Ансельм Кентерберийский

Ансельм Кентерберийский
Anselmus Cantuariensis
Дата рождения:	1033/1034
Место рождения:	Аоста, Италия
Дата смерти:	21 апреля 1109(1109-04-21)
Место смерти:	Кентербери, Англия
Школа/традиция:	основатель схоластики
Направление:	западные философы
Период:	средневековая философия
Основные интересы:	метафизика (вкл. теологию)
Значительные идеи:	Онтологическое доказательство бытия Божия
Оказавшие влияние:	Ланфранк, Аристотель, Августин
Испытавшие влияние:	Фома Аквинский, Гегель

Ансе́льм Кентербери́йский (лат. Anselmus Cantuariensis; в Италии известен как Ансельм из Аосты, итал. Anselmo d'Aosta, фр. Anselme d'Aoste, Anselme du Bec или Anselme de Cantorbéry; 1033, Аоста, Италия — 21 апреля 1109, Кентербери, Англия) — католический богослов, средневековый философ, архиепископ Кентерберийский (с 1093).

Представитель реализма и один из основоположников схоластики. Доказывал возможность доказательства бытия Бога с помощью онтологического доказательства, им же впервые и сформулированного в трактате «Proslogion» (1077—1078).

Канонизирован Католической церковью в 1494. Упоминается Данте Алигьери в разделе «Рай» в «Божественной комедии»

Биография

Юность

Ансельм родился в 1033 г. в состоятельной семье в Аосте, у перевала Большой Сен-Бернар. Его отец Гундульф происходил из Ломбардии, мать Эрменберга родилась в Аосте и состояла в родственных отношениях с Савойским домом. Её родственник Ансельм был епископом Аосты (умер в 1026 году). В 1032 после смерти короля Бургундии Рудольфа III Аоста оказалась в вассальной зависимости от короля Савойи Гумберта I Белорукого. Семья не была богатой, и Ансельм не мог рассчитывать ни на солидное наследство, ни на сколь-либо гарантированное положение. Известно, что у него была сестра Ричеза (её муж Бургундиус позже участвовал в Первом крестовом походе). В 15 лет Ансельм решил стать монахом, но отец ему запретил это делать. Вскоре Ансельм пересёк Альпы и несколько лет провёл в Бургундии. У него не было какой-то определённой цели, он "искал себя". После странствий от монастыря к монастырю, обучения в различных церковных школах Франции, Ансельм в 1060 г. перебрался в Бекский монастырь в Нормандии, один из главных религиозных центров того времени. Его приором был знаменитый тогда Ланфранк. В 1060 году Ансельм вступил в бенедиктинский орден, и вскоре достиг поста приора, а в 1078 г. был избран аббатом.

Аббат Бекского монастыря

В Беке Ансельм написал свои первые философские работы «Monologion» и «Proslogion», принесшие ему европейскую известность и высокую репутацию в сфере богословия. Бекский монастырь, благодаря покровительству Ланфранка, ставшего архиепископом Кентерберийским, превратился в одну из наиболее влиятельных церковных организаций англонормандской монархии со значительными владениями в Англии. В качестве аббата Ансельм неоднократно посещал Британию и вскоре стал рассматриваться как естественный преемник Ланфранка на посту архиепископа. Однако, когда в 1089 г. последний скончался, король Вильгельм II не стал спешить замещать пост примаса Англии, пользуясь доходами с земель Кентерберийского архиепископства, которые по феодальному праву в отсутствие епископа принадлежали королю. Лишь спустя четыре года, в 1093 г., когда Вильгельм II тяжело заболел и находился при смерти, он, вероятно под грузом своих грехов, дал согласие на избрание Ансельма архиепископом. Сам Ансельм, бывший в то время в Англии, пытался отказаться от этого поста, но несмотря на его протесты избрание состоялось.

Конфликт с Вильгельмом II

Хотя к моменту своего назначения архиепископом Ансельм был уже авторитетным богословом и выдающимся религиозным деятелем, качествами государственного деятеля он не обладал в той мере, как его предшественник Ланфранк. Став архиепископом и примасом Англии, Ансельм не смог наладить сотрудничество светской и церковной власти государства и защитить финансовые интересы религиозных институтов Англии от посягательств короля Вильгельма II. По характеру мягкий, в вопросах религии и канонического права он был бескомпромиссным и не желал идти на уступки светской власти, испытывающей острый дефицит денежных ресурсов. Положение осложнял тот факт, что король Вильгельм II был полной противоположностью архиепископа: циничным, жестоким и неразборчивым в средствах для усиления королевской власти.

Вскоре после выздоровления короля между ним и Ансельмом вспыхнул конфликт. Архиепископ потребовал возвращения церковных земель, отнятых светской властью после смерти Ланфранка, решающего слова в делах английской церкви и признания папой Урбана II. Если первое требование было удовлетворено королём, то согласиться на отказ от права королей единолично определять, какой папа будет признан в Англии, Вильгельм II не мог. Общественное мнение и сам король склонялись к признанию антипапы Климента III, однако Ансельм, уже поддержавший Урбана II в бытность аббатом Бека, оставался верен Урбану. С течением времени конфликт короля и архиепископа усиливался. Между ними возникли новые трения: по вопросу вклада церкви в финансирование военных кампаний Вильгельма II, по поводу нравов, царивших при дворе короля, известного своими гомосексуальными наклонностями. Вскоре Ансельм и Вильгельм окончательно разорвали отношения, причём король открыто заявлял о своей ненависти к архиепископу. В этом конфликте английское духовенство выступило на стороне короля, что показал собор в Рокингеме 25 февраля 1095 г., на котором Ансельм выступил с позиции примата папской власти над королевской. Более того, Вильгельм де Сен-Кале, епископ Даремский, даже потребовал смещения архиепископа и его изгнания из страны.

Вильгельм II тем временем обратился к папе Урбану II с предложением объявить о его признании в Англии взамен на лишение Ансельма сана архиепископа Кентерберийского. В мае 1095 г. в Англию прибыл папский легат кардинал Вальтер Альбанский. От имени Урбана он предоставил королю исключительную привилегию, согласно которой без согласия монарха в Англию не мог быть послан ни один священник с легатскими полномочиями. В ответ Вильгельм II официально признал Урбана II папой римским. Однако добившись своей цели, Вальтер Альбанский отказался обсуждать вопрос о смещении Ансельма и передал архиепископу паллий. Это не способствовало урегулированию противоречий между светской и церковной властью в стране. Король продолжал унижать и игнорировать архиепископа, а в то же время однозначной поддержки папы в своей борьбе за чистоту нравов при дворе Ансельм не нашёл. В ноябре 1097 г. Ансельм без разрешения короля покинул Англию и направился в Рим. Это означало его поражение и изъятие доходов архиепископства Кентерберийского в королевскую казну.

В Риме Ансельма ожидал торжественный приём. Папа обращался с ним, как с равным. На некоторое время архиепископ обосновался в монастыре Сан-Сальваторе в Телезе, недалеко от Беневенто, где завершил свой фундаментальный труд «Cur Deus Homo». В октябре 1098 г. Ансельм участвовал в церковном соборе в Бари, а в 1099 г. — в Риме, на которых были приняты постановления против симонии, светской инвеституры и браков священнослужителей. Однако несмотря на почтение, оказываемое Ансельму в среде высшего католического духовенства Италии, ему не удалось добиться поддержки Урбана II в своём конфликте с королём Англии. Папа отказался отлучить Вильгельма II от церкви. Раздосадованный Ансельм удалился в Лион, где и оставался в гостях у своего друга архиепископа Гуго до смерти короля Вильгельма, последовавшей в 1100 г.

Борьба против светской инвеституры

После вступления в 1100 г. на английский престол Генриха I Ансельм был приглашён вернуться на пост архиепископа Кентерберийского. 23 сентября 1100 г. он прибыл в Англию. К этому времени архиепископ стал ярым сторонником клюнийской реформы, поэтому он отказался принять светскую инвеституру на церковные земли от короля. Это вызвало новый кризис в английской церкви. Генрих I, хотя и признавал богословские таланты Ансельма, и питал к нему глубокое уважение, не желал отказываться от древнего права английских королей на инвеституру священнослужителей. Попытка достичь компромисса не увенчалась успехом из-за резкой позиции, занятой в этом вопросе папой Пасхалием II, противником любого вмешательства светской власти в назначение епископов. В 1101 г. Ансельм лично отправился в Рим на переговоры с папой, однако потерпев неудачу, не стал возвращаться в Англию: исполнение функций архиепископа Кентерберийского без согласия короля было невозможным. Ансельм вновь поселился в Лионе. Положение осложнилось в 1105 г., когда папа отлучил от церкви английских епископов, получивших инвеституру от Генриха I. Ансельм также пригрозил отлучением самому королю. Это вынудило Генриха пойти на соглашение. 22 июля 1105 г. в нормандском городе Лэгль состоялась личная встреча короля и архиепископа, на которой Генрих согласился вернуть Ансельму доходы с церковных земель взамен на признание епископов, получивших светскую инвеституру. Хотя папа был против такого компромисса, переговоры продолжились. Большое влияние на примирение враждующих сторон оказала сестра короля Адела Нормандская, которая была близка с Иво Шартрским, одним из наиболее авторитетных церковных деятелей Европы начала XII века, который выступал за допущение участия светской власти в процессе назначения епископов. В 1107 г. стороны достигли соглашения, которое позднее легло в основу и Вормского конкордата, завершившего борьбу за инвеституру в Германии: король отказался от права духовной инвеституры кольцом и посохом, но сохранил право требования оммажа за земельные владения прелатов. Хотя король признал, что выборы епископов должны быть свободными, однако на практике продолжал оказывать неофициальное влияние на определение кандидатур на замещение вакантных церковных кафедр. Более того, по всей видимости, Ансельм согласился на то, что оммаж королю прелаты должны были приносить до рукоположения, что в будущем дало монархам Англии решающий голос в процессе назначения высшего духовенства страны.

Смерть и канонизация

После урегулирования проблемы инвеституры, Ансельм в 1107 г. вернулся в Англию. Он утвердил епископов, выбранных королём, и оставшиеся два года жизни провёл в Кентербери, занимаясь текущими делами английской церкви. Он скончался 21 апреля 1109 г. В 1494 г. Ансельм был канонизирован папой Александром VI. В 1720 г. Климент XI провозгласил Ансельма Учителем Церкви. День памяти Святого Ансельма — 21 апреля — празднуется в католической, англиканской и лютеранской церквях.

Доказательства бытия Бога

Ансельм считал веру основой рационального знания.

Вывел бытие Бога из самого понятия Бога (онтологическое доказательство бытия Бога).

1. Все стремится к Благу — но Бог и есть Абсолютное Благо
2. Все ограничено и имеет некий верхний предел. Это и есть Бог.
3. Бытие целое по какой-то причине. Это и есть Бог.
4. Бог как совершенство

Бог превосходит по величине все мыслимое. Значит, он существует вне нас и вне этого мира (Бог есть, потому что Он есть — то есть Бог при рождении человека вкладывает в его разум идею о Себе).

Литература

• Гайденко В. П., Смирнов Г. А. Западноевропейская наука в средние века: Общие принципы и учение о движении. — М.: Наука, 1989.
• Штокмар В. В. История Англии в средние века. — СПб., 2001.
• Poole A. L. From Domesday Book to Magna Carta 1087—1216. — Oxford, 1956. — ISBN 978-0-19-821707-7

Ссылки

• Фокин А. Р. [www.pravenc.ru/text/115688.html Ансельм Кентерберийский] // Православная энциклопедия. — Т. 2. — С. 480—482
• Ансельм Кентерберийский // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [antology.rchgi.spb.ru/Anselm_de_Canterbery/_autor.rus.html Житие святого Ансельма и сочинения]
• www.saints.katolik.ru Святые и блаженные католической церкви. Крупнейший русскоязычный каталог святых
• [anselllm.ru/ Об Ансельме Кентерберийском]
• [33-3.ru/index.php?pid=15 Ансельм Кентерберийский -Об истине]
• [nibiryukov.narod.ru/nb_russian/nbr_teaching/nbr_teach_library/nbr_library_classics/nbr_classics_anselm_proslogium.htm Ансельм Кентерберийский. Прослогион]
• [www.thelatinlibrary.com/anselmproslogion.html ANSELMUS CANTUARIENSIS PROSLOGION]
• [reformed.org.ua/2/55/Anselm Ансельм Кентерберийский. Почему Бог стал человеком]

Предшественник Ланфранк

архиепископ Кентерберийский 1093—1109

Преемник Ральф д'Эскюр

Отрывок, характеризующий Ансельм Кентерберийский

– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.