Сайга

Сайга (Сайгак)
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Млекопитающие Подкласс:  Звери Инфракласс:  Плацентарные Надотряд:  Laurasiatheria Отряд:  Парнокопытные Подотряд:  Жвачные Семейство:  Полорогие Подсемейство:  Настоящие антилопы Род:  Сайги Вид:  Сайга (Сайгак)
Международное научное название
Saiga tatarica Linnaeus, 1766)
Синонимы
Capra tatarica (Linnaeus, 1758) Saiga ricei Frick, 1937
Ареал
Реконструированный древний ареал сайгаков (белый) и современный ареал двух подвидов Saiga tatarica tatarica (зелёный) и Saiga tatarica mongolica (красный)
Охранный статус
Виды на грани исчезновения IUCN 3.1 Critically Endangered: [www.iucnredlist.org/details/19832 19832 ]
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Сайга́, или сайга́к (лат. Saiga tatarica; самец — сайгак или маргач, самка — сайга) — парнокопытное млекопитающее из подсемейства настоящих антилоп (хотя из-за своеобразной анатомии его иногда вместе с тибетской антилопой относят к особому подсемейству).

В 2002 году Международным союзом охраны природы (МСОП) этот вид был отнесён к категории «CR», то есть «находящийся в критическом состоянии». Изначально заселяли большую территорию в степях и полупустынях Евразии от подножия Карпатских гор и Кавказа до Джунгарии и Монголии. Сейчас сайгаки обитают только в Казахстане, Узбекистане, Киргизии, с заходами в Туркмению, в России (в Калмыкии, Астраханской области, республике Алтай) и западной Монголии.

Описание

Относительно мелкое парнокопытное животное, длина тела 110—146 см, хвоста 8 — 12 см, высота в холке 60 — 79 см. Масса 23 — 40 кг. Удлинённое туловище на тонких, сравнительно коротких ногах. Нос в виде мягкого, вздутого, подвижного хоботка с округлыми сближенными ноздрями создаёт эффект «горбатой морды». Уши с округлой вершиной. Средние копыта крупнее боковых. Рога бывают только у самцов. Они по длине примерно равны длине головы и в среднем достигают 30 см, полупрозрачные, желтовато-белые, неправильной лирообразной формы, две трети снизу имеют поперечные кольцевые валики, расположены на голове почти вертикально.

Летний мех желтовато-рыжий, более тёмный по средней линии спины и постепенно светлеющий к брюху, без хвостового «зеркала», низкий и относительно редкий. Зимний мех намного выше и гуще, очень светлый, глинисто-серый. Линьки два раза в год: весной и осенью.

Имеются небольшие подглазничные, паховые, запястные и межпальцевые специфические кожные железы. Сосков — 2 пары.

Местообитания и поведение

Сайгаки в разные сезоны года собираются в большие многотысячные стада в степях и полупустынях и кормятся самыми разными видами растений (лебеды, полыни, пырея, солянок и др), в том числе ядовитыми для других видов животных. Сайгаки мигрируют на большие расстояния и могут переплывать реки, но стараются избегать крутых и скалистых склонов. Сайгаки бегут иноходью, развивая скорость до 80 км в час.

Сезон спаривания начинается в ноябре, когда самцы борются за обладание самкой. Победивший в схватке самец становится обладателем «гарема», состоящего из 5—50 самок. В конце весны — начале лета появляются детёныши — молодые самки чаще приносят по одному, а взрослые (в двух случаях из трёх) — по два.

Естественную угрозу для сайгаков представляли степные волки.

Распространение

После поздневалдайского оледенения сайгаки обитали от крайнего запада Европы, включая Британские острова до центральной Аляски и северо-западной Канады. В XVII—XVIII столетиях сайгак населял все степи и полупустыни от предгорий Карпат на западе до Монголии и Западного Китая на востоке. На север он доходил в те времена до Киева и Барабинской степи Сибири. Однако во второй половине XIX столетия человек быстро заселял степные пространства, и сайгак почти исчез из Европы. Резко сократился ареал и численность сайгака и в Азии. В итоге к началу XX века, он сохранился в Европе только в самых глухих районах нижнего течения реки Волги, а в Азии — по Устюрту, в Бетпак-Дале, в междуречье Или — Каратал (пески Сарыесик-Атырау), в котловинах западных озёр Монголии и некоторых других местах.

Далее последовало сильное уменьшение численности и почти полное истребление сайги в 1920-х годах, но благодаря принятым мерам охраны и высокой плодовитости сайгака популяции восстановились и в 1950-х годах численность составляла более 2 миллионов особей, обитающих в степях и полупустынях СССР (предполагается, что в плейстоцене они были ещё более многочисленны и жили в холодных степях вместе с другими представителями мамонтовой фауны). В определённый момент группы по защите животных, например Всемирный фонд дикой природы, поощряли охоту на сайгаков, называя их рога альтернативой рогам носорога . Численность опять сократилась, и сейчас сайгак находится в списке находящихся в критическом состоянии видов животных, составленном Международным союзом охраны природы. К 2008 году в живых осталось предположительно около 50 000 особей сайгака, относящихся к подвиду Saiga tatarica tatarica и обитающих в России (Северо-Западный Прикаспий) и трёх областях Казахстана (Волго-Уральские пески, Устюрт и Бетпак-Дала). В 2010 году на границе Волгоградской области и Казахстана от эпизоотии пастереллёза погибли 12 тысяч сайгаков. Для сохранения популяции сайгака, обитающей в Северо-Западном Прикаспии, в 1990 году в Республике Калмыкия (Россия) был создан заповедник «Чёрные Земли». В 2012 году сайгачий питомник в Калмыкии обзавёлся полноценной электрической изгородью.

Популяция, обитающая в двух изолированных областях Монголии (Шаргин Гоби и район Манхан сомона) представляет собой другой подвид — Saiga tatarica mongolica и насчитывает в настоящее время около 750 особей (по состоянию на январь 2004 г.).

В Московском зоопарке, зоопарках в Сан-Диего и в Кёльне имели их в прошлом в своих коллекциях. Существуют планы реинтродукции сайгака в северо-восточной Сибири, в рамках проекта плейстоценовый парк.

2010 год в Республике Калмыкия объявлен Годом Сайгака.

Казахстан

В советское время структура охраны сайгаков в Казахстане была поручена охотпромхозам, которые находились в ведении Государственного комитета Казахской ССР по экологии и природопользованию. В их полномочия входил контроль промышленного отстрела и охрана животного мира от браконьеров. Система контроля и охраны изначально была построена неверно. Государство поручало охотпромхозам самим вести учёт поголовья, а от численности спускало план отстрела. Обычно он не превышал 20 процентов. Чтобы получить более высокие цифры плановых заготовок, охотпромхозы завышали поголовье в два раза. По бумагам выходило, что отстреляли 20 процентов несуществующего мифического табуна, на деле отстреливали 40 и более процентов, если считать от поголовья реального. С 1985 года в связи с высокой численностью в республике сайги, Казахскому зоологическому комбинату были переданы обязанности промысловой добычи сайгаков и реализации её рогов на внешнем рынке. Предприятие находилось в ведении Казахского главного управления по охране животного мира при Кабинете Министров Казахской ССР. С начала перестройки (1985 год) по 1998-й на экспорт была отправлена 131 тонна рогов. Так в начале 1990-х годов популяция сайги в Казахстане составляла около 1 млн голов, однако спустя 10 лет, количество животных сократилось почти до 20 тысяч. В 1993 году законный экспорт рогов составил максимальную планку — 60 тонн. В 2005 году был введён мораторий на отстрел сайгаков, который будет действовать до 2021 года. В 2014 году численность сайгаков достигла 256,7 тыс. особей. В целом снижение численности сайгаков в Казахстане в настоящее время связано с непрекращающимся браконьерством и инфекционными заболеваниями. Также гибель сайгаков наблюдается из-за обледенения степей, которое препятствует добыче пищи. В советское время в холодные зимы их спасали специально оборудованными кормушками. Министерство образования и науки в 2012—2014 годах выделило 332 млн тенге на исследование инфекционных заболеваний среди популяции сайгаков.

Хронология падежа сайгаков в Казахстане

• 1981 год, апрель — на территории бывшей Тургайской области погибло 180 тысяч голов сайги.
• 1984 год, февраль — апрель — в Западно-Казахстанской области погибло 250 тысяч голов.
• 1988 год, май — погибло около 500 тысяч сайгаков.
• 1993 год — из-за многоснежной зимы бетпакдалинская популяция сократилась более чем в два раза с 700 до 270 тысяч голов.
• 1995 год — поголовье сайги пережило сильнейший техногенный удар во время запуска космической ракеты. Местные жители помнят, как табуны внешне здоровых сайгаков лежали в степи и не уходили: глаза животных были совершенно белые. Они ослепли и впоследствии быстро погибли. Существует могильник, в котором утилизировано порядка 200 тысяч (по другим данным — 500 тысяч) животных бетпакдалинской популяции^{[неавторитетный источник? 2928 дней]}.
• 2010 год — погибло 12 тысяч сайгаков.
• 2015 год, май — на территории Костанайской, Акмолинской, Актюбинской областей массово погибло более 120 тысяч сайгаков.

Историческая справка

Дважды посетивший Московское княжество (в 1517 и 1526 годах) Герберштейн в своих «Записках о Московии» так писал об этом животном:

«На степных равнинах около Борисфена, Танаиса и Ра водится лесная овца, именуемая поляками солгак (Solhac), а московитами — сайгак (Seigack), величиной с косулю, но с более короткими ногами; рога у ней вытянуты вверх и как бы отмечены колечками; московиты делают из них прозрачные рукоятки ножей. Они весьма стремительны и очень высоко прыгают»

— Записки о Московии. – М., 1988. – С. 194

В начале XX века сайгаки являлись предметом значительного промысла в степях Казахстана, преимущественно у Аральского моря. Энциклопедия Брокгауза и Эфрона передаёт следующие подробности охоты на сайгака:

С. добываются в наибольшем количестве летом, в самый зной, когда они изнемогают в борьбе с мучащими их насекомыми — мошками, оводами и особенно личинками оводов, развивающимися у них под кожей; не находя себе покоя, С. приходят в исступление и либо как бешеные мечутся по степи, либо же как шальные стоят на одном месте и роют копытами ямы (кобла), причём то ложатся в них, пряча нос под передние ноги, то вскакивают и на месте же барабанят ногами; в такие часы, когда С. «кобятся», они утрачивают обычную осторожность, и охотники подкрадываются к ним на выстрел. Пасущихся С. охотники-киргизы нагоняют на своих товарищей, залёгших с винтовками, преимущественно у водопоев, или на пучки заострённого камыша, вбитые в тропы, по которым С. спускаются к водопою; затем подкарауливают их на тропах, на переправах через реки, загоняют в ямы и на скользкий лёд, на котором С. не могут бежать. Иногда затравливают С. каратегинскими борзыми собаками (тазы), отличающимися выдающеюся резвостью; на такую охоту охотники выезжают по двое, каждый с парой борзых на своре; заметив С., один из охотников заезжает вперёд стада, а другой едет вёрст за 5—8; первый охотник пускает собак и гонит животных по направлению ко второму охотнику, который, выждав на себя С., пускает, в свою очередь, своих собак, и те уже более легко настигают утомлённых первой гоньбою животных. Изредка охотятся на С. с беркутом. Киргизы выслеживают иногда беременных самок и после родов ловят неокрепших ещё детёнышей, последние легко выкармливаются домашней козой и ручнеют. Мясо С. составляет лакомое блюдо кочевника, рога являются ценным продуктом денежного обмена, а кожа — лучшим материалом для выделки дох (ергаков).

Рога молодого С. — совершенно жёлтые, с чёрными концами, гладкие, блестящие; рога старого С. — серо-жёлтые, матовые, с продольными трещинами. Шерсть С. коротка и груба, идёт на разные домашние изделия. Сайгачий промысел в начале XX века довольно значительный, причём количество вывозимых рогов достигало за период 1894—1896 г. десятков тысяч. Главные трудности этого промысла были в том, что он производится во время сильной жары, вследствие чего добытчикам приходилось возить с собой соль и кадки и на месте же охоты солить добытых животных.

Классификация

Популяцию, обитающую в западной Монголии, выделяют в отдельный подвид — монгольскую сайгу (Saiga tatarica mongolica), численность которой составляет 750 особей. Все остальные популяции относят к номинальному подвиду Saiga tatarica tatarica. Некоторые исследователи считают монгольскую сайгу подвидом плейстоценовой и называют Saiga borealis mongolica.

Хозяйственное значение

Сокращение численности сайгаков нередко связанно с тем, что они становятся объектом охотничьего промысла. Мясо сайгаков употребляется в пищу так же как и мясо баранов. Его варят, жарят и тушат.

В литературе

В романе Чингиза Айтматова «Плаха» охота на сайгаков описана так:

А вертолёты-облавщики, идя с двух краёв поголовья, сообщались по рации, координировали, следили, чтобы оно не разбежалось по сторонам, чтобы не пришлось снова гоняться по саванне за стадами, и всё больше нагнетали страху, принуждая сайгаков бежать тем сильней, чем сильней они бежали… Им, вертолётчикам, сверху было прекрасно видно, как по степи, по белой снежной пороше катилась сплошная чёрная река дикого ужаса…

И когда гонимые антилопы хлынули на большую равнину, их встретили те, для которых старались с утра вертолёты. Их поджидали охотники, а вернее, расстрельщики. Hа вездеходах-«уазиках» с открытым верхом расстрельщики погнали сайгаков дальше, расстреливая их на ходу из автоматов, в упор, без прицела, косили как будто сено на огороде. А за ними двинулись грузовые прицепы — бросали трофеи один за одним в кузова, и люди собирали дармовой урожай. Дюжие парни не мешкая, быстро освоили новое дело, прикалывали недобитых сайгаков, гонялись за ранеными и тоже приканчивали, но главная их задача заключалась в том, чтобы раскачать окровавленные туши за ноги и одним махом перекинуть за борт! Саванна платила богам кровавую дань за то, что смела оставаться саванной, — в кузовах вздымались горы сайгачьих туш.

Повесть российского писателя и журналиста Юрия Гейко, которую автор считает самой значительной своей художественной работой, строится на описании незаконной охоты на сайгаков, произошедшего на охоте трагического случая, и последовавшего затем разбирательства.

Интересные факты

• Покровителем сайгаков у калмыков считался Белый Старец — буддийское божество плодородия и долголетия. Запрещалось во время охоты стрелять в сайгаков, сбившихся в кучу: считалось, что в это время их доит сам Белый Старец.
• В фильме «Урок литературы» упоминается интересный, но недостоверный факт о сайгаке: попав в зону включённых фар движущейся машины он бежит продолжительное время впереди.
• С распадом СССР началась неконтролируемая добыча сайгаков с целью вывоза рогов в Китай. Согласно данным журнала Geo, в период с 1990 по 2003—2006 годы численность сайгаков в мире сократилась на 94—97 % — с порядка миллиона до 31—62,5 тысячи особей.

Вот что пишет казахстанское издание «Уральская неделя»:

«В традиционной китайской медицине рога сайгака стоят в одном ряду с рогами носорога и классифицируются как обладающие жаропонижающими и очищающими организм свойствами, и используются при лечении лихорадки, „внутреннего метеоризма“, а также многих заболеваний печени. В случаях комы и сильных судорог, случающихся вследствие лихорадки, рога сайгака и носорога используются вместе. В сочетании с другими медикаментами рога сайгака используются для лечения головной боли, головокружения и других заболеваний. Каждая доза составляет 1-3 грамма мелкого порошка рога, выпаренного или осаждённого в воде»

— «Уральская неделя» 17.01.2005

.

Галерея

• Saiga tatarica.jpg

  Сайгак в питомнике

• Mongolia Saiga tatarica.jpg

  Сайгак в пустыне Гоби, Монголия

• Saiga Antelope.jpg

  3D-изображение сайгака

• Stamp of Kazakhstan 009.jpg

  Сайгак на почтовой марке Казахстана

Литература

• Соколов В. Е. Систематика млекопитающих. Том 3 (китообразные, хищные, ластоногие, трубкозубые, хоботные, даманы, сирены, парнокопытные, мозоленогие, непарнокопытные). — М.: Высшая школа, 1979. — С. 449—452. — 528 с.
• «Промысловые охоты у киргизов» («Охотн. газета», 1897, № 31);
• Н. Коратов, «О каратегинских борзых» (там же, № 47);
• Я. Полферов, «Охота в Тургайской обл.» (Оренбург, 1896);
• А. Силантьев, «Обзор промысловых охот в России» (СПб., 1898);
• И. Железнов, «Сайгачники» («Отеч. записки», 1857).

Исследования

• Проняев А. В. [www.dissercat.com/content/fenotipicheskaya-genotipicheskaya-kharakteristiki-i-sovremennoe-sostoyanie-populyatsii-saiga Фенотипическая, генотипическая характеристики и современное состояние популяций сайгака] 1985
• Букреева О. М. [www.dissercat.com/content/evropeiskaya-populyatsiya-saigaka-saiga-tatarica-l-i-faktory-opredelyayushchie-ee-sostoyanie Европейская популяция сайгака (Saiga tatarica L.) и факторы, определяющие её состояние] 2002

Ссылки

• [www.sevin.ru/vertebrates/index.html?Mammals/270.html Позвоночные животные России: Сайга]
• [www.ultimateungulate.com/Artiodactyla/Saiga_tatarica.html Уникальные копытные]
• [asiaweb.ru/?p=28 Сайгак под угрозой вымирания]
• [www.cms.int/species/saiga/saiga_meetings.htm Меморандум о Взаимопонимании по Сохранению Антилопы Сайги]
• ARKive — [www.arkive.org/species/GES/mammals/Saiga_tatarica/ изображения и видео антилопы сайги (Saiga tatarica)]
• [saigak.biodiversity.ru/ Информационное обеспечение программ по сохранению сайгака]
• [www.cic-wildlife.org/?id=157 CIC — Международный Совет по Сохранению Диких Животных]
• [www.saiga-conservation.com Альянс по Сохранению Сайгака]
• [elementy.ru/news/431211 Браконьерство — основная причина деградации популяций сайгаков]
• [sic-transit.ru/blog/okhota_na_sajgakov_v_astrakhanskoj_gubernii_1856_g/2014-10-20-155 Охота на сайгаков в Астраханской губернии, 1856 г.]

Отрывок, характеризующий Сайга

– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.