Антем

Анте́м (англ. anthem) в англиканской церкви — жанр многоголосной вокальной музыки (в том числе, с инструментальным сопровождением) с текстом на английском языке, заимствованным, в основном, из Псалтири. Расцвет жанра пришёлся на вторую половину XVI и XVII вв.

Характеристика. Полные и стиховые антемы

Литургически антемы возникли на месте католических вотивных (посвятительных) антифонов (отсюда название anthem, происходящее от саксонского слова antefn, а то, в свою очередь, от др.-греч. ἀντίφωνα). Антемы исполняются на англиканской вечерне (комплетории) и на утренних службах, и обычно посвящены Богородице и другим святым. Тексты антемов заимствуются, чаще всего, из Псалтири (в её стихотворных переводах, т.наз. англ. metrical Psalter), но также из «Книги общих молитв». В соответствии с требованиями простоты и отчётливости, которые реформаторы церкви предъявляли к озвучиванию молитвословных текстов, англиканские антемы задумывались как общинное силлабическое и гоморитмическое пение, «как если бы молитва вовсе не распевалась».

В реальной практике ранние антемы были полифоническими сочинениями с некоторым количеством имитаций, нередко контрафактуры латинских мотетов, как, например, антемы Таллиса «Arise, O Lord» and «With all our hearts» — контрафактуры его же мотета «Salvator mundi». Такой тип хорового антема (без инструментального сопровождения или со скромным аккомпанементом на органе) называется полным (англ. full anthem).

В период между 1565 и 1644 гг. получила развитие иная разновидность антема, для которой специфично чередование разделов сольного пения (англ. verses) с хоровыми разделами, причём в сопровождении музыкальных инструментов — обычно органа или струнного консорта, в особо торжественных случаях также в сопровождении духовых. Такой антем называется стиховым, или строфическим (англ. verse anthem). Жанровые истоки стихового антема - популярные в елизаветинские времена консортная песня и «пьеса с мальчиками-хористами» (англ. choirboy play). К концу XVI в. композиторы явственно отдавали предпочтение стиховому антему перед полным. Примеры таких сочинений — пасхальный стиховой антем «Christ rising again» У. Бёрда для дуэта дискантов, пятиголосного хора и виольного консорта (1589), антем Т. Морли «Out of the deep» для альта, пятиголосного хора и органа, написанные с использованием имитационной полифонии и сквозные по форме. Более поздние создатели антемов О. Гиббонс, Т. Томкинс и Т. Уилкс в ещё большей степени стремились к драматизации жанра, используя контрасты сольного пения и инструментального музицирования, мотивную разработку, имитации и т.п., их антемы временами напоминают поздние (театрализованные) итальянские мадригалы.

С середины XVII века антем ассимилировал некоторые черты французской и итальянской кантаты. Ещё бо́льшую роль в форме стали играть инструментальные прелюдии и интерлюдии (ритурнели); в особо торжественных случаях антемы включали (заключительную) хоровую юбиляцию «Аллилуйя»; наряду с полифоническим складом использовалась гомофония, вокальные ансамбли (в т.ч. диалогические) часто сопоставлялись с сольными ариозо и т.д. Благодаря этому общая протяжённость стихового антема выросла (особенно в сравнении с полным антемом).

Стилистически многообразны и необычайно изобретательны в технике композиции антемы Г. Пёрселла. Его полный антем «Hear my prayer, O Lord», Z 15 (до 1683) — пример имитационной полифонии и тонкой гармонической игры (в трезвучиях — замена минорной терции мажорной и наоборот). Стиховой антем «Let mine eyes run down with tears» (ок. 1682) выглядит как настоящая (и сквозная по форме) оперная сцена, в которой чередуются сольные фразы, диалоги, полифонические ансамбли и хор. «Rejoice in the Lord» (ок. 1682; так называемый «Колокольный антем»), «They that go down to the sea» (1685) и особенно пышный, коронационный, антем «My heart is inditing» (1685) — образцы стихового «оркестрового» антема — напротив, содержат много безыскусной гомофонной (и гоморитмической) музыки, восприятие которой упрощают инструментальные рефрены и повторы строфической формы.

После восшествия на трон Якова II (1685) жанр антема утратил своё значение, которое не вернулось и после восстановления в стране «англиканского» правления (отчасти в связи с подъёмом популярности оперы). Последние художественно значимые образцы антема создал в 1716-18 гг. Г.Ф. Гендель.

В XVIII веке многие английские музыканты эмигрировали в Америку; так антем появился и в США. Наиболее известным антемом XIX века является «Hear My Prayer, o God» — сочинение Феликса Мендельсона для сопрано, хора и органа (или камерного оркестра), впервые исполненное в Лондоне в январе 1845 года.

Другие значения термина

В Великобритании и США словосочетание англ. national anthem — то же, что национальный гимн.

Литература

• Stevens D. Tudor Church Music. London, 1955 (несколько репринтов);
• Le Huray P. Music and the Reformation in England, 1549-1660. Oxford; New York: Oxford University Press, 1967; 2nd ed. Cambridge; New York: Cambridge University Press, 2008;
• Long K.R. The music of the English church. London, 1972;
• English Choral Practice 1400–1650, ed. by J. Morehen. Cambridge, 1996;
• Harper J., Le Huray P. Anthem (England) // The New Grove Dictionary of Music and Musicians. London; New, York, 2001.

Ссылки

• [www.pravenc.ru/text/115696.html Антем] в Православной Энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Антем

– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.