Анстедт, Иван Осипович

Иван Осипович Анстедт
Johann Protasius von Anstett
Род деятельности:	дипломат, военный
Место рождения:	Страсбург
Подданство:	Российская империя Российская империя
Место смерти:	Франкфурт-на-Майне
Награды и премии:
Иван Осипович Анстедт на Викискладе

Иван Осипович Анстедт (Анштетт, Анштет, Анстет, Анстетен) (также Иоганн Протасий фон Анштетт, Жан Проте Анстед, род. 1766 или 1770, Страсбург — ум. 1 мая 1835 (13 мая 1835) или 2 мая 1835 (14 мая 1835), Франкфурт-на-Майне) — барон, дипломат русской службы, действительный тайный советник.

Происхождение и обучение

Иван Осипович Анстедт родился в Страсбурге, его отец был королевским советником и судьёй, по другим сведениям — адвокатом. С детства мальчика готовили к дипломатическому поприщу, отдав в обучение известному в Эльзасе немецкому профессору — фон Коху. У Коха в разное время учились, к примеру, такие крупные выразители немецкого духа, как Гёте и Меттерних.

Начало службы в России

Окончив учёбу, юный барон вступает во французскую армию, но, быстро получив чин поручика, по каким-то причинам покидает Эльзас и просится на службу в Россию. 29 мая 1789 года по особому Высочайшему повелению он был принят в чине подпоручика. В это время шла очередная русско-шведская война, и Анстедт вскоре был переведён в гребную флотилию, расположенную в финских шхерах под командованием принца Нассау-Зигенского. Анстедт участвовал с отличием во всех боях флотилии, особенно проявил себя 13 августа 1789 года, за что был награждён орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом.

Карьера дипломата

11 апреля 1791 года определён в Коллегию иностранных дел 8-м классом и был командирован в столицу Пруссии город Берлин.

В 1794 году участвовал в составлении секретных переговорах для привлечения прусского короля Фридриха Вильгельма II к действиям против французов. В свите короля находился во время его похода в Польшу и в бою при Тыкоцине, был и при взятии Воли. По отступлении прусского короля вел переписку с князьями Репниным и Безбородко.

По отречении от престола Станислава Августа Понятовского послан был в составе уполномоченных для обсуждения Третьего раздела Польши и в Варшаве занимался в комиссии для определения долгов короля и польской республики.

Во время Наполеоновских войн

21 сентября 1798 года произведён в 6 класс, а 1 января 1801 года был назначен советником Посольства в Вене, где занимал должность поверенного в делах с 1803 по 1804 год. Вновь был назначен в это звание в 1809 году.

15 апреля 1810 года И. О. Анстедт назначен полномочным комиссаром по разграничению владений России с Австрией. Выполнив особое государево поручение в 1811 году, Анстедт в 1812 г. был назначен директором дипломатической канцелярии при генерал-фельдмаршале князе Голенищеве-Кутузове, и в начале Заграничного похода вёл секретные переговоры с главнокомандующим австрийским вспомогательным корпусом, князем Шварценбергом, о перемирии, которое и было согласовано в конвенции от 18-го (30-го) января 1813 г.

После смерти Кутузова, в 1813—1814 годах находился при Александре I — для особых его поручений. В качестве русского уполномоченного вёл предварительные переговоры в Бреславле с бароном Гарденбергом, в результате которых 15-го (27-го) и 16-го (28-го) февраля 1813 был подписан важный Калишский союзный договор. За успех в трудной дипломатической миссии И. О. Анстедт был произведён в тайные советники.

Через месяц, 26-го марта (7-го апреля), Анстедт смог быстро подготовить и вместе с графом Лоттумом подписать конвенцию между Россией и Пруссией о пребывании, в течение предстоящей кампании, русских войск на территории Пруссии.

Летом 1813 года Анстедт был русским уполномоченным на конгрессе в Праге. На конгрессе, организованном при посредничестве Австрии, Франция предлагала России и Пруссии обсудить условия мира; державы стремились использовать передышку для накопления сил и привлечения Австрии в свои союзники; в результате, конгресс не привёл к миру, зато державы-участницы смогли впервые сформулировать и обсудить своё видение послевоенной Европы. 10 августа конгресс закрылся, а 28-го августа (9-го сентября), в Теплице, Австрия подписала союзный договор с Россией и вступила в войну на стороне коалиции. 22-го сентября (2-го октября), в том же Теплице, И. О. Анстедт заключил с Австрией конвенцию о поставке продовольствия для русских войск.

12-го (24-го) ноября, в числе уполномоченных трёх великих союзных держав (России, Пруссии и Австрии) и мелких князей — членов Рейнского союза, во исполнение тайных пунктов Теплицкого договора, И. О. Анстедт от имени России подписал во Франкфурте-на-Майне 21 акт, на основании которых немецкие княжества обязались выйти из Рейнского Союза, участвовать в уплате военных издержек и в продовольствии союзных армий.

Весной 1814 года, сопровождая Императора Александра I в Париж, Анстедт, при заключении Парижского мира, получил алмазные знаки ордена св. Анны 1-ой степени, — как один из творцов достигнутой победы. А в 1815 году он был назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром во Франкфурте-на-Майне. Участвовал в венском конгрессе, где состоял в нескольких комиссиях; по окончании конгресса, 5-го мая, Анстедт был награждён третьим по достоинству в Российской империи орденом св. Александра Невского.

К 1815 году относится, также, заключение Анстедтом двух конвенций: с Пруссией, 18-го (30-го) марта — о денежных обязательствах герцогства Варшавского и с Австрией, 5-го (17-го) июня — о взаимной выдаче дезертиров. Во время ста дней Наполеона следовал вместе с армией в Париж, где принимал участие в конвенции относительно оккупационной армии, которая проходила под председательством Веллингтона, заключенной там 20 ноября 1815 года.

Последние годы

С 1818 года был чрезвычайным послом и уполномоченным России при Германском союзе, в 1825 был дополнительно аккредитован, тоже в качестве чрезвычайного посланника и полномочного министра, при Штутгартском Дворе, с оставлением в прежних обязанностях.

В 1828 года произведён в чиновники 2 класса. В 1829 году был, кроме того, назначен чрезвычайным посланником и полномочным министром при Гессен-Кассельском Дворе.

Оставаясь во всех этих должностях, достигший на русской службе вершин дипломатической карьеры, эльзасский немец барон Иван Осипович Анстедт скончался во Франкфурте-на-Майне 1 мая 1835 (13 мая 1835), по другим сведениям — 2 мая 1835 (14 мая 1835).

Литература

• (2012) «[cyberleninka.ru/article/n/a-n-chechenskiy-i-i-v-vasilchikov-v-1812-g А.Н. ЧЕЧЕНСКИЙ И И.В. ВАСИЛЬЧИКОВ В 1812 Г]». Псков. Научно-практический, историко-краеведческий журнал 37.
• Головкин Ф. Г. Барон д'Анштетт // [books.google.ru/books?id=u3MbdzLsL7QC Двор и царствование Павла I. Портреты, воспоминания]. — ОЛМА Медиа Групп, 2003. — С. 258-259. — ISBN 522403681X, 9785224036813.

Ссылки

• Lieder, Friedrich (Künstler, 1780-1859) (Künstler), Engelmann, Godefroy (Drucker, 1788-1839) (Künstler) & it. [www.europeana.eu/resolve/record/08536/object_bam_library_ubhd_ub_graphische_sammlung_4939_html Johann Protasius (Freiherr) von Anstett Lieder, Friedrich]. Europeana. Проверено 16 августа 2015.

Отрывок, характеризующий Анстедт, Иван Осипович

– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.