Антигетманское восстание 1918 года в Украине

Антигетманское восстание — восстания в декабре 1918 года, в результате которого в Украине на смену власти гетмана Павла Скоропадского пришла Директория Украинской Народной Республики.

Предпосылки

29 апреля 1918 года, состоялся Всеукраинский съезд хлеборобов в Киеве, на котором единогласно было провозглашено Павла Скоропадского новым гетманом. Центральная Рада была отстранена от власти, а вместо неё было образовано Украинское Государство.

Павел Скоропадский в своей политике придерживался консервативных взглядов. Поскольку политической опорой гетмана были крупные землевладельцы, Скоропадский провел некоторые реформы, которые не были популярными среди украинских крестьян. Недоверие к Скоропадскому со стороны крестьян подстрекалось социал-демократическими (эсдеки) и социал-революционные (эсеры) партиями, основными деятелями которых были Владимир Винниченко и Симон Петлюра. Последней каплей стало провозглашение гетманом «Союзной Грамоты», в которой говорилось о предстоящей федерацию Украины с Россией. Сам Скоропадский вспоминал, что он видел в будущем федеративном государстве союз, при котором Украина расцвела бы, возродила культуру и язык и начала стремительно развиваться.

13 ноября в Киеве состоялось заседание социалистических партий Украины, и было принято решение о создании Директории УНР. Началось антигетманское восстание. 14 ноября, члены Директории прибыли в Белой Церкви, которая и стала центром восстания. На то время в Белой Церкви стоял Отдельный отряд Сечевых Стрельцов (Примерно 1500 солдат). Сечевые Стрельцы были опорой всей Директории, и подтверждение этого можно найти в словах её главы Владимира Винниченко:

Однако, все же чувствовался недостаток хорошо дисциплинированных и вооруженных солдат. Участники восстания боялись встретиться с немецкой армией в Киеве, части которой насчитывали 200 тысяч солдат. Рассматривался план о выдаче оружия населению Киева, для поддержки восставших, однако этого все равно было недостаточно. Но, воспользовавшись тяжелой ситуацией в Германии, представители Директории заключили договор с немецкой армией о нейтралитете. По свидетельствам Скоропадского, Директория склонила на свою сторону немцев и некоторые пробольшевистские украинские части, пообещав им землю и разрешение на ограбление Киева.

15 ноября на стенах киевских домов появились листовки Директории, которые призывали к всенародному антигетманского восстания. Первые военные действия между гетманскими войсками и Директорией начались 16 ноября, когда Сечевые Стрельцы в г. Белая Церковь, разоружили сотню Государственной Стражи.

Хронология

• 14 ноября 1918 — «Федеративная Грамота» П. П. Скоропадского
• 14 ноября 1918 — Правительство Сек. Гербеля
• 16 ноября 1918 — Начало возглавляемого Директорией УНР восстания против гетмана
• 18 ноября 1918 — Захват Харьковской губернии войсками атамана Болбочана
• 18 ноября 1918 — Назначение гр. Келлера командующим вооруженными силами Украинского государства
• 27 ноября 1918 — Захват Полтавской губернии войсками атамана Болбочана
• 27 ноября 1918 — Назначение кн. Долгорукого командующим вооруженными силами Украинского Государства
• 14 декабря 1918 г. — Отречение гетмана П. П. Скоропадского

Литература

• Скоропадський, Павло. {{{заглавие}}}. — ISBN 5-7702-0845-7.
• Винниченко, Володимир. {{{заглавие}}}. — Т. 3. — ISBN 5-319-00839-2.
• {{{заглавие}}}. — Т. 10.
• Деникин, Антон. {{{заглавие}}}.
• Лукомский, А.С. {{{заглавие}}}.

См. также

Битва под Мотовиловкой

Отрывок, характеризующий Антигетманское восстание 1918 года в Украине

– Я, господа, – сказал Кутузов, – не могу одобрить плана графа. Передвижения войск в близком расстоянии от неприятеля всегда бывают опасны, и военная история подтверждает это соображение. Так, например… (Кутузов как будто задумался, приискивая пример и светлым, наивным взглядом глядя на Бенигсена.) Да вот хоть бы Фридландское сражение, которое, как я думаю, граф хорошо помнит, было… не вполне удачно только оттого, что войска наши перестроивались в слишком близком расстоянии от неприятеля… – Последовало, показавшееся всем очень продолжительным, минутное молчание.
Прения опять возобновились, но часто наступали перерывы, и чувствовалось, что говорить больше не о чем.
Во время одного из таких перерывов Кутузов тяжело вздохнул, как бы сбираясь говорить. Все оглянулись на него.
– Eh bien, messieurs! Je vois que c'est moi qui payerai les pots casses, [Итак, господа, стало быть, мне платить за перебитые горшки,] – сказал он. И, медленно приподнявшись, он подошел к столу. – Господа, я слышал ваши мнения. Некоторые будут несогласны со мной. Но я (он остановился) властью, врученной мне моим государем и отечеством, я – приказываю отступление.
Вслед за этим генералы стали расходиться с той же торжественной и молчаливой осторожностью, с которой расходятся после похорон.
Некоторые из генералов негромким голосом, совсем в другом диапазоне, чем когда они говорили на совете, передали кое что главнокомандующему.
Малаша, которую уже давно ждали ужинать, осторожно спустилась задом с полатей, цепляясь босыми ножонками за уступы печки, и, замешавшись между ног генералов, шмыгнула в дверь.
Отпустив генералов, Кутузов долго сидел, облокотившись на стол, и думал все о том же страшном вопросе: «Когда же, когда же наконец решилось то, что оставлена Москва? Когда было сделано то, что решило вопрос, и кто виноват в этом?»
– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.