Анталкидов мир

Анталкидов мир, также царский мир — мирный договор, подписанный летом 387 года до н. э. между представителями греческих полисов, гарантом которого выступала Персия. Назван по имени спартанского военного деятеля и дипломата Анталкида.

Предыстория

Когда послы собрались, Тирибаз, указав на царскую печать, прочёл грамоту. Вот что было в ней написано: «Царь Артаксеркс считает справедливым, чтобы ему принадлежали все города Азии, а из островов — Клазомены и Кипр. Всем прочим же эллинским городам, большим и малым, — должна быть предоставлена автономия, кроме Лемноса, Имброса и Скироса, которые по-прежнему остаются во власти афинян. Той из воюющих сторон, которая не примет этих условий, я вместе с принявшими мир, объявляю войну на суше и на море и воюющим с ними окажу поддержку кораблями и деньгами.»

Ксенофонт. Греческая история, V, 30—31.

После уничтожения лакедемонского флота персами под предводительством афинянина Конона в сражении при Книде (в начале августа 394 г. до н. э.) Спарта утратила своё владычество на море и над всеми прибрежными городами Малой Азии и прилегающими к ней островами. С другой стороны, успехи спартанского оружия в беотийско-коринфской войне, несмотря на победы при Немейском Коринфе и Коронее, в общем были настолько незначительны, что спартанцы увидели себя вынужденными изменить политику. В Спарте поняли, что невозможно долго отстаивать своё господство на суше и на море одновременно против персов и против союза государств Северной и Средней Греции. Поэтому решено было отказаться от греческих городов в Малой Азии, чтобы по возможности с помощью персов снова возвратить Спарте её прежнюю гегемонию в европейской Греции. Спартанцы отправили хитрого дипломата Анталкида к Тирибазу, персидскому наместнику в Сардах, для открытия переговоров в этом направлении. Первые попытки (392 г. до н. э.) не имели особенного успеха; но Анталкиду всё-таки удалось настроить персов в пользу новой политической программы Спарты и поселить подозрения к деятельности Конона в пользу Афин. Несколько лет спустя (388 г. до н. э.) Анталкид, сделавшийся тем временем спартанским навархом в азиатских морях, возобновил свою попытку в Сузах перед царём Артаксерксом II Мнемоном, который тогда был раздражён против афинян за поддержку, оказанную ими восстанию Эвагора на Кипре.

Благодаря поддержке Тирибаза Анталкид добился принятия всех своих предложений и в сопровождении его вернулся в Малую Азию. Истощённые долговременной войной, остальные греческие государства согласились отправить послов в Сарды, чтобы из уст Тирибаза выслушать волю царя.

Основные положения

Главнейшие статьи Анталкидова мира заключались в следующем:

1. греческие города Малой Азии и Кипра должны признать над собою верховную власть Персии;
2. все другие греческие города, большие и малые, остаются независимыми;
3. всякому, кто откажется подписать условия этого мира, будет объявлена война Персией и теми, кто принял мирные условия.

Значение

Наблюдение за исполнением условий договора персидский царь возложил на спартанцев. Позорная сторона этого мира, главным образом, заключается в том, что единоплеменники греков в Малой Азии отданы были в жертву варварам и что персидский царь сделался верховным третейским судьёй даже в Элладе. Но зато восстановление автономии всех, даже малых греческих государств, дало спартанцам возможность снова утвердить свою гегемонию над Грецией.

Чего не мог добиться Ксеркс, добился Артаксеркс: персидский царь распоряжался Грецией, как своей, и притом — не введя в неё ни одного солдата.

— М. Л. Гаспаров. Занимательная Греция

Источники

• Анталкид // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Анталкидов мир

На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.