Антиохия (фема)

Антиохия (греч. Ἀντιόχεια — фема во главе с дукой, существовавшая в составе Византийской империи в X—XI веках. Столицей фемы был одноимённый город в Сирии. Территориально фема представляла собой узкую полосу побережья Средиземного моря, с юга ограниченную владениями эмиров Триполи, а с востока эмиратом Алеппо (Халеба).

История

Антиохия была отвоёвана у арабов на третьем году царствования Никифора Фоки (963—969) патрицием Михаилом Вурцей. Вследствие своего важного стратегического положения, фема стала плацдармом Византии в её военных предприятиях против Триполи и Алеппо. В год смерти императора Василия II (976—1025) дукой Антиохии был Константин Далассин, один из претендентов на руку императрицы Зои, сын ранее занимавшего этот пост Дамиана Далассина.

При Константине VIII (1025—1028) и в начале царствования Романа III (1028—1034) Антиохией управлял Михаил Спондила, при котором фема подверглась враждебным действиям со стороны эмиров Халеба и Триполи, а также халифа Египта. Неудачи антиохийского дуки в борьбе с ними были причиной, того что император Роман III отправил Спондилу в отставку и назначил на его место своего зятя, патриция Константина Карантина. После неудачного сирийского похода в 1030 года Роман Аргир, уходя из Антиохии в Византию, оставил игемоном Антиохии Никиту Мисфийского, который был несколько удачливее своих предшественников. Он управлял Антиохией до своей смерти, последовавшей в первый год царствования Михаила Пафлагона (1034—1041). Одним из практоров, при Никите, был Салива, убитый антиохийцами. На место Никиты был назначен дукой брат императора, Никита, находившийся из-за убийства Саливы в натянутых отношениях с антиохийцами, а после его смерти в 1034 году другой брат, Константин.

При Константине Мономахе (1042—1055) место антиохийского дуки занимал проедр Роман Склир; при Феодоре — магистр Катакалон Кекавмен, замененный, по вступлении на престол Михаила Стратиотика (1056—1057), царским племянником Михаилом Ураном. При Константине X Дуке (1059—1067) в Антиохию был отправлен известный своим мздоимством евнух Никифорица. После смерти Константина Дуки Никифорица, имевший личные счеты с его вдовой Евдокией, попал в тюрьму и на его место назначен магистр Никифор Вотаниат. При нём на фему напали турки и Вотаниат, который не смог успешно им противостоять был отрешен за это от должности. Роман Диоген (1067—1071) назначил дукой Антиохии веста Качатура, армянина по происхождению, который потом был деятельным сторонником этого государя; император Михаил Парапинак (1071—1078) — протопроедра Иосифа Тарханиота, памятного по своему крайне подозрительному поведению во время последнего, трагически окончившегося похода Романа Диогена против турок.

После смерти Тарханиота в 1073 году Парапинак назначил в Антиохию Исаака Комнина (брата будущего императора Алексея I Комнина), который закончил свою карьеру, в качестве дуки тем, что при нашествии на Сирию турок взят был в плен и выкуплен за 20000 золотых. После этого на посту антиохийского дуки известен Васаг, сын Григория Магистра и брата армянского католикоса Григория. Он пал от руки греков жертвой вражды их к армянам. Группировавшаяся вокруг Васага партия армян обратилась тогда к Филарету Вахраму и пригласила его в Антиохию. Армянин Филарет, приверженец императора Романа Диогена, умевший внушить к себе уважение правительству Парапинака, которое дало ему чин куропалата, ко времени умерщвления Васага (совпадающего в изложении армянского историка Матфея Эдесского со вступлением на престол Никифора Вотаниата в 1078 году) успел сделать немало приобретений за счет турок, равно как и своих сородичей, армянских владетелей. Получив приглашение из Антиохии, он не замедлил последовать ему и, явившись в город, страшно отомстил грекам, враждовавшим с армянами. Филарет стал управлять Антиохией в качестве дуки и счел нужным получить санкцию и утверждение в должности от византийского императора, для чего изъявил покорность Вотаниату и получил даже, если верить показанию Михаила Сирийского, чин севаста. Он был последним антиохийским дукой и занимал этот пост до тех пор, пока Антиохия в отсутствие Филарета, уезжавшего в Эдессу, не была захвачена никейским султаном Сулейманом в 1084 году.

Византийские правители (дуки) Антиохии

Все правители фемы носили титул дука, поэтому в колонке «Титулы» таблицы указаны прочие титулы. Их перечень устанавливается на основе данных сигиллографии.

Список правителей фемы Антиохия

Годы правления	Имя правителя	Титулы	Дополнительные сведения
969	Евстафий Малеин
970—976	Михаил Вурца	стратиг	Военачальник, завоеватель Антиохии
977	Кулеиб
977—978	Убейдалла
985—986	Лев Мелиссин
986—987	Варда Фока Младший		Племянник императора Никифора II Фоки, в 987 году провозгласил себя императором
987—987	Лев Фока		Сын Варды Фоки Младшего
990—991	Роман Склир
989—995	Михаил Вурца	стратиг	повторно
995—998	Дамиан Далассин	патрикий	Погиб в битве с мусульманами
999— ок. 1007	Никифор Уран	магистр
	Панкратий		В правление Василия II
1011	Михаил Коитонит
1024—1025	Константин Далассин
1026—1029	Михаил Спондила
ок. 1029	Потос Аргир
1029—1030	Константин Карантин
1030—1032	Никита Мисфейский	патрикий, катепан
1032—1034	Феофилакт Далассин
1034	Никита Пафлагонский	протопроэдр	Брат императора Михаила IV
после 1037	Лев	патрикий, анфипат, вестарх
1037/1038	Константин Пафлагонский	нобилиссимус	Брат императора Михаила IV. Доместик схол Востока.
до 1041	Василий Педиадит	вестарх
1040-е годы	Стефан	вестарх
между 1042 и 1054	Григорий	вестарх
1040-е годы	Михаил Иазит
1050-е годы	Михаил Контостефан
до 1053	Константин Вурца
1054—1055	Роман Склир	магистр
до сентября 1056	Катакалон Кекавмен	магистр
1056—лето 1057	Михаил Уран
1057—1058(?)	Роман Склир		повторно
1059(?)	Адриан Далассин
до 1062	Никифор Вотаниат		Византийский император в 1078—1081 годах
1062—1063	Никифорица
1065	Пехт
	Иоанн	протопроэдр	В правление Константина X Дуки
1068—1069	Петр Либеллий	магистр
после 1068(?)	Константин	протокуропалат
между 1069 и 1072	Хачатур		Военачальник императора Романа IV
1072—1074	Иосиф Тарханиот	протопроэдр
1074—1078	Исаак Комнин	севастократор	(1047—1104/7) Брат императора Алексея I Комнина
ок. 1078	Михаил Маврекс
1078	Васак ПахлавуниВасак Пахлавуни		Сын Григора Магистра. Убит в результате заговора горожан.
1078/79—1084	Филарет Варажнуни	севаст	Военачальник императора Романа IV. Фактически независимый правитель собственного государства.
1108—1108	Боэмунд Тарентский	князь	Получил титул дуки Антиохии по Девольскому договору, но после его подписания вернулся в Италию

Литература

• Dumbarton Oaks. [books.google.gr/books?id=-9IezYYSligC Catalogue of Byzantine Seals at Dumbarton Oaks and in the Fogg Museum of Art: The East (continued), Constantinople and environs, unknown locations, addenda, uncertain readings]. — 2005. — Т. V. — 198 p.
• Скабаланович Н. А. Византийское государство и церковь в XI веке. — Издательство Олега Абышко, 2004. — Т. I. — С. 326-328. — 448 с. — ISBN 5-89740-107-4.

Отрывок, характеризующий Антиохия (фема)

– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.