Антиква

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Анти́ква (лат. antīqua «древняя») — класс типографских наборных шрифтов с засечками, появившийся в эпоху Возрождения в Западной Европе. Основой для разработчиков первых гуманистических, или ренессансных антикв служил рукописный книжный почерк — гуманистический минускул.

По одной из исторических версий, первая антиква была вырезана гравером Николя Жансоном в Венеции в 1470 году. Однако похожие шрифты создавались и ранее[1]. В частности, в середине 1460-х неподалеку от Рима в монастыре Субиако свой вариант гуманистического шрифта создали типографы Свейнхейм и Паннарц. Как бы то ни было, первым поколением антиквенных шрифтов считается ренессансная венецианская антиква. Позже появилась французская, голландская и английская разновидности этого шрифта.

Ренессансная, или гуманистическая антиква отличалась некоторой лапидарностью. Пришедшая ей на смену переходная антиква была утонченнее. В конце XVIII века французские и итальянские типографы, наиболее известными из которых были Бодони и Дидо, вырабатывают новый, более строгий и сбалансированный стиль — новую (классицистическую) антикву.





Антиква старого стиля

Ренессансная антиква

Ренессансные антиквы по внешним чертам и времени создания относятся к двум группам: венецианской и итало-французской.

Венецианская антиква появилась раньше, она ближе всего к прототипу — письму ширококонечным пером. Контраст между основными и вспомогательными штрихами небольшой, оси овальных элементов наклонены, засечки асимметричны, каплевидные элементы имеют форму следа от ширококонечного пера, перемычка в букве е наклонная.

Современные шрифты на основе венецианской антиквы Николя Жансона и Франческо Гриффо — Adobe Jenson, Nicolaus, Centaur.

Итало-французская антиква — более поздняя, XVI века; к этому времени изготовление шрифтов достигло большего совершенства, что позволило увеличить контраст между штрихами. Перемычка в букве е стала горизонтальной, тоньше и более правильной формы стали засечки, капли стали более округлыми.

Сегодня представлена шрифтами Гарамон, Palatino, Bembo, Caslon и другими на основе работ Клода Гарамона, Альда Мануция и прочих авторов.

Переходная антиква

Переход от старинной антиквы начался в конце XVII века. Традиционно считается, что новый рисунок шрифта впервые создавался для нужд короля Франции Людовика XIV. Работа основывалась не на рукописном рисунке, а на геометрических построениях и «природных пропорциях».

В XVIII веке был создан шрифт Baskerville (назван по имени его создателя Джона Баскервиля).

Переходные антиквы отличаются более сильным контрастом, вертикальными осями овальных букв, скруглёнными симметричными засечками, полузакрытой формой знаков. На форму символов повлияло изобретение в XVII веке остроконечного пера (см. раздел Влияние каллиграфии на форму символов).

Количество переходных антикв невелико, но применение они имеют самое широкое.

Новая антиква

Наиболее правильная и геометричная среди разных стилей антиквы. Для неё характерны высокий контраст, вертикальные оси овальных элементов, закрытые формы знаков, округлые каплевидные элементы. В удобочитаемости уступает старостильным и переходным антиквам.

За границей являлась основным шрифтом для набора текстов с конца XVIII до начала XX века; в СССР продолжала широко использоваться[2] вплоть до конца 80-х годов, особенно для научной и технической литературы.

Примеры новой антиквы — шрифты Bodoni, Didot, Обыкновенная новая[3], Computer Modern.

Связь рисунка шрифта и свойств бумаги

Металлические наборные шрифты эпох Ренессанса и барокко (антиква старого стиля и переходная антиква) создавались для печати на матовой бумаге, доступной в то время. Новая антиква использовалась для печати на глянцевой бумаге. Для сохранения целостного впечатления от издания следует учитывать это, используя шрифты для печати на подходящей им бумаге[4].

Связь рисунков шрифтов с национальными языками

В своей известной работе «Типографика» швейцарский типограф и графический дизайнер Эмиль Рудер обращает внимание на то, что шрифты могут быть связаны с языком их создателей: «Шрифт Гарамон связан с французским языком, Кезлон — с английским, а Бодони — с итальянским. Любой из этих трех шрифтов, употреблённый в наборе на другом языке, может понести ощутимый эстетический урон. Например, Бодони, примененный в немецком наборе,— уже не тот шрифт; картина иностранного текста, пестрящего прописными буквами, ему противопоказана»[5].

Влияние каллиграфии на форму символов

Письмо пером (ширококонечным и острым) повлияло на форму букв наборных шрифтов.

При письме ширококонечным пером толщина линии зависит от направления движения пера: движется ли перо вверх, вниз или в сторону, что хорошо видно в буквах М и Н. Перо при письме держат под углом, поэтому буква О в старой антикве асимметрична.

При письме остроконечным пером, изобретенным в XVII веке, толщина штриха зависит уже от силы нажатия на перо, а не от направления его движения. Это, наряду с прогрессом в работе с металлом, повлияло на форму букв: они стали более контрастными и симметричными.

См. также

Напишите отзыв о статье "Антиква"

Примечания

  1. [paratype.ru/help/term/terms.asp?code=14 Антиква] в словаре студии «ПараТайп»
  2. [www.paratype.ru/pstore/default.asp?fcode=PT_NST&letter=S Гарнитура «Обыкновенная новая»] в магазине шрифтов студии «ПараТайп»
  3. Кирсанов Д. Веб-дизайн. — Символ-Плюс, 2006.
  4. Брингхерст Р. Основы стиля в типографике. — С. 111.
  5. Рудер Э. Типографика — М., Книга, 1982. — С. 44, 45.

Литература

  • Кудрявцев А. И. Эволюция шрифтовой формы. Москва, 2007.
  • Королькова А. Живая типографика. — М., IndexMarket, 2007. (сайт книги: www.alivetypography.ru).
  • Феличи Д. Типографика: шрифт, верстка, дизайн. — СПб.: БХВ-Петербург, 2008.
  • Брингхерст Р. Основы стиля в типографике. — Д. Аронов, 2006.
  • Кашевский, П. А. Шрифты. — Мн. : Літаратура і Мастацтва, 2012. — С.192.
  • [www.callig.ru/practics/font_anatomy Анатомия шрифта] — статья на сайте «Популярная каллиграфия».
  • [paratype.ru/help/class/default.asp?ClassCode=10000 Классификация шрифтов] в словаре студии «ПараТайп».
  • [www.megapro.ru/ru/main/messagepage/342/ Антиквенный шрифт] — статья на сайте Рекламной группы «MegaPro».
  • [www.megapro.ru/ru/main/messagepage/344/ Развитие Антиквенного шрифта в Европе в 16-19 столетии] — статья на сайте Рекламной группы «MegaPro».

Отрывок, характеризующий Антиква

– Adorable, divin, delicieux! [Восхитительно, божественно, чудесно!] – слышалось со всех сторон. Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед ней; она только чувствовала себя опять вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно и что безумно. Позади ее сидел Анатоль, и она, чувствуя его близость, испуганно ждала чего то.
После первого монолога всё общество встало и окружило m lle Georges, выражая ей свой восторг.
– Как она хороша! – сказала Наташа отцу, который вместе с другими встал и сквозь толпу подвигался к актрисе.
– Я не нахожу, глядя на вас, – сказал Анатоль, следуя за Наташей. Он сказал это в такое время, когда она одна могла его слышать. – Вы прелестны… с той минуты, как я увидал вас, я не переставал….
– Пойдем, пойдем, Наташа, – сказал граф, возвращаясь за дочерью. – Как хороша!
Наташа ничего не говоря подошла к отцу и вопросительно удивленными глазами смотрела на него.
После нескольких приемов декламации m lle Georges уехала и графиня Безухая попросила общество в залу.
Граф хотел уехать, но Элен умоляла не испортить ее импровизированный бал. Ростовы остались. Анатоль пригласил Наташу на вальс и во время вальса он, пожимая ее стан и руку, сказал ей, что она ravissante [обворожительна] и что он любит ее. Во время экосеза, который она опять танцовала с Курагиным, когда они остались одни, Анатоль ничего не говорил ей и только смотрел на нее. Наташа была в сомнении, не во сне ли она видела то, что он сказал ей во время вальса. В конце первой фигуры он опять пожал ей руку. Наташа подняла на него испуганные глаза, но такое самоуверенно нежное выражение было в его ласковом взгляде и улыбке, что она не могла глядя на него сказать того, что она имела сказать ему. Она опустила глаза.
– Не говорите мне таких вещей, я обручена и люблю другого, – проговорила она быстро… – Она взглянула на него. Анатоль не смутился и не огорчился тем, что она сказала.
– Не говорите мне про это. Что мне зa дело? – сказал он. – Я говорю, что безумно, безумно влюблен в вас. Разве я виноват, что вы восхитительны? Нам начинать.
Наташа, оживленная и тревожная, широко раскрытыми, испуганными глазами смотрела вокруг себя и казалась веселее чем обыкновенно. Она почти ничего не помнила из того, что было в этот вечер. Танцовали экосез и грос фатер, отец приглашал ее уехать, она просила остаться. Где бы она ни была, с кем бы ни говорила, она чувствовала на себе его взгляд. Потом она помнила, что попросила у отца позволения выйти в уборную оправить платье, что Элен вышла за ней, говорила ей смеясь о любви ее брата и что в маленькой диванной ей опять встретился Анатоль, что Элен куда то исчезла, они остались вдвоем и Анатоль, взяв ее за руку, нежным голосом сказал:
– Я не могу к вам ездить, но неужели я никогда не увижу вас? Я безумно люблю вас. Неужели никогда?… – и он, заслоняя ей дорогу, приближал свое лицо к ее лицу.
Блестящие, большие, мужские глаза его так близки были от ее глаз, что она не видела ничего кроме этих глаз.
– Натали?! – прошептал вопросительно его голос, и кто то больно сжимал ее руки.
– Натали?!
«Я ничего не понимаю, мне нечего говорить», сказал ее взгляд.
Горячие губы прижались к ее губам и в ту же минуту она почувствовала себя опять свободною, и в комнате послышался шум шагов и платья Элен. Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая, взглянула на него испуганно вопросительно и пошла к двери.
– Un mot, un seul, au nom de Dieu, [Одно слово, только одно, ради Бога,] – говорил Анатоль.
Она остановилась. Ей так нужно было, чтобы он сказал это слово, которое бы объяснило ей то, что случилось и на которое она бы ему ответила.
– Nathalie, un mot, un seul, – всё повторял он, видимо не зная, что сказать и повторял его до тех пор, пока к ним подошла Элен.
Элен вместе с Наташей опять вышла в гостиную. Не оставшись ужинать, Ростовы уехали.
Вернувшись домой, Наташа не спала всю ночь: ее мучил неразрешимый вопрос, кого она любила, Анатоля или князя Андрея. Князя Андрея она любила – она помнила ясно, как сильно она любила его. Но Анатоля она любила тоже, это было несомненно. «Иначе, разве бы всё это могло быть?» думала она. «Ежели я могла после этого, прощаясь с ним, улыбкой ответить на его улыбку, ежели я могла допустить до этого, то значит, что я с первой минуты полюбила его. Значит, он добр, благороден и прекрасен, и нельзя было не полюбить его. Что же мне делать, когда я люблю его и люблю другого?» говорила она себе, не находя ответов на эти страшные вопросы.


Пришло утро с его заботами и суетой. Все встали, задвигались, заговорили, опять пришли модистки, опять вышла Марья Дмитриевна и позвали к чаю. Наташа широко раскрытыми глазами, как будто она хотела перехватить всякий устремленный на нее взгляд, беспокойно оглядывалась на всех и старалась казаться такою же, какою она была всегда.
После завтрака Марья Дмитриевна (это было лучшее время ее), сев на свое кресло, подозвала к себе Наташу и старого графа.
– Ну с, друзья мои, теперь я всё дело обдумала и вот вам мой совет, – начала она. – Вчера, как вы знаете, была я у князя Николая; ну с и поговорила с ним…. Он кричать вздумал. Да меня не перекричишь! Я всё ему выпела!
– Да что же он? – спросил граф.
– Он то что? сумасброд… слышать не хочет; ну, да что говорить, и так мы бедную девочку измучили, – сказала Марья Дмитриевна. – А совет мой вам, чтобы дела покончить и ехать домой, в Отрадное… и там ждать…
– Ах, нет! – вскрикнула Наташа.
– Нет, ехать, – сказала Марья Дмитриевна. – И там ждать. – Если жених теперь сюда приедет – без ссоры не обойдется, а он тут один на один с стариком всё переговорит и потом к вам приедет.
Илья Андреич одобрил это предложение, тотчас поняв всю разумность его. Ежели старик смягчится, то тем лучше будет приехать к нему в Москву или Лысые Горы, уже после; если нет, то венчаться против его воли можно будет только в Отрадном.
– И истинная правда, – сказал он. – Я и жалею, что к нему ездил и ее возил, – сказал старый граф.
– Нет, чего ж жалеть? Бывши здесь, нельзя было не сделать почтения. Ну, а не хочет, его дело, – сказала Марья Дмитриевна, что то отыскивая в ридикюле. – Да и приданое готово, чего вам еще ждать; а что не готово, я вам перешлю. Хоть и жалко мне вас, а лучше с Богом поезжайте. – Найдя в ридикюле то, что она искала, она передала Наташе. Это было письмо от княжны Марьи. – Тебе пишет. Как мучается, бедняжка! Она боится, чтобы ты не подумала, что она тебя не любит.