую армию, но ему отказали по состоянию здоровья. Мать осталась на оккупированных противником территориях, брат попал в плен, сыновья и друзья воевали на фронтах. Только жена и дочь остались возле художника.
Переезд в Ниццу
В 1916 году Матисс по совету врачей из-за обострений последствий бронхита некоторое время провёл в Ментоне, а зиму 1916—1917 года в Симье, пригороде Ниццы, в номере отеля Бо-Риваж, откуда переехал в отель Медитерран. В 1921 году он поселился в двухэтажной квартире на площади Шарль-Феликс в Симье. С мая по сентябрь художник регулярно возвращался в Исси-ле-Мулино, где работал в своей мастерской.
В 1918 году в галерее Гийом прошла совместная выставка Матисса и Пикассо. В Ницце он познакомился с Огюстом Ренуаром и Пьером Боннаром.
Это было время невероятно интенсивного внутреннего развития: новой угловатой геометрии и нового колорита с преобладанием жемчужно-серого и чёрного. Расслабляющая атмосфера юга Франции вдохновила его на создание чувственной серии Одалиски. В ней Матисс изобразил облачённых в экзотические наряды женщин на декоративном фоне. В Ницце он написал множество интерьеров, в которых внутреннее и внешнее пространства неизменно разделены между собой. При этом художник прибегал к синтезу природных и орнаментальных узоров и красок.[36]
В 1920 году по просьбе Сергея Павловича Дягилева он создал эскизы костюмов и декораций для балета «Соловей» на музыку Игоря Фёдоровича Стравинского в хорегографии Леонида Фёдоровича Мясина. Позднее, в 1937 году им также были сделаны эскизы декораций для балета «Красное и чёрное» на музыку Дмитрия Дмитриевича Шостаковича в хореографии всё того же Леонида Мясина.
В 1920-е годы имя художника приобрело всемирную известность. Его выставки прошли во многих городах Европы и Америки. В июле 1925 года Матисс получил звание кавалера ордена Почетного легиона.[37] В 1927 году его сын, Пьер Матисс, ставший галеристом, организовал выставку отца в Нью-Йорке, и в том же году художник получил премию Института Карнеги в Питтсбурге за картину Компотница и цветы.[37][38]
В конце 1920-х годов Матисс активно сотрудничал с другими художниками, и работал не только с европейцами — французами, голландцами, немцами и испанцами, но и с американцами и американцами-эмигрантами. Он вернулся к занятию скульптурой, которое оставил в предыдущие годы.
В 1930 году Альберт Барнс, коллекционер из США, заказал Матиссу настенную декорацию для своего частного музея. В том же году художник приехал на Таити, где работал над двумя вариантами декоративных панно для фонда Барнса.[39] При создании панно Танец II (1932) Матисс впервые применил цветную бумагу, из которой вырезал нужные формы.
На обратном пути с Таити в сентябре 1930 года, он посетил Альберта Барнса в Мерионе, пригороде Филадельфии, в США и принял его заказ на создание триптиха Танец II(1932—1934).[40][41][42] В 1933 году в Нью-Йорке у художника родился внук, Поль Матисс, сын Пьера Матисса.
Во время масштабной работы по росписи фонда Барнса Матисс нанял в секретари молодую русскую эмигрантку, Лидию Николаевну Делекторскую (1910—1998), служившую для него также моделью. Но жена художника настояла на её увольнении, и она была уволена. Однако, супруга все равно подала на развод. Матисс остался один, и попросил Лидию Делекторскую вернуться к обязанностям секретаря.[43]
С началом Второй мировой войны родственники пытались убедить Матисса эмигрировать в США или Бразилию.[44] Но он остался во Франции, в Ницце, которую не покидал уже до самой смерти.[45]
1930-е годы стали временем, когда художник попытался подвести итог своим открытиям. Для усиления впечатления, он перенёс в монументальную живопись приемы графики, как например, в картинах Розовая обнаженная (1935) и Натюрморт с устрицами (1940). В его работах того периода всё меньше экзотики и больше асимметрии. В них женские фигуры изображены в праздничных платьях, сидящими в креслах на фоне ковров, цветов и ваз.
В эти годы им были созданы эскизы для гобеленов, книжные иллюстрации. Матисс написал сцены из Одиссеи для романа «Улисс» Джеймса Джойса. В октябре 1931 года была издана первая книга с иллюстрациями художника. Им стал сборник поэзии Стефана Малларме.
В своих многочисленных работах того периода Матисс раздвигал границы картин, формы уходили в пространство за рамкой. Примером тому могут служить его картины Музыка II (1939) и Румынская блуза (1940).
Последние годы
В 1941 году Матисс перенёс тяжелую операцию на кишечнике. Ухудшение здоровья вынудило его упростить свой стиль. Чтобы сберечь силы, он разработал технику составления изображения из обрезков бумаги (так называемые Papiers decoupes), которая давала ему возможность добиться долгожданного синтеза рисунка и цвета. В 1943 году он начал серию иллюстраций к книге «Джаз» из раскрашенных гуашью обрезков (закончена в 1947). В 1944 году его жена и дочь были арестованы гестапо за участие в деятельности Сопротивления.
В период 1946—1948 годов краски написанных Матиссом интерьеров снова стали крайне насыщенными: такие его работы, как «Красный интерьер, натюрморт на синем столе» (1947) и «Египетский занавес» (1948), построены на контрасте между светом и темнотой, а также между внутренним и внешним пространствами.
- Последняя работа Матисса (1954) - витраж Церкви, построенной Рокфеллером в 1921 году, в штате Нью-Йорк. Union Church of Pocantico Hills, New York.
Остальные девять витражей расписаны Марком Шагалом.
Капелла Чёток
В 1947 году Матисс познакомился с доминиканским священником Пьером Кутюрье, в разговорах с ним возникла идея возведения небольшой капеллы для небольшого женского монастыря в Вансе. Матисс сам нашёл решение её художественного оформления. В начале декабря 1947 г. Матисс определил план работы, в согласии с доминиканскими монахами, братом Рейссинье, и с отцом Кутюрье.
«Не я выбрал эту работу, судьба определила мне её в конце моего пути, моих поисков, и в Капелле я смог объединить и воплотить их», «работа над Капеллой потребовала от меня четырёх лет исключительно усидчивого труда, и она — результат всей моей сознательной жизни. Несмотря на все её недостатки, я считаю её своим лучшим произведением. Пусть будущее подтвердит это суждение возрастающим интересом к этому памятнику, не зависящим от его высшего назначения». Анри Матисс
— так Матисс обозначил значение своей работы над витражами и фресками для Капеллы Чёток (Капеллы Розария)[46] в Вансе.[47]
Освящение Капеллы Чёток состоялось 25 июня 1951 г.
3 ноября 1954 года художник скончался в Симиезе под Ниццей в возрасте 84 лет.
Матисс в культуре
- В честь Матисса назван кратер на Меркурии.
- Оперативный псевдоним одного из персонажей фильмов о Джеймсе Бонде («Казино „Рояль“» и «Квант милосердия»), а равно и романа Себастьяна Фолкса «Дьявол не любит ждать» Рене Матисса взят в честь художника.
- Герой Анри Матисса эпизодически появлялся в таких фильмах как: «Полночь в Париже», «Прожить жизнь с Пикассо» и «Модильяни».
Интересные факты
- Одна из картин Матисса — «Les coucous, tapis bleu et rose» — в феврале 2009 года была приобретена частным коллекционером во время торгов в аукционном доме Кристис за 32 миллиона евро. Натюрморт был создан художником в 1911 году[48].
Напишите отзыв о статье "Матисс, Анри"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.henri-matisse.net/biography.html The Personal Life of Henri Matisse.]
- ↑ Spurling, Hilary (2001). The Unknown Matisse: A Life of Henri Matisse: The Early Years, 1869—1908. University of California Press, 2001. ISBN 0-520-22203-2, стр. 4-6.
- ↑ [www.moodbook.com/history/modernism/henri-matisse-biography.html Henri Matisse. Life chronicle.]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 [www.tonnel.ru/?l=gzl&uid=917&op=bio Матисс Анри на сайте Tonnel.ru]
- ↑ Leymarie, Jean; Read, Herbert; Lieberman, William S. (1966), Henri Matisse, UCLA Art Council, стp.9.
- ↑ Bärbel Küster. «Arbeiten und auf niemanden hören.» Süddeutsche Zeitung, 6 July 2007.
- ↑ Spurling, Hilary. The Unknown Matisse: A Life of Henri Matisse, the Early Years, 1869—1908, стp. 86.
- ↑ [bibliotekar.ru/slovar-impr3/33.htm Французский художник Анри Матисс. Биография].
- ↑ [www.abc.net.au/rn/arts/booktalk/stories/s1430343.htm Jill Kitson. About Hilary Spurlings The Unknown Matisse. ]
- ↑ [www.cosmopolis.ch/english/cosmo2/matisse.htm Henri and Pierre Matisse. Cosmopolis, No 2. January, 1999.]
- ↑ [www.xs4all.nl/~androom/biography/p018905.htm Marguerite Matisse.]
- ↑ 1 2 Oxford Art Online, «Henri Matisse»
- ↑ Leymarie, Jean; Read, Herbert; Lieberman, William S. (1966), Henri Matisse, UCLA Art Council, стp.19-20.
- ↑ Leymarie, Jean; Read, Herbert; Lieberman, William S. (1966), Henri Matisse, UCLA Art Council, стp.10.
- ↑ [books.google.de/books?id=PsIrxtth00IC&pg=PA233&lpg=PA233&dq=bethe+weill+matisse+spurling&source=bl&ots=LZHRtzAgai&sig=wCMYcQbJpEPFPfWBLcB_2XuPOKA&hl=en&sa=X&ei=drMaT5ChIo7u-gbax7HLCQ&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Spurling, Hilary. The Unknown Matisse. University of California Press, 2001. ISBN 0-520-22203-2, стр. 232.]
- ↑ John Elderfield, The «Wild Beasts» Fauvism and Its Affinities, 1976, Museum of Modern Art, стр.13, ISBN 0-87070-638-1
- ↑ Freeman, Judi, et al., The Fauve Landscape, 1990, Abbeville Press, стp. 13, ISBN 1-55859-025-0.
- ↑ 1 2 3 Chilver, Ian (Ed.). [www.websters-dictionary-online.com/definition/fauvism Fauvism], The Oxford Dictionary of Art, Oxford University Press, 2004.
- ↑ В зале, где проходила выставка художников, находилась скульптура работы Донателло, скульптора эпохи Возрождения. Отсюда название статьи.
- ↑ John Elderfield: The Wild Beasts Fauvism and Its Affinities, 1976, Museum of Modern Art, стр. 43, ISBN 0-87070-638-1.
- ↑ Stefana Sabin: Gertrude Stein. Rowohlt, Reinbek 1996, ISBN 3-499-50530-4, стр. 36
- ↑ [www.abc.net.au/rn/arts/booktalk/stories/s1430343.htm Spurling, Hilary. The Unknown Matisse: A Life of Henri Matisse, the Early Years, 1869—1908, стp 352—553.]
- ↑ [www.artbma.org/collection/overview/cone.html The Cone Collection. Baltimore Museum of Art.]
- ↑ 1 2 3 [books.google.ru/books?id=Vn6JrkY4EVEC&pg=PA54&lpg=PA54&dq=%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D0%B4%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D1%8F+%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%B8%D1%81%D1%81%D0%B0&source=bl&ots=bNK3dUgqiR&sig=3VYHMGmqHiXg83pj7WMjuZUo5HQ&hl=ru&sa=X&ei=KBC9UM27DqaN4gSptYCgCg&sqi=2&ved=0CFcQ6AEwBw#v=onepage&q=%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D0%B4%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D1%8F%20%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%B8%D1%81%D1%81%D0%B0&f=false Апель К. О. Матисс./Академия Матисса. М.:ОЛМА Медиа Групп, 2007, стр. 54]
- ↑ Ulrike Lorenz, Norbert Wolf (Hrsg.): Brücke — Die deutschen «Wilden» und die Geburt des Expressionismus, Taschen Verlag, Köln 2008, стр. 12 f.
- ↑ [graphic.org.ru/matisse.html#2 Анри Матисс. «Заметки живописца», 1908.]
- ↑ [www.tphv-history.ru/books/moskovskie-kollektsyonery13.html Н. Ю. Семёнова. Московские коллекционеры. Часть I. Загадка Щукина. Матисс в Москве.]
- ↑ Русаков Ю. А. Матисс в России осенью 1911 года. — В кн.: Труды Государственного Эрмитажа, XIV. Л., 1973, с. 167—184.
- ↑ [www.morozov-shchukin.com/html/sa_vie_russe.html Иван Абрамович Морозов.]
- ↑ [www.henri-matisse.net/chronology.html Illustrated Chronology — Matisse.]
- ↑ [www.askart.com/askart/p/walter_pach/walter_pach.aspx Биография Уолтера Пача на сайте Askart.com]
- ↑ 1 2 3 André Verdet: A Propos du dessin et des odalisque, Entretiens notes et écrits sur la peinture, 1978, Editions Galilée, Paris.
- ↑ [www.nga.gov/past/data/exh614.shtm Matisse in Morocco: The Paintings and Drawings, 1912—1913, NGA] (недоступная ссылка с 14-05-2013 (4171 день))
- ↑ [www.nytimes.com/1990/06/22/arts/review-art-matisse-and-the-mark-left-on-him-by-morocco.html?pagewanted=all&src=pm Review: John Russell, Matisse and the Mark Left On Him By Morocco, NY Times]
- ↑ [books.google.ru/books?id=L3GyBk4eaiIC&pg=PA309&lpg=PA309&dq=%D0%BA%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D0%BD%D1%8B+%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%B8%D1%81%D1%81%D0%B0+1913+%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D0%B0+%D0%91%D0%B5%D1%80%D0%B1%D0%B5%D1%80&source=bl&ots=Ok3xenoMM7&sig=xMY7DGS7jEUL4QHoHQjWerL5Evs&hl=ru&sa=X&ei=XAq9UKX1KfHN4QSliICwCA&sqi=2&ved=0CD4Q6AEwAw#v=onepage&q=%D0%BA%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D0%BD%D1%8B%20%D0%BC%D0%B0%D1%82%D0%B8%D1%81%D1%81%D0%B0%201913%20%D0%B3%D0%BE%D0%B4%D0%B0%20%D0%91%D0%B5%D1%80%D0%B1%D0%B5%D1%80&f=false Мировая история. Новейшая история. XX век. В 2 книгах. Книга 1, А-М. М:ОЛМА-ПРЕСС Образование, 2003, стр. 309.]
- ↑ Jack Cowart and Dominique Fourcade. Henri Matisse: The Early Years in Nice 1916—1930. Henry N. Abrams, Inc., 1986. стp. 47. ISBN 978-0-8109-1442-1.
- ↑ 1 2 [biopeoples.ru/hudozhnik/page,5,999-anri-matiss.html Биографии знаменитых людей. Анри Матисс.]
- ↑ [web.cmoa.org/?page_id=51 Carnegie International.]
- ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/369401/Henri-Matisse Henry Matisse на сайте энциклопедии Британника]
- ↑ [www.krasota.ru/krasota/articles/show.htpl?id=1512 А. В. Петухов. Дионисийский танец.]
- ↑ [blogs.artinfo.com/modernartnotes/2012/03/matisses-barnes-dance-mural-site-specificity/ Matisse’s Barnes 'Dance' mural & site-specificity]
- ↑ [galleristny.com/2012/03/matisses-the-dance-is-up-at-the-barnes-foundations-new-home/ Matisse’s 'The Dance' Is on View at the Barnes Foundation’s New Home]
- ↑ [artinheart.ru/post/people/390.shtml Истории. Люди. Лидия Делекторская.]
- ↑ Апель К. О. Матисс./Военная реальность и радость творчества. М.:ОЛМА Медиа Групп, 2007, стр. 144.
- ↑ [www.washingtonpost.com/wp-dyn/content/article/2005/09/22/AR2005092200996.html Phyllis Tuchman. Matisse the Master Hilary Spurling. The Washington Post, 25. September 2005]
- ↑ В русскоязычной литературе обычно используется название «Капелла Чёток», французское название - «Chapelle du Rosaire».
- ↑ [rudv.h12.ru/ArtStudies/natalyaapchinskya/matise.htm Н. В. Апчинская_Искусствоведение_Анри Матисс. Капелла в Вансе - Это результат всей моей сознательной жизни : "Россия-далее везде"]. Проверено 15 апреля 2013. [www.webcitation.org/6FwL6h0gq Архивировано из первоисточника 17 апреля 2013].
- ↑ [www.elmundo.es/elmundo/2009/02/23/cultura/1235422585.html Una obra de Matisse alcanza un precio récord de 32 millones de euros] (исп.)
Литература
- Анри Матисс. Статьи об искусстве. Письма. Переписка. Записи бесед. Суждения современников / Составитель Е. Б. Георгиевская. М., «Искусство», 1993.
- Климов Р. Б. «Танец» и «Музыка» Матисса. Концепция и место в художественном процессе // Советское искусствознание - 25. М., 1989.
- Турчин В. С. По лабиринтам авангарда. — М.: Изд-во МГУ, 1993.
- Луи Арагон. «Анри Матисс, роман». В 2-х книгах. — М.: Прогресс, 1981.
Ссылки
Анри Матисс в Викицитатнике? |
- [art-matisse.com/ Сайт посвященный творчеству и биографии Матисса]
- [www.anrimatiss.ru/ AnriMatiss.ru]
- [www.henri-matisse.net/ henri-matisse.net] — Henri Matisse: Life and Work
- [nevsepic.com.ua/art-i-risovanaya-grafika/1476-anri-matiss-xxe-henri-matisse-1227-rabot.html Около 1200 работ Анри Матисса в высоком разрешении]
- [sunny-art.ru/category/anri-matiss-kartiny-po-periodam/ Около 200 работ Анри Матисса, а также его биография]
- [just-meller.livejournal.com/130963.html Аллюзии на картину «Танец» Матисса]
Галереи работ
- [www.if-art.com/pgallery/per/hmatisse/2.html Около 30 работ]
Отрывок, характеризующий Матисс, Анри
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.
Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.
Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».
Звуки Польского, продолжавшегося довольно долго, уже начинали звучать грустно, – воспоминанием в ушах Наташи. Ей хотелось плакать. Перонская отошла от них. Граф был на другом конце залы, графиня, Соня и она стояли одни как в лесу в этой чуждой толпе, никому неинтересные и ненужные. Князь Андрей прошел с какой то дамой мимо них, очевидно их не узнавая. Красавец Анатоль, улыбаясь, что то говорил даме, которую он вел, и взглянул на лицо Наташе тем взглядом, каким глядят на стены. Борис два раза прошел мимо них и всякий раз отворачивался. Берг с женою, не танцовавшие, подошли к ним.
Наташе показалось оскорбительно это семейное сближение здесь, на бале, как будто не было другого места для семейных разговоров, кроме как на бале. Она не слушала и не смотрела на Веру, что то говорившую ей про свое зеленое платье.
Наконец государь остановился подле своей последней дамы (он танцовал с тремя), музыка замолкла; озабоченный адъютант набежал на Ростовых, прося их еще куда то посторониться, хотя они стояли у стены, и с хор раздались отчетливые, осторожные и увлекательно мерные звуки вальса. Государь с улыбкой взглянул на залу. Прошла минута – никто еще не начинал. Адъютант распорядитель подошел к графине Безуховой и пригласил ее. Она улыбаясь подняла руку и положила ее, не глядя на него, на плечо адъютанта. Адъютант распорядитель, мастер своего дела, уверенно, неторопливо и мерно, крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом, по краю круга, на углу залы подхватил ее левую руку, повернул ее, и из за всё убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта, и через каждые три такта на повороте как бы вспыхивало развеваясь бархатное платье его дамы. Наташа смотрела на них и готова была плакать, что это не она танцует этот первый тур вальса.
Князь Андрей в своем полковничьем, белом (по кавалерии) мундире, в чулках и башмаках, оживленный и веселый, стоял в первых рядах круга, недалеко от Ростовых. Барон Фиргоф говорил с ним о завтрашнем, предполагаемом первом заседании государственного совета. Князь Андрей, как человек близкий Сперанскому и участвующий в работах законодательной комиссии, мог дать верные сведения о заседании завтрашнего дня, о котором ходили различные толки. Но он не слушал того, что ему говорил Фиргоф, и глядел то на государя, то на сбиравшихся танцовать кавалеров, не решавшихся вступить в круг.
Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.
После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в департаменте Нор
- Умершие в Ницце
- Художники по алфавиту
- Художники XX века
- Художники Франции
- Художники XIX века
- Скульпторы по алфавиту
- Скульпторы Франции
- Скульпторы XIX века
- Скульпторы XX века
- Художники Франции XX века
- Фовизм
- Художники-монументалисты Франции XX века
- Художники-витражисты
- Мастера натюрморта Франции