Антиохийская православная церковь

Греческий Православный Патриархат Антиохии и всего Востока بطريركية أنطاكية وسائر المشرق للروم الأرثوذكس
Собор в Хаме, Сирия
Основная информация
Основатели	апостолы Петр и Павел
Автокефалия	с 451
Признание автокефалии	признана всеми поместными православными церквами
Предстоятель в настоящее время	Патриарх Антиохийский и всего Востока Иоанн X
Центр	Дамаск
Резиденция Предстоятеля	Собор Святой Девы Марии
Юрисдикция (территория)	Сирия Сирия Ливан Ливан Ирак Ирак Иран Иран Кувейт Кувейт ОАЭ ОАЭ Бахрейн Бахрейн Оман Оман Катар Катар (оспаривается)
Автономные церкви в канонической зависимости	Антиохийская Православная Архиепископия Северной Америки (самоуправляемая церковь)
Богослужебный язык	арабский, греческий, английский (в диаспоре)
Календарь	новоюлианский
Численность
Епархий	22
Приходов	более 400
Верующих	2 миллиона
Сайт	[antiochpatriarchate.org www.antiochpatriarchate.org]

Антиохи́йская правосла́вная це́рковь (Антиохийский Патриархат, греч. Πατριαρχεῖον Ἀντιοχείας, Patriarcheîon Antiocheías, официальное название в документах на арабском в переводе на русский язык Греческий Православный Патриархат Антиохии и всего Востока, араб. بطريركية أنطاكية وسائر المشرق للروم الأرثوذك‎) — автокефальная поместная православная Церковь, занимающая третье место в диптихе автокефальных поместных Церквей. Один из четырёх древних Восточных патриархатов Вселенской Церкви. По преданию, основана около 37 года в Антиохии апостолами Петром и Павлом. С 451 года — Патриархат.

Из Антиохийской церкви вышли святые подвижники и поборники православия: преподобный Иларион Великий (ск. в 371 году; память — 21 октября) — основатель монашества в Палестине; святитель Иоанн Златоуст (ск. 407 году), родившийся в Антиохии и бывший там пресвитером до призвания на Константинопольскую кафедру; преподобный Иоанн Дамаскин (ск. в 780 году; память — 4 декабря); и многие другие.

Юрисдикция: Сирия, Ливан, Ирак, Кувейт, ОАЭ, Бахрейн, Оман, также арабские приходы в Европе, Северной и Южной Америках, Австралии.

Полный исторический титул предстоятеля Антиохийской церкви: Блаженнейший Патриарх Великой Антиохии, Сирии, Киликии, Месопотамии и всего Востока.

История

Начальный период. I—V века

Основателями Антиохийской церкви традиционно считаются апостолы Пётр и Павел, о чём свидетельствуют многие церковные писатели (Евсевий Кесарийский, св. Иоанн Златоуст, Блаженный Иероним, св. Лев I Великий). Вскоре после основания Церковь вступает в эпоху гонения на христиан, которая длилась до 313 года, когда императорами Константином Великим и Лицинием был направлен Миланский эдикт, разрешивший исповедание любых религий на территории империи. К этому же времени относится и начало распространения ереси арианства. Это вызвало раскол, длившийся до 381 года.

В IV веке в Сирии распространяется монашество. В отличие от египетского, сирийское монашество на первых этапах было менее замкнутым: монахи вели миссионерскую проповедь среди язычников, активно занимались благотворительностью. В V веке возникает столпничество — уединение отшельника на горном утесе или на столпе (см. Симеон Столпник).

Период христологических разделений. V—VII века

Антиохийской патриархат и Сирия в целом, были наиболее беспокойной областью Византии, где в начале V века начались христологические смуты. Невзирая на то, что Антиохийская богословская школа была основоположницей диофизитской христологии, в Сирии была сильна и партия сторонников миафизитского богословия Кирилла Александрийского. С фактическим разгромом несториан в Византии, после Халкидонского собора христологическое противоборство происходит уже между сторонниками и противниками этого собора. После изгнания с кафедры императором Юстином I миафизитского патриарха Севира Антиохийского 512—518 годы и практически полного уничтожения не признающего Халкидонского собора епископата, признаваемая государством Антиохийская церковь окончательно становится диофизитсткой. Тем не менее, очень скоро, миафизиты воссоздают свою церковную структуру, чем дают начало параллельному патриархату, который после окончательного этно-конфессионального разделения в империи становится Сирийской православной церковью. Но до того, как халкидонитский патриархат Антиохии стал чисто греческим, а нехалкидонитский чисто сирийским, не прекращались попытки поиска преодоления разделений. В начале VI века император Ираклий, имея твёрдое намерение объединить Вселенскую церковь посадил на все ведущие кафедры патриархов миафизитов и предложил в виде компромиссной доктрины учение монофелитства. Однако это начинание не прижилось и патриархаты снова разделились.

Под властью арабов. VII—XVI века

С 637 года Сирия попала под власть арабов. Положение греко-православных сильно осложнилось, поскольку арабы в них видели не только «неверных», но и союзников Византии. По этой причине Антиохийские греческие патриархи вынуждены были жить в изгнании в Константинополе, а после кончины Георгия II (ок. 702 года) прервалась и эта линия. Лишь в 742 году халиф Хишам разрешил избрать на Антиохийскую кафедру сирийского монаха Стефана с условием его полной лояльности. Сотрудничество с мусульманскими властями порой превышало всякие пределы. Так, например, патриарх Иов сопровождал арабскую армию в походе на Аморий (838 год) и уговаривал сдаваться византийские крепости властям. Византийский император Никифор II Фока (963—969), одержав ряд побед над арабами освободил Антиохию и ряд других территорий. Однако военные неудачи мусульман усилили межконфессиональную напряжённость: каждый триумф Никифора провоцировал погромы христиан в Палестине и Сирии. Одной из жертв этих гонений стал Антиохийский патриарх Христофор, убитый в 967 году. Византийский период, продолжавшийся до 1084 года, стал эпохой возрождения Патриархата.

Сельджуки и крестоносцы. XI—XVI века

В декабре 1084 года, в ходе внезапного удара, турки-сельджуки овладели Антиохией. Само по себе установление сельджукского владычества на Ближнем Востоке в конце XI века не повлекло за собой заметного ухудшения социального статуса местных христиан. В большей степени они страдали, как и остальное население, от политической нестабильности в Сирии, бесконечных войн небольших эмиратов, насильственных разделов и переделов территорий. В 1097 году в Восточном Средиземноморье появились крестоносцы. Патриарх Иоанн Оксита в 1100 году был изгнан из Антиохии, а на его место поставлен латинский прелат Бернард из Валенсии. Латинские патриархи вскоре начали замещать православных епископов католиками на завоёванных территориях. Антиохийская кафедра вынуждена была находиться в эмиграции в Константинополе. Из эмиграции Патриарх возвратился в 1269 году. К 1291 году крестоносцы утратили свои последние владения на Востоке. Однако христиане, составлявшие в XI веке едва ли не половину населения Сирии и Палестины, через 200 лет были почти полностью уничтожены, превратившись в небольшие группы местного населения.

В 1342 году кафедра была перенесена в Дамаск, где пребывает по сие время.

Под властью Османской империи. XVI—XIX века

В 1517 году Дамаск был захвачен Османской империей, и Антиохийский Патриарх оказался под административным началом Константинопольского Патриарха. В Сирии Церковь была обложена специальным налогом для немусульман, для скорейшей уплаты которого турки иной раз подвергали тюремному заключению даже митрополитов или Патриархов. В то же время православная община не подвергалась целенаправленным религиозным гонениям, в арабских провинциях Османской империи не отмечено случаев массовой или насильственной исламизации. Единственный период преследования православных на Ближнем Востоке связан с Греческим восстанием 1820-х годов, когда Антиохийскому Патриарху Серафиму едва удалось избежать казни.

По разным оценкам, численность православных в Антиохийском Патриархате в середине XIX века достигала 60-110 тыс. (около 8-9 % от всего населения Сирии).

В 1860 году сирийских христиан постигла трагедия, когда в Дамаске в ходе резни и погрома была уничтожена значительная часть христианской общины города и разрушены все церкви.

В 1898 году российская дипломатия, при активном участии Императорского Православного Палестинского общества, сумела добиться избрания араба-сирийца на патриарший престол, с последующим вытеснением греков из иерархии. В апреле 1899 года был избран первый патриарх-араб Мелетий (Думани). Практика избрания Антиохийского патриарха из православных арабов с тех пор сохраняется.

Новейшая история

С 1908 года патриархия ежегодно получала по 30 тысяч руб из личных средств российского императора (Николая II). В 1913 году Антиохийский патриарх Григорий IV совершил официальный визит в Россию, где принял участие в торжествах 300-летия Дома Романовых и многих богослужениях в ряде городов империи.

По Лозаннскому договору 1923 года часть территории Антиохийской православной церкви — Киликия, Шанлыурфа и Мардин — оказалась в составе Турецкой республики; по соглашению с Грецией об обмене населением все православные были депортированы из этих районов, несмотря на их протесты и заявления, что они арабы, а не греки. Накануне начала Второй мировой войны французские власти передали Турции район Александретты, в котором находится Антиохия. Эта акция (до сих пор официально не признанная Сирией) ухудшила положение местного христианского населения.

В 1929 году часть православных Ливана выступила за создание автокефальной Ливанской Церкви, утверждая, что церковная независимость есть логическое следствие политической самостоятельности. Эти стремления были поддержаны французскими властями, но натолкнулись на стойкое неприятие сирийцев. В результате напряжённых переговоров в Бейруте и Захле (1929) стороны смогли прийти к соглашению о том, что Патриарший престол останется в Дамаске. Затянувшаяся процедура выборов нового Патриарха завершилась в феврале 1931 года избранием в Бейруте кандидата ливанской партии митрополита Лаодикийского Арсения (Хаддада). Вскоре в Дамаске на Патриарший престол был избран митрополит Трипольский Александр (Тахан). По смерти Арсения в январе 1933 года он объединил весь Патриархат под своей властью.

В течение всего XX века шла эмиграция арабов-христиан с ближнего востока. Многие оседали в Северной Америке, где до 1918 года находились в подчинении Русской православной церкви. После революции в России, вызвавшей церковную смуту в Северной Америке, сиро-арабские приходы в Северной Америке частью вошли в русскую Североамериканскую Митрополию, частью — в прямую юрисдикцию Антиохийского Патриархата.

Антиохийской патриархии удалось договориться с Русской Северо-Митрополией о переходе всех арабских епархий под её омофор, однако намеченное рукоположение двух епископов в 1936 году обернулось новым расколом. Вместо того, чтобы рукоположить одного из них в качестве викарного епископа, иерархи РПЦЗ, в составе которой тогда вошла Северо-Американская митрополия, рукоположили его Архиепископом Толедским, и он образовал собственную независимую церковь.

В 1972 году был принят ныне действующий Устав Антиохийской православной церкви.

Лишь в 1975 году раскол Антиохийской церкви в Америке был преодолён: 24 июня 1975 года митрополит Филипп (Салиба) антиохийской архиепархии Нью-Йорка и митрополит Михаил (Шахин) Антиохийской Архиепархии Толедо (Огайо) подписали Статьи о воссоединении — документ, восстановивший административное единство среди антиохийских православных в США и Канаде; 19 августа 1975 года Статьи были утверждены Синодом Антиохийского Патриархата.

В октябре 2003 года Митрополии Антиохийского Патриархата в Северной Америке Синодом Антиохийской Церкви было даровано самоуправление; викарные епископы митрополии были возведены на степень епархиальных.

Современное состояние

Антиохийская Православная Церковь состоит из 22 епархий, из которых 6 находятся в Сирии (Дамаск, Латакия, Халеб (Алеппо), Хама (Эпифания), Хомс (Эмесса), Эс-Сувейда (Бостра)) и 6 в Ливане (Бейрут (Беритос), Триполи, Аккар (Аркадия), Эль-Хадат (Библос и Ботрус), Захли (Гелиополис и Селевкия), Мердж-Аюн (Тир и Сидон)).

Численность прихожан Антиохийской православной церкви до начала войны на Ближнем Востоке 2 миллиона человек, из них 1 миллион в Сирии (5 % населения) и 400 тысяч в Ливане (10 %). Сотни тысяч прихожан проживают в США и других западных странах. Богослужение совершается на греческом и арабском языках, в США — на английском.

После смерти 5 декабря 2012 года Патриарха Игнатия IV 167-м Предстоятелем Антиохийской Православной Церкви 17 декабря 2012 года в Успенском Баламандском монастыре собором из 18 иерархов был избран митрополит Европейский Иоанн (Язиджи), ставший Блаженнейшим Патриархом Антиохийским и всего Востока Иоанном X.

В начале XXI века продолжается начавшаяся в конце XX века тенденция перехода целых протестантских общин в состав викариата западного обряда Антиохийской церкви. В настоящее время насчитывается несколько десятков храмов, перешедших от англиканства, харизматов и др. Переход из протестантизма в православие, посредством Антиохийской Церкви (не только в викариат западного обряда, но и в традиционные приходы) в США можно назвать тенденцией. В течение 20 лет Антиохийская Православная церковь стала выбором тысяч протестантов североевропейского происхождения, будучи изначально церковью арабских и сирийских иммигрантов.

См. также

• Список Антиохийских патриархов
• Баламандский монастырь
• Церковь Архангела Гавриила на Чистых прудах — подворье Антиохийской Православной Церкви в Москве

Ссылки

• [www.antiochpatriarchate.org/ Официальный сайт Антиохийского Патриархата]
• [www.antiochian.org.au/ Антиохийская Архиепархия Австралии, Новой Зеландии и всей Океании]
• [www.antiochian.org/ Антиохийская Архиепархия Северной Америки]
• Павел Густерин. [radonezh.ru/68750 О межцерковных православных связях]

Отрывок, характеризующий Антиохийская православная церковь

– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.