Антес, Рудольф

Рудольф Антес

Рудо́льф А́нтес (нем. Rudolf Anthes; 1 марта 1896, Гамбург — 5 января 1985, Берлин) — немецкий египтолог.

Биография

Антес окончил школу в Наумбурге в 1914 году. В 1914—1918 годах находился на фронте, в боях лишился глаза. До призыва в армию изучал теологию и историю Древнего мира в Тюбингенском университете, после войны продолжил обучение на теолога в Грайфсвальдском университете, но в конечном итоге решил не связывать свою судьбу с богословием и перешёл в Берлинский университет на отделение египтологии. В 1923 году защитил докторскую диссертацию у Адольфа Эрмана, оказавшего большое влияние на научные интересы Антеса. Окончив учёбу, Антес в течение семи лет работал над словарём египетского языка. В 1927—1929 годах Антес служил ассистентом в Германском археологическом институте в Каире и принимал участие в раскопках в Луксоре. Во время экспедиций 1931—1932 и 1932—1933 годов Антес работал на раскопках с Уво Хёльшером в Мединет-Хабу. В 1929 году Антес работал помощником в Египетском музее в Берлине, в 1931 году получил должность доцента в Университете Галле. В 1931—1937 годах служил приват-доцентом в Галле и с 1932 года являлся хранителем университетской коллекции. С 1932 года Антес работал сначала куратором, а в 1935 году стал преемником Генриха Шефера на посту директора Египетского музея. Его чрезмерная погружённость в работу привела к проблемам со здоровьем. В 1940 году директором Египетского музея был назначен Гюнтер Рёдер, а Антес остался работать в музее куратором до 1943 года. В 1943—1945 годах Антес работал на таможне, по другой версии служил в вермахте в Чехословакии.

В 1945 году Антес провёл несколько месяцев в советском плену, освободившись, вновь возглавил музей и оставался на этой должности до 1950 года, когда его сменил Зигфрид Моренц. В 1946 году Антес был приглашён на преподавательскую работу в Берлинский университет, в 1947 году получил звание профессора египетской археологии и женился. В 1950 году по приглашению выехал из ГДР в США. С сентября 1951 года преподавал египтологию в Пенсильванском университете и курировал университетскую древнеегипетскую коллекцию. Участвовал в археологических экспедициях в Египте в 1955 и 1956 годах. В 1963 году Антес вышел на пенсию и вернулся в Западный Берлин.

Сочинения

• Die Felseninschriften von Hatnub nach den Aufnahmen Georg Möllers. Hinrichs, Leipzig 1928 (= Untersuchungen zur Geschichte und Altertumskunde Aegyptens. Band 9).
• Lebensregeln und Lebensweisheit der alten Ägypter. Hinrichs, Leipzig 1933 (= Der Alte Orien. Band 32, Heft 2)
• Meisterwerke ägyptischer Plastik. Günther, Berlin 1941 (= Die Sammlung Parthenon.).
• Die Büste der Königin Nofret Ete. Mann, Berlin 1954.
  • auch mehrere Auflagen in englisch: The Head of queen Nofretete.
• Ägyptische Theologie im dritten Jahrtausend v. Chr. ELTE, Budapest 1983 (= Etudes publiées par les Chaires d’Histoire Ancienne de l’Université Loránd Eötvös de Budapest. Band 35; Studia Aegyptiaca. Band 9).

Литература

• Henrik Eberle: Die Martin-Luther-Universität in der Zeit des Nationalsozialismus. Mdv, Halle 2002, ISBN 3-89812-150-X, S. 363f

Отрывок, характеризующий Антес, Рудольф

– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.