Антипремия «Абзац»
Поделись знанием:
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.
– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Антипре́мия «Абза́ц» — шуточная литературная премия, учрежденная газетой «Книжное обозрение» («Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям») и ОАО «Генеральная дирекция международных книжных выставок и ярмарок»[1] за издания, которые, по мнению организаторов мероприятия, не соответствуют требованиям современного книгоиздания по части редактуры, перевода и корректуры[2].
Содержание
Описание
Литературная премия «Абзац» вручается в четырёх основных номинациях и одной дополнительной: «Худшая корректура», «Худший перевод», «Худшая редактура» и «Полный абзац» (за полное попрание всех норм книгоиздания), а за «особо циничные преступления против российской словесности», в качестве бонусного приза[3], вручается «Почётная безграмота». «Лауреатов» определяет специальный экспертный совет на основании читательских мнений, присланных в редакцию газеты «Книжное обозрение».
«Абзац» — родная сестра «Серебряной калоши» и «Золотой малины» — выдается за наиболее сомнительные достижения в области книгоиздания.
Впервые «Абзац» присуждался на XIV ММКВЯ осенью 2001 года. С 2002 года антиприз вручается весной — на Национальной книжной выставке-ярмарке «Книги России». Внешне антиприз выглядит как бронзовая «лебедино-двоечная» конструкция в виде дважды переломленной ручки на скомканном бумажном листе. Ручка переломана в виде буквы «Z» — знака абзаца в редактуре. Автор статуэтки — скульптор Владимир Трулов. «Лауреаты» редко забирают призы[5][6].
Первым председателем жюри являлся на тот момент главный редактор газеты «Книжное обозрение» Александр Феликсович Гаврилов, потом Гаврилов начал вести свой проект — некоммерческая организация «Институт книги». Следующим председателем жюри стал новый генеральный директор «Книжного обозрения» Александр Михайлович Набоков, он считал премию «Абзац» отчасти шуточной[7]:
Мы надеемся, что наши лауреаты обладают хотя бы минимальным чувством юмора, — говорит Набоков, — и поймут правильно. Хотя в теме реформ образования уже не до шуток.— «Букеру» пришел «Абзац», «Московский комсомолец» №25595 от 19.03.11
Лауреаты
2015
- «Полный абзац» — биография «Большие глаза. Загадочная история Маргарет Кин», вышедшая в издательстве АСТ.
- «Худший перевод» — книга Майка Уолла «Led Zeppelin. Когда гиганты ступали по земле» в переводе Мамедьярова и Фоменко.
- «Худшая редактура» — роман Андрея Геласимова «Холод», выпущенный в издательстве «Эксмо». Ответственный редактор — Ольга Аминова.
- «Худшая корректура» — книга Бьянки Питцорно «Диана, Купидон и Командор», издательство «Самокат». Корректоры — Марина Нагришко, Екатерина Логунова[8].
2014
- «Почётная безграмота» — «История Российского государства. От истоков до монгольского нашествия»[9]:
Обладателем «Почётной безграмоты» стал Борис Акунин с книгой «История российского государства. От истоков до монгольского нашествия». По словам организаторов, «концентрация ляпов, неточностей и домыслов здесь поражает воображение. Вот как автор, например, расшифровывает русскую душу: „в том, что мы такие нелегкие, очевидно, виноват все-таки Лес“». Отметили здесь и изобретательность автора: таинственный термин Акунина «русославяне»: «Притом, что ни русских, ни тем более России пока не существовало, — поэтому до поры до времени я буду пользоваться не очень складным термином „русославяне“».
— «Российская газета», 2014[10].
- «Полный абзац» — «Автобиография» Маргарэт Тэтчер, изданная «АСТ»[11].
- «Худший перевод» — «Дом секретов», перевод Лидии Садовой[12].
- «Худшая корректура» — Анна Мосьпанов «Германия. Свой среди своих»[13] (М.: Альпина нон-фикшн, 2013. Корректор — С. Мозалёва)[14].
- «Худшая редактура» — работа Антона Лирника «Трое в Таиланде, не считая собак»[15].
2013
- «Полный абзац» — книга «Led Zeppelin. Иллюстрированная биография» Томаса Гарета (2012, «Астрель») и «Elvis. Иллюстрированная биография» Мэри Клейтон (2012, «Астрель»)[16].
- «Худший перевод» — «Божественная комедия», «Фауст» и другие произведения классической литературы в переводе Ирины Евсы[17].
- «Худшая редактура» — «Зимняя кость» Дэниэла Вудрелла (2012, «Азбука»; переводчик Немцов Максим)[18].
- «Почётная безграмота» — «Иллюстрированная Конституция России»[19]:
Вне конкуренции «Иллюстрированная Конституция России» Натальи Худяковой и Максима Горелова. Комикс-Конституция содержит немало уникальных картинок. Так, на странице, описывающей права граждан на медпомощь, выясняется, что у матрешек есть скелет. Примеры с матрешками вызвали бурную дискуссию в рунете не только о скрытом подтексте картинок, но и о том, нуждается ли в принципе Конституция в популяризации.— «Московский комсомолец», 2013[20]
2012
- «Полный абзац» — книга Джарона Ланира «Вы не гаджет. Манифест» (2011, «Астрель», «Corpus»; переводчик М. Кононенко).
- «Худший перевод» — роман Мориса Ж. Дантека «Призрак джазмена на падающей станции „Мир“» (2011, «Рипол Классик»; переводчик А. Дадыкин).
- «Худшая редактура» — роман Лесли Дэниелс «Уборка в доме Набокова» (2011, «Азбука», «Азбука-Аттикус»).
- «Худшая корректура» — роман «Я заберу тебя с собой» Николо Амманити (2011, «Иностранка», «Азбука-Аттикус»).
2011
- «Полный абзац» — книга «Цветочный крест» Елены Колядиной («АСТ»).
- «Худший перевод» — Людмила Володарская за перевод книги Сесилии Ахерн «Волшебный дневник» («Иностранка», пер. с английского).
- «Худшая редактура» — Эрика Йонг «Как спасти свою жизнь» («Эксмо», ответственный редактор Александр Етоев, редактор Екатерина Барышева).
- «Худшая корректура» — Дэвид Фридман «Пенис. История взлетов и падений» («РИПОЛ-классик», корректор Татьяна Антонова).
- Специальная премия «Почётная безграмотa» — министр образования и науки Андрей Фурсенко за реформу образования, в результате которой литература перестала быть обязательным предметом в школе.
2010
- «Полный абзац» — Книга «А если это любовь?» Николаса Якемота (издательство ОГИ, перевод со шведского).
- «Худший перевод» — Татьяна Кудрявцева за роман Джона Апдайка «Террорист» (АСТ).
- «Худшая редактура» — редактор романа Кирилла Берендеева «Осколки» («Флюид», 2009). «Мы подозреваем, что эта книга вообще не подвергалась редакторской правке», — отмечают организаторы антипремии.
- Специальный приз в честь десятилетнего юбилея антипремии «Абзац» — газета «Книжное обозрение» вручила сама себе.
2009
- «Полный абзац» — «Большая астрономическая энциклопедия» издательства «Эксмо». Это 600-страничная книга, авторы которой ввели в научный оборот ранее неизвестные астрономические понятия, например, «внешние спутники планет», «полуширина кривопропускания» и т. д. После того, как астрономы ужаснулись таким откровенным ошибкам и забили тревогу, издательство напечатало на своем сайте извинения и информацию о том, что весь тираж книги отозван из продажи и уничтожен. Однако, по некоторым данным, книга и после этого продолжала продаваться в магазинах[21].
- «Худший перевод» — за книгу Макса Галло «Спартак: Бунт непокорных» (издательство «Гелеос»).
- «Худшая редактура» — книга Макса Сейфера «Никола Тесла. Повелитель вселенной» (издательство «ЭКСМО»).
- «Худшая корректура» — книги Азария Лапидуса «Road Show, или Любовь олигарха», «Mazerati Bordo, или Уравнение с тремя неизвестными» и «Mond Blanc, или Непокоренная вершина» (издательства АСТ, Астрель).
2008
- «Полный абзац» — Елена Ленина за книгу «Sexual, или Как соблазнить любого мужчину» (издательство АСТ). По мнению жюри, «Sexual…» является плагиатом, заимствующим фрагменты из книги Лейл Лаундес «Как влюбить в себя любого».
- «Худший перевод» — «Страна призраков» Уильяма Гибсона (перевод Юлия Моисеенко, издательство АСТ).
- «Худшая редактура» — «Casual 2» Оксаны Робски (издательства АСТ, Астрель).
- «Худшая корректура» — книга Нила Геймана «Хрупкие вещи» (издательства АСТ, Астрель).
- «Почётная безграмота» — ведущая передачи «Документальная история», директор Российского государственного архива литературы и искусства (РГАЛИ) Татьяна Горяева.
2007
- «Полный Абзац» — Сергей Минаев за книги «Духless» и «Media Sapiens». Книги написаны и опубликованы с ужасающим количеством грамматических и фактических ошибок. «Впервые мы вручали гран-при человеку, чьи романы достойны обладать статуэтками по всем номинациям, — говорится в заявлении оргкомитета. — Обе книги наводнены грамматическими, пунктуационными и фактическими ошибками. И, кроме того, это худший перевод Фредерика Бегбедера на русский язык» (издательство АСТ).
- «Худший перевод» — Е. А. Самарская за работу над книгой Жана Бодрийяра «Общество потребления». Внимание оргкомитета привлекли фразы на «рунглише» вроде «Драгстор может стать целым городом… с его шопинг-центром, где каждая группа резиденций сияет вокруг своего плавательного бассейна» или «Пиво вам полезно» (в оригинале — «Guinness is good for you»). (Издательства «Республика», «Культурная Революция».)
- «Худшая редактура» — журналист газеты «Спорт-Экспресс» Игорь Рабинер за книгу «Как убивали „Спартак“» (издательство «Секрет фирмы»). «Мы не критикуем Рабинера как болельщики, но нам очень обидно, что такое интересное издание появилось в печати вообще лишённое редактуры, изобилующее повторами. Нельзя просто взять статьи и поместить их в книжку», — говорится в заключении.
- «Почётная безграмота» — генеральный директор «Первого канала» Константин Эрнст с формулировкой «как физическому воплощению самой большой рейтинговой доли телевидения, оглупляющего простого человека, отрывающего его от книги и чтения, от всякого проявления культуры».
2006
- «Полный Абзац» — издательство «Онлайн» за книгу Габриэля Гарсиа Маркеса «Вспоминая моих грустных шлюх». Книга выпущена контрафактно, полностью искажён текст перевода. Так, например, у Маркеса: «Я никогда не думал о возрасте, как о дырявой крыше, которая показывает, сколько утекло и сколько жизни осталось». Версия издательства: «Я никогда не думал о возрасте, как привыкают не думать о дырявой крыше. Сколько воды утекло… Сколько лет, сколько зим…».
- «Худшая корректура» — антиприз не присуждался второй год подряд. Имеется [www.tugrik.ru/magazine/catalog47/article293/ мнение], что это связано с ростом качества корректуры.
- «Худший перевод» — издательство «Эксмо» за книгу Гийома Аполлинера «Алкоголи» в переводе Игоря Бойкова. Цитата: «Жизнь переменчива, как в юности Эврип» (Эврип — это не античный герой, а пролив между Грецией и островом Эвбея).
- «Худшая редактура» — Книги Юлии Латыниной «Джаханнам» и «Ниязбек». Цитата: «Они выехали на взлётную полосу и увидели Як-42 с трапом, вывалившимся из кормы, как собачий язык из задницы». (Издательство «ЭКСМО».)
- «Почётная безграмота» — режиссёр Ульяна Шилкина «за вялую и бессмысленную экранизацию» одного из самых смешных русских романов ХХ века — «Золотой телёнок»[22][23]
2005
- «Полный Абзац» — издательство «Олма-пресс» за серию аналитических книг Елены Съяновой о Гитлере и его ближайших соратниках.
- «Худшая корректура» — антиприз не присуждался.
- «Худший перевод» — книга Дугласа Коупленда «Рабы „Майкрософта“» («АСТ»). В этой категории также номинировался перевод бестселлера Дэна Брауна «Код да Винчи».
- «Худшая редактура» — издательство «Ультра. Культура» за книгу «100 запрещённых книг. Цензурная история мировой литературы».
- «Почётная безграмота» — депутат Государственной Думы Сергей Неверов: парламентарий пытался запретить Большому театру использовать либретто оперы «Дети Розенталя» «неправильного писателя» Владимира Сорокина, называя его порнографией.
2004
- «Полный абзац» — два лауреата:
- «Худшая корректура» — «Диалоги» Александра Гордона (издательство «Предлог»).
- «Худший перевод» — роман американского писателя Брета Истона Эллиса «Гламорама» (издательство «Торнтон и Сагден»).
- «Худшая редактура» — издательство «Крылов» (Санкт-Петербург) за книгу «Ричард Брэнсон: 10 секретов лучшего в мире создателя бренда».
- «Почётная безграмота» — Анатолий Фоменко в соавторстве с Глебом Носовским за книги из серии «Новая хронология». (Издательство «Римис».)
2003
- «Полный абзац» — Евгений Гусляров и издательство «Олма-пресс» за книгу «Христос в жизни» — «за попрание всех норм и правил книгоиздания».
- «Худшая корректура» — издательство «Воскресенье Евразия плюс» за книгу Бориса Панкина «Пресловутая эпоха в лицах и масках, событиях и казусах».
- «Худший переводчик» — Елена Сергеева за книгу Пьера Сиприо «Бальзак без маски» (издательство «Молодая гвардия»).
- «Худшая редактура» — издательство «Росмэн» за четвёртую книгу Джоан Роулинг «Гарри Поттер и Кубок огня».
2002
- «Полный Абзац» — Баян Ширянов за книгу «Занимательная сексопатология». (Издательства «Зебра-Е», «ЭКСМО».)
- «Худшая корректура» не вручалась ввиду невозможности определения наиболее «достойного» номинанта.
- «Худший перевод» — Марина Литвинова за роман Джоан Роулинг «Гарри Поттер и Тайная комната» (издательство «Росмэн»).
- «Худшая редактура» — Марина Литвинова за роман Джоан Роулинг «Гарри Поттер и Тайная комната» (издательство «Росмэн»).
2001
- «Полный Абзац» — Издательство «Захаров» («Сергей Довлатов и Игорь Ефимов. Эпистолярный роман»).
- «Худшая корректура» — Издательство «Захаров» («Сергей Довлатов и Игорь Ефимов. Эпистолярный роман»).
- «Худший перевод» — «Элементарные частицы» Мишеля Уэльбека (издательства «Иностранка» и «БСГ-пресс»).
- «Худшая редактура» — издательства «АСТ» и «Терра-фантастика» (сборник статей «Упущенные возможности Гитлера»).
Интересные факты
- Издательство «АСТ» является обладателем 15 антипремий «Абзац», что является абсолютным рекордом.
См. также
Напишите отзыв о статье "Антипремия «Абзац»"
Ссылки
- [www.mibf.ru/contests/abzac/ Об антипризе](недоступная ссылка — история, копия)
- [top.rbc.ru/society/13/03/2008/151033.shtml В России названы худшие книги 2007 года]
Примечания
- ↑ [www.fapmc.ru/rospechat/newsandevents/newsagency/2012/03/item22.html «Вручена антипремия „Абзац“-2012»] «Федеральное Агентство по печати и массовым коммуникациям» от 14 марта 2012: «Учредителем антипремии „Абзац“ является газета „Книжное обозрение“ и „Генеральная дирекция Международных книжных выставок и ярмарок“».
- ↑ [www.kommersant.ru/doc/1892365 «Книжное обозрение» назвало худших из худших] // Газета «Коммерсантъ» № 45 от 15.03.2012, стр. 15: «Антипремия („Абзац“) учреждена газетой „Книжное обозрение“ и генеральной дирекцией Международных книжных выставок и ярмарок. Ею „награждают“ издания, которые, по мнению организаторов выставки, не отвечают требованиям современного перевода, редактуры и корректуры».
- ↑ [www.mibf.ru/vesna/temp/index.php?id=136 «Абзац» нашел своих героев"]ОАО «Генеральная дирекция международных книжных выставок и ярмарок», 12 марта 2013: «Бонусного приза „Почётная безграмота“ был удостоен…»
- ↑ [vmdaily.ru/news/2013/03/13/knizhnaya-yarmarka-otkrilas-abzatsem-187221.html «Книжная ярмарка открылась «Абзацем»] Газета «Вечерняя Москва» от 13 марта 2013
- ↑ [gaude.ru/node/9686 «Абзац» невеждам]
- ↑ [argumenti.ru/culture/books/2013/03/239301 Полный Абзац. Состоялось вручение антипремии за худшую книгу и редактуру]
- ↑ [www.mk.ru/culture/2011/03/18/573811-bukeru-prishel-abzats.html «Букеру» пришел «Абзац»] «Московский комсомолец» № 25595 от 19 марта 2011.
- ↑ [tass.ru/kultura/2229898 Антипремию «Полный абзац» получила книга «Большие глаза. Загадочная история Маргарет Кин»], ТАСС (2 сентября 2015). Проверено 12 июля 2016.
- ↑ [polit.ru/news/2014/05/20/akunin/ «Мемория. Борис Акунин»] Полит.ру, 20 мая 2014: «26 марта 2014 года, в день открытия XVII национальной выставки-ярмарки «Книги России», была вручена профессиональная антипремия „Абзац“, которой отмечают худшие работы в книгоиздательском бизнесе России. Специальный приз „Почётная Безграмота“ за „особо циничные преступления против российской словесности“ присужден Борису Акунину за книгу „История российского государства. От истоков до монгольского нашествия“.»
- ↑ [www.rg.ru/2014/03/26/yarmarka-site.html «Лес русской души. На ВВЦ открылась 17-я Национальная выставка-ярмарка «Книги России»] «Российская газета» — Федеральный выпуск № 6341 (69).
- ↑ [www.gazeta.ru/culture/news/2014/03/27/n_6041353.shtml «Литературную антипремию „Полный абзац“ получила „Автобиография“ Маргарет Тэтчер»].
- ↑ [www.ng.ru/news/461803.html «Вручена книжная антипремия „Абзац“»] «Независимая газета» от 27.03.2014.
- ↑ [www.reshetoria.ru/literaturnye_hroniki/meynstrim/news5957.php «Акунин схлопотал безграмоту»] «Решетория» от 27.03.2014.
- ↑ [www.ng.ru/fakty/2014-04-03/3_abzaz.html «Все краски сопереживания. Кто в этом году заработал антипремию „Абзац“»] «Независимая газета» от 03.04.2014.
- ↑ [www.newsru.com/cinema/26mar2014/abzatc.html «Главный „Абзац“ получила „Автобиография“ Тэтчер — „жертва корректоров, переводчиков и редакторов“»] NEWSru.com от 26 марта 2014.
- ↑ [ug.ru/news/7214 «Антипремии года вручили авторам самых плохих переводов литературных произведений»] «Учительская газета» от 13 марта 2013
- ↑ [www.knigoboz.ru/?section=news&news_id=867 «Абзац» вручен!] «Книжное обозрение» от 13.03.13.
- ↑ [ria.ru/culture/20130313/927076086.html «Полными абзацами» этого года стали книги Led Zeppelin и Elvis] «РИА Новости» от 13.03.2013
- ↑ [www.knigoboz.ru/?section=news&news_id=870 «Конституция в матрешках»] «Книжное обозрение» от 15.03.13. (статья с картинками).
- ↑ [www.mk.ru/culture/books/article/2013/03/13/825295-komikskonstitutsiya-poluchil-pochetnuyu-bezgramotu.html «Комикс-конституция получил «Почётную безграмоту»] «Московский комсомолец» № 26185 от 14 марта 2013 г.
- ↑ [www.gazeta.ru/science/2008/02/26_a_2649910.shtml?incut2 Комментарий авторов письма об энциклопедии]
- ↑ [fraudcatalog.com/?p=3863 Названа самая худшая книга в России]
- ↑ [pda.top.rbc.ru/society/13/03/2008/151033.shtml В России названы худшие книги 2007 года]. РосБизнесКонсалтинг (13.03.2008). [www.webcitation.org/6CRT97CTI Архивировано из первоисточника 25 ноября 2012].
Отрывок, характеризующий Антипремия «Абзац»
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.
– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
