Антал Гидаш

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Антал Гидаш
венг. Hidas Antal
Имя при рождении:

Санто Дьюла (венг. Szántó Gyula)

Место рождения:

Гёдёллё, Королевство Венгрия, Австро-Венгрия

Место смерти:

Будапешт, Венгерская Народная Республика

Род деятельности:

поэт, журналист

Годы творчества:

1919—1980

Язык произведений:

венгерский, русский

Дебют:

1925 — сборник стихов «Az ellenforradalom földjén» («На земле контрреволюции», Вена)

А́нтал Ги́даш[1] (венг. Hidas Antal; имя при рождении Дью́ла Са́нто, венг. Szántó Gyula; 18 декабря 1899, Гёдёллё, Королевство Венгрия, Австро-Венгрия — 22 января 1980, Будапешт, Венгерская Народная Республика) — венгерский поэт и прозаик, долгое время живший в СССР, эксперт по классической венгерской литературе в СССР.





Биография

Родился в многодетной семье сапожника Франца Дьюлы. В 1919 году дебютировал в газетах с революционными стихами. В 1920 году вместе с первой женой Юдит Санто (Szántó Juditt) эмигрировал из хортистской Венгрии в Словакию. В 1924 году развёлся с Юдит. В 1925 году в Вене выходит сборник революционных стихов о поражении Венгерской советской республики, наполненный надеждами на новый подъём — «Az ellenforradalom földjén» («На земле контрреволюции»). В 1925 году вернулся в Венгрию, и вновь эмигрировал — в СССР, через Вену и Берлин.

В Москве женился на шестнадцатилетней Агнессе Кун (венг. Kun Ágnes), дочери Белы Куна. Работал журналистом и редактором иностранной литературы. Переводил на венгерский стихи русских классиков и современников. С 1938 по 1944 годы находился на поселении. После его ареста Агнесс заставляли отречься от мужа, чего она не сделала; в 1941 году провела четыре месяца в заключении.[2]

Написал биографическую книгу для серии ЖЗЛ о Шандоре Петёфи (1949 год).[3] Эту книгу, как и многие другие прозаические произведения Антала Гидаша, перевела на русский язык Агнесса. Вместе с женой были главными экспертами по венгерской культуре в СССР. Под их руководством были переведены и изданы в СССР в 1950-е годы многие венгерские поэты. В 1946 году в Москве А. Гидаш и А. Кун убедили Гослитиздат, что пора знакомить советских читателей с венгерской классической поэзией. Вместе с Евгенией Книпович подобрали имена подходящих поэтов для русских переводов, среди явных мэтров Книпович рекомендовала и малознакомого Гидашам Леонида Мартынова. В дальнейшем чету Гидашей с четой Мартыновых связывала близкая дружба.[4] В 1959 году Гидаши получили разрешение на возвращение в Венгрию, и вдвоём с женой вернулись на историческую родину. В Венгрии занимался изданием классиков русской литературы.

Похоронен в Будапеште на мемориальном кладбище Керепеши. Рядом с ним была похоронена и Агнесса Кун, скончавшаяся в 1990 году.

Награды

Библиография

Поэзия

  • Az ellenforradalom földjén, Bécs, 1925.
  • Венгрия ликует. Москва, Центриздат, 1930.
  • A gyarmatok kiáltanak, Moszkva, A Szovjetunióban Élő Külföldi Munkások Kiadóvállalata, 1933.
  • Работы и хлеба. М., Молодая гвардия, 1933.
  • Гость или хозяин. М., Советская литература, 1933.
  • Земля движется. М., Товарищество писателей, 1934.
  • Néném kertje. Budapest, Zrínyi, 1958.
  • Jázmin utca, Budapest, Szépirodalmi, 1960.
  • Megtalálnak, Budapest, Magvető, 1964.
  • Vágyódunk utánad, Budapest, Magvető, 1968.
  • Villanások és villongások, Budapest, Magvető, 1970.
  • Hold iramlott, nap sütött, Budapest, Szépirodalmi, 1972.
  • Egy erős topolya, Budapest, Magvető, 1974.
  • Cseresznyefák, Budapest, Szépirodalmi, 1978.
  • Mi lesz holnap?, Budapest, Szépirodalmi, 1979.
  • Nagy hegyeknek ormán, Budapest, Kozmosz Könyvek, 1979.
  • Esik a hó, Budapest, Szépirodalmi, 1981.
  • Visszatérek, Budapest, Szépirodalmi, 1983.

Романы

  • Господин Фицек (1936), Ficzek úr.
  • Мартон и его друзья (1959) Márton és barátai.
  • Другая музыка нужна (1963) Más muzsika kell….

Мемуары

  • Világotjárt sorok, Budapest, Magvető, 1973.
  • Szólok az időhöz, Budapest, Magvető, 1979.

Напишите отзыв о статье "Антал Гидаш"

Литература

  • Россиянов О. Антал Гидаш. Очерк творчества. М., 1970.
  • Агнесса Кун Исключение // Наука и жизнь. — 1988. — № 9. — С. 12-14.
  • Мелентьев Юрий Слово о счастливом человеке. К 80-летию Антала Гидаша// Огонек, № 52, 1979, с. 17

Примечания

  1. Также встречается русское написание имени как Анатоль Гидаш или Анатоль Франциевич Гидаш
  2. [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=8809 УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН ::: Соколова-Пятницкая Ю. И. — Дневник жены большевика ::: Соколова-Пятницкая Юлия Иосифовна ::: Воспоминания о ГУЛАГе :: База данных :: Авторы и тексты]
  3. Об авторе/Антал Гидаш. Шандор Петефи. (Серия ЖЗЛ) М.: «Художественная литература», 1960.
  4. [litera.ru/stixiya/articles/642.html Сыпучее песка людские имена]
  5. Гидаш Антал — статья из Большой советской энциклопедии.

Ссылки

  • [ogorods.blogspot.com/search/label/Антал%20Гидаш Стихотворения А. Гидаша в переводе Л. Мартынова]


Отрывок, характеризующий Антал Гидаш

В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.