Антиох I Сотер

Антиох I Сотер Αντίοχος Α' Σωτήρ<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Серебряная монета с изображением Антиоха I</td></tr>
Царь государства Селевкидов
281 — 261 до н. э.
Предшественник:	Селевк I Никатор
Преемник:	Антиох II Теос
Рождение:	324 до н. э.(-324)
Смерть:	261 до н. э.(-261)
Отец:	Селевк I Никатор
Мать:	Апама
Супруга:	Стратоника Сирийская
Дети:	1. Антиох II Теос 2. Апама II 3. Стратоника Македонская

Антио́х I Сотер (др.-греч. Αντίοχος Α' Σωτήρ; ок. 324 до н. э. — 261 до н. э.) — царь государства Селевкидов в 281 — 261 до н. э.

Ранние годы

Отец Антиоха Селевк I Никатор служил начальником конницы в армии Александра Македонского, после смерти которого получил в управление часть империи. Матерью Антиоха была согдианская принцесса Апама. Селевк и Апама вступили в брак в 324 до н. э. в Сузах во время организованной Александром грандиозной свадьбы, целью которой было сочетать своих военачальников с девушками из знатных персидских семей. Исходя из этого события, можно считать, что Антиох родился между 324 и 323 до н. э.

В 301 до н. э. Антиох вместе со своим отцом участвовал в битве при Ипсе, победа в которой обеспечила Селевку власть над азиатской частью империи Александра. Ещё при жизни отца в 294 до н. э. Антиох женился на своей мачехе Стратонике. Селевк уступил ему молодую жену, узнав от придворного врача Эразистрата, что причина тяжелой болезни сына кроется в безнадежной любви. После свадьбы Селевк наделил Антиоха титулом царя и отправил управлять «Верхней Азией» (территорией к востоку от Евфрата).

Внешняя политика

Войны за наследие Лисимаха

После смерти Селевка в 281 до н. э. царём государства Селевкидов стал наследовавший ему Антиох I, как и его отец, претендовавший на бывшие владения Лисимаха. В Греции и Малой Азии Антиох безуспешно вёл войны против убийцы отца Птолемея II Керавна. В 280 до н. э. Антиох заключил мир с Птолемеем и начал войну с коалицией греческих городов Северной Эгеиды — Гераклеей, Византием, Киером, Теосом, — которая была возглавлена царем Вифинии Никомедом. Брат Никомеда, мятежник Зипет, в борьбе за престол своей страны опирался на Антиоха I. Флоты Антиоха и Никомеда встретились в море, в течение некоторого времени простояли друг против друга, но разошлись, так и не вступив в сражение. Попытка стратега Патрокла, назначенного Антиохом первым наместником западных частей Малой Азии, присоединить Вифинию окончилась полным провалом. Войско Патрокла было разбито, а сам он погиб в бою.

Летом 279 г. до н. э. против Антиоха выступил царь Македонии Антигон II Гонат, оспаривавший у него господство над бывшими владениями Лисимаха. В связи с расширением театра военных действий Антиох предпринял какие-то шаги по созданию для себя опоры в Греции и Македонии: мы слышим о его «щедром подарке» — острова Лемноса — Афинам, о союзке с тираном Кассандрейским — Аполлодором. После более или менее продолжительных военных действий в Малой Азии, — о которых не известно ничего, кроме того, что противники имели громадные войска и сражались долгое время, — Антигон с Антиохом заключили мир. Жигунин датирует этот мир первой половиной 277 г. до н. э.

Жигунин предполагает, что по мирному договору за Антигоном было признано право на Македонию, а Антиох, вероятно, приобрел свободу действий в Малой Азии. Некоторая малая часть Фракии, включая сюда Лисимахию, досталась Антигону. Для закрепления мира с Антигоном Антиох отдал ему в жены свою сестру Филу.

Битва слонов

Ещё в 278 г. до н. э. отряды галатов под руководством племенного вождя Леоннория переправились на малоазийское побережье в качестве союзников Никомеда I Вифинского. Они двинулись вглубь полуострова, разоряя и грабя всё на своем пути. Столкновение галатов с Антиохом I произошло около 275 г. до н. э. Точное место битвы неизвестно.

Согласно описанию битвы у Лукиана, у галатов была многочисленная пехота, 20 000 конницы и 240 колесниц. Войско же Антиоха, малочисленное, набранное наспех, никак не могло сравниться с войском варваров. По совету родосца Теодота Антиох ввёл в бой слонов в разгар битвы. Одним своим видом слоны настолько устрашили галатов, что те в беспорядке бежали. Колесницы и конница варваров были опрокинуты на их собственную пехоту. Тогда войска Антиоха перешли в наступление и одержали полную победу. Битва прославила Антиоха на всю Азию; за ним с этого времени закрепилось почётное прозвище «Сотер» (др.-греч. Σωτήρ — «спаситель»).

Однако несмотря на поражение, галаты смогли закрепиться в центральной части Малой Азии к северу от Фригии. Эта область получила название Галатия.

Кампания в Сирии

Приблизительно в это же время правитель Кирены Магас женился на сестре Антиоха Апаме и убедил его начать войну с египетским царем Птолемеем Филадельфом. Павсаний сообщает о борьбе Антиоха с Птолемеем лишь следующее: «Когда Антиох стал уже снаряжать поход, Птолемей отправил ко всем народам, над которыми властвовал Антиох, своих людей, чтобы они как грабители прошли через земли более слабых, тех же, которые были более сильными, он хотел задержать военными действиями, чтобы тем помешать походу против Египта».

В «Вавилонской клинописной хронике» под 36 годом Селевкидской эры (275/4 год до н. э.) сообщается: «В этом году царь оставил свой двор, свою жену и сына в Сардах (Sapardu), чтобы обеспечить прочную защиту. Он явился в провинцию Эбирнари (Сирия) и пошел против египетской армии, которая стояла лагерем в Эбирнари. Египетская армия спаслась бегством от него (?). В месяце адар 24 числа правитель Аккада отправил в Эбирнари к царю много серебра, тканей, мебели и машин из Вавилонии и Селевкии, царского города, и 20 слонов, которых правитель Бактрии послал к царю. В этом месяце мобилизовал главнокомандующий войска царя, которые были размещены в Аккаде, и пошел к царю в месяце нисан на помощь в Эбирнари…». Успехи Антиоха I в Сирии, возможно, не ограничивались описанной в хронике операцией. Возможно в это же время Антиох отнял у египтян Дамаск.

Война закончилась в 273, либо в 272 г. до н. э. (по другим данным в 271 до н. э.). Трудно оценить и общие итоги войны. Весьма вероятные успехи Селевкидов в Сирии перекрываются возможными неудачами в Малой Азии.

Международная обстановка в 260х годах до н. э.

Уже со времени Первой Сирийской войны правитель Пергама Филетер начал сближение с Птолемеем II. Попытка Антиоха удержать Филетера родственными обязательствами со своим домом ни к чему не привела. К середине 60х годов упрочилось положение Вифинии, что также создавало опасность малоазиатским владениям Селевкидов. В это же время на востоке государства произошла смута при участии старшего сына Антиоха — Селевка. После её подавления царю пришлось казнить своего наследника (около 266 г. до н. э.).

Поражение и смерть

Начавшаяся в Греции Хремонидова война, в которой участвовали Македония и Египет, позволила Антиоху вступить в войну с царём Пергама Эвменом I, о которой упоминает Страбон. Однако около 261 году до н. э. в битве при Сардах войско Антиоха было разбито, а сам он вскоре погиб. Вероятно, воспользовавшись поражением Антиоха у Сард, египтяне захватили несколько городов в Ионии.

После смерти Антиоха I Сотера наследником престола стал его сын Антиох II.

Внутренняя политика

Ведущиеся с начала правления Антиоха I длительные войны за обладание Малой Азией уже к середине 270-х гг. до н. э. вызвали острый недостаток финансовых средств, что толкнуло царя на введение чрезвычайных налогов в Вавилонии и отобрание земель у жителей Вавилона, Кутаха, Борсиппы, а также на продажу царской земли, в частности малоазиатскому полису Питане. По-видимому, к этому же времени приходится относить и введение чрезвычайного налога с населения малоазиатских сатрапий, взимавшегося с целью получения средств на борьбу с набегами галатов.

Дела в восточных провинциях

В период наместничества Антиоха была предпринята военно-морская экспедиция Патрокла на Эритрейском море. Будучи соправителем отца, Антиох I восстановил разрушенную греческую колонию в оазисе Марта. Вновь основанный город получил название Антиохии Маргианы. Одновременно с этим был укреплен и весь оазис. Однако Антиох I придерживался оборонительных действий и не предпринимал никаких попыток к нападению на независимые восточные страны, такие как Хорезмское государство, Мидия Атропатена и армянское царство Оронтидов (Ервандуни). Со своим восточным соседом-правителем государства Маурья в Индии — Биндусарой, преемником Чандрагупты, Антиох I поддерживал мирные отношения. Известно, что он направлял к Биндусаре посольство во главе с Деймахом.

Вследствие постоянных войн на западной границе державы во время царствования Антиоха I восточным провинциям не уделялось должного внимания.

Ссылки

• [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0001.001/211?rgn=full+text;view=image Антиох I Сотер] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.

Литература

• Аппиан. Римская история. Серия «Памятники исторической мысли». М.: Наука. 1998. 726 стр. ISBN 5-02-010146-X
• Марк Юниан Юстин. Эпитома сочинения Помпея Трога «Historiarum Philippicarum». / Пер. А. А. Деконского и М. И. Рижского. Статья К. К. Зельина. // Вестник древней истории. 1954. № 2-4. 1955. № 1.
• Павсаний. Описание Эллады. В 2 т. / Пер. С. П. Кондратьева. М.: Искусство. 1938—1940. 3000 экз. Т. 1. 1938. 364 стр. Т. 2. 1940. 592 стр.
• Жигунин В. Д. Международные отношения эллинистических государств в 280—220 гг. до н. э. / Издательство Казанского университета. 1980.
• Бокщанин А. Г. Парфия и Рим. Возникновение системы политического дуализма в Передней Азии / Издательство Московского университета. 1960.
• Берзон Е. М. Был ли заговор?: К династической истории первых Селевкидов // Восток. – 2015. – 5. – С. 19–27.
• Грушевой А. Г. Два почётных декрета в честь Антиоха 1-го (280-261 гг. до н. э.): OGIS 219, 222 // МНЕМОН: Исследования и публикации по истории античного мира. Вып. 14. - СПб., 2014. - 516 с. - С. 171-184.
• Bevan E.R. The House of Seleucus. V. 1. - L., 1902. - P. 127-170.
• Bouché-Leclercq A. Histoire des Séleucides (323-64 avant J.-C.). - P., 1913. - P. 52-75.

Отрывок, характеризующий Антиох I Сотер

Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.
– В Петербург? – повторила она, как бы не понимая. Но, вглядевшись в грустное выражение лица княжны Марьи, она догадалась о причине ее грусти и вдруг заплакала. – Мари, – сказала она, – научи, что мне делать. Я боюсь быть дурной. Что ты скажешь, то я буду делать; научи меня…
– Ты любишь его?
– Да, – прошептала Наташа.
– О чем же ты плачешь? Я счастлива за тебя, – сказала княжна Марья, за эти слезы простив уже совершенно радость Наташи.
– Это будет не скоро, когда нибудь. Ты подумай, какое счастие, когда я буду его женой, а ты выйдешь за Nicolas.
– Наташа, я тебя просила не говорить об этом. Будем говорить о тебе.
Они помолчали.
– Только для чего же в Петербург! – вдруг сказала Наташа, и сама же поспешно ответила себе: – Нет, нет, это так надо… Да, Мари? Так надо…


Прошло семь лет после 12 го года. Взволнованное историческое море Европы улеглось в свои берега. Оно казалось затихшим; но таинственные силы, двигающие человечество (таинственные потому, что законы, определяющие их движение, неизвестны нам), продолжали свое действие.
Несмотря на то, что поверхность исторического моря казалась неподвижною, так же непрерывно, как движение времени, двигалось человечество. Слагались, разлагались различные группы людских сцеплений; подготовлялись причины образования и разложения государств, перемещений народов.
Историческое море, не как прежде, направлялось порывами от одного берега к другому: оно бурлило в глубине. Исторические лица, не как прежде, носились волнами от одного берега к другому; теперь они, казалось, кружились на одном месте. Исторические лица, прежде во главе войск отражавшие приказаниями войн, походов, сражений движение масс, теперь отражали бурлившее движение политическими и дипломатическими соображениями, законами, трактатами…
Эту деятельность исторических лиц историки называют реакцией.
Описывая деятельность этих исторических лиц, бывших, по их мнению, причиною того, что они называют реакцией, историки строго осуждают их. Все известные люди того времени, от Александра и Наполеона до m me Stael, Фотия, Шеллинга, Фихте, Шатобриана и проч., проходят перед их строгим судом и оправдываются или осуждаются, смотря по тому, содействовали ли они прогрессу или реакции.
В России, по их описанию, в этот период времени тоже происходила реакция, и главным виновником этой реакции был Александр I – тот самый Александр I, который, по их же описаниям, был главным виновником либеральных начинаний своего царствования и спасения России.
В настоящей русской литературе, от гимназиста до ученого историка, нет человека, который не бросил бы своего камушка в Александра I за неправильные поступки его в этот период царствования.
«Он должен был поступить так то и так то. В таком случае он поступил хорошо, в таком дурно. Он прекрасно вел себя в начале царствования и во время 12 го года; но он поступил дурно, дав конституцию Польше, сделав Священный Союз, дав власть Аракчееву, поощряя Голицына и мистицизм, потом поощряя Шишкова и Фотия. Он сделал дурно, занимаясь фронтовой частью армии; он поступил дурно, раскассировав Семеновский полк, и т. д.».
Надо бы исписать десять листов для того, чтобы перечислить все те упреки, которые делают ему историки на основании того знания блага человечества, которым они обладают.
Что значат эти упреки?
Те самые поступки, за которые историки одобряют Александра I, – как то: либеральные начинания царствования, борьба с Наполеоном, твердость, выказанная им в 12 м году, и поход 13 го года, не вытекают ли из одних и тех же источников – условий крови, воспитания, жизни, сделавших личность Александра тем, чем она была, – из которых вытекают и те поступки, за которые историки порицают его, как то: Священный Союз, восстановление Польши, реакция 20 х годов?
В чем же состоит сущность этих упреков?
В том, что такое историческое лицо, как Александр I, лицо, стоявшее на высшей возможной ступени человеческой власти, как бы в фокусе ослепляющего света всех сосредоточивающихся на нем исторических лучей; лицо, подлежавшее тем сильнейшим в мире влияниям интриг, обманов, лести, самообольщения, которые неразлучны с властью; лицо, чувствовавшее на себе, всякую минуту своей жизни, ответственность за все совершавшееся в Европе, и лицо не выдуманное, а живое, как и каждый человек, с своими личными привычками, страстями, стремлениями к добру, красоте, истине, – что это лицо, пятьдесят лет тому назад, не то что не было добродетельно (за это историки не упрекают), а не имело тех воззрений на благо человечества, которые имеет теперь профессор, смолоду занимающийся наукой, то есть читанном книжек, лекций и списыванием этих книжек и лекций в одну тетрадку.
Но если даже предположить, что Александр I пятьдесят лет тому назад ошибался в своем воззрении на то, что есть благо народов, невольно должно предположить, что и историк, судящий Александра, точно так же по прошествии некоторого времени окажется несправедливым, в своем воззрении на то, что есть благо человечества. Предположение это тем более естественно и необходимо, что, следя за развитием истории, мы видим, что с каждым годом, с каждым новым писателем изменяется воззрение на то, что есть благо человечества; так что то, что казалось благом, через десять лет представляется злом; и наоборот. Мало того, одновременно мы находим в истории совершенно противоположные взгляды на то, что было зло и что было благо: одни данную Польше конституцию и Священный Союз ставят в заслугу, другие в укор Александру.
Про деятельность Александра и Наполеона нельзя сказать, чтобы она была полезна или вредна, ибо мы не можем сказать, для чего она полезна и для чего вредна. Если деятельность эта кому нибудь не нравится, то она не нравится ему только вследствие несовпадения ее с ограниченным пониманием его о том, что есть благо. Представляется ли мне благом сохранение в 12 м году дома моего отца в Москве, или слава русских войск, или процветание Петербургского и других университетов, или свобода Польши, или могущество России, или равновесие Европы, или известного рода европейское просвещение – прогресс, я должен признать, что деятельность всякого исторического лица имела, кроме этих целей, ещь другие, более общие и недоступные мне цели.
Но положим, что так называемая наука имеет возможность примирить все противоречия и имеет для исторических лиц и событий неизменное мерило хорошего и дурного.
Положим, что Александр мог сделать все иначе. Положим, что он мог, по предписанию тех, которые обвиняют его, тех, которые профессируют знание конечной цели движения человечества, распорядиться по той программе народности, свободы, равенства и прогресса (другой, кажется, нет), которую бы ему дали теперешние обвинители. Положим, что эта программа была бы возможна и составлена и что Александр действовал бы по ней. Что же сталось бы тогда с деятельностью всех тех людей, которые противодействовали тогдашнему направлению правительства, – с деятельностью, которая, по мнению историков, хороша и полезна? Деятельности бы этой не было; жизни бы не было; ничего бы не было.