Антиной Капитолийский

Антиной Капитолийский

мрамор

Капитолийский музей, Рим

Капитоли́йский Антино́й — мраморная статуя обнаженного молодого мужчины, найденная на вилле императора Адриана в Тиволи. Статуя создана во времена Древнего Рима, в настоящее время находится в Риме в Капитолийском музее.

В начале XVIII века Конте Джузеппе Феде, потомственный археолог и коллекционер, скупил земельные участки на месте виллы императора Адриана, где начал проводить раскопки. Он обнаружил обломки множества скульптур, четыре из которых удалось восстановить. Самой знаменитой из них стала статуя, известная под названием Капитолийский Антиной. Феде продал статую Антиноя другому собирателю древностей, Алессандро Альбани, коллекционеру и меценату, которая стала венцом всей его коллекции. Уже через несколько лет Альбани перепродал статую папе Клименту XII.

В результате статуя Антиноя стала формирующим ядром Капитолийского музея, за что и получила своё название.

Левая рука и левая нога у статуи были отбиты, но скульптор Пьетро Браччи восстановил их, придав руке Антиноя риторических жест. В XVIII веке это произведение считалось одной из самых красивых древнеримских копий греческих статуй. В то время существовала легенда о том, будто в подражание грекам, Адриан решил увековечить в мраморе своего любимца, Антиноя. Но ещё в начале XX века специалисты усомнились в этом, так как другие изображение Антиноя, более достоверные, совершенно не похожи на статую. В настоящее время считается, что статуя представляет собой римскую копию греческой статуи Гермеса, но название Антиной Капитолийский уже закрепилось за скульптурой..

Примечания

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Антиной Капитолийский

– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.