Антисемитизм без евреев

Антисемити́зм без евре́ев — явление враждебности по отношению к евреям даже там, где нет или почти нет еврейского населения. Иногда такая враждебность бывает даже более выраженной, чем в местах с постоянным еврейским присутствием.

Терминология

Антисемитизм проявляется в ряде эпох в новой форме. Послевоенный антисемитизм в Восточной Европе, когда имело место преобладание неявных преследований над прямыми атаками, был впервые обозначен Паулем Лендваем как «антисемитизм без евреев». Традиционный антисемитизм может также принимать вид так называемого антисионизма и в той же мере способствовать пробуждению и проявлению скрытой вражды по отношению к евреям.

Польша

Изначально эта тема возникла в связи с ситуацией в Польше: несмотря на катастрофическое уменьшение еврейского населения (с 3,3 млн в 1939 году до менее чем 10 тысяч в 1991) масштабы антисемитизма среди поляков остаются высокими.

В ходе Холокоста в Польше было уничтожено от 2,8 до 3 млн евреев или 85 % еврейского населения самой большой еврейской общины в Европе.

Через год после окончания войны, в июле 1946 года, в городе Кельце, в котором оставалось на тот момент около 200 евреев, в результате погрома было убито более 40 человек. Вследствие этого погрома Польшу покинули 60 тысяч евреев.

К 1950 году около 150 тыс. евреев покинули страну. С середины 1950-х гг. национализм приобрел в Польше официальный характер, что стало основой для новой антисемитской кампании — с начала 1960-х гг. евреи стали вытесняться из партийно-государственного аппарата. В 1967-68 гг. «борьба с сионизмом», основанная тогдашним польским лидером Владиславом Гомулкой, привела к эмиграции 2/3 из оставшихся в Польше 30 тыс. евреев. Таким образом, к 1970 году в стране оставалось около 6 тыс. евреев, преимущественно пожилых людей.

Несмотря на незначительное число евреев в стране, в Польше продолжают отмечаться массовые антисемитские настроения и антиеврейские акции. Опросы, проведённые в конце 1990-х годов, показывают один из самых высоких уровней антисемитизма в Европе.

Польский социолог Славомир Новотны называет это явление «платоническим антисемитизмом». Александер Герц отмечает, что «антагонизм к определённым людям не зависит от их численности, объективной роли и „чужеродности“», а Рут Грубер считает, что те, кто не сталкивался с живыми евреями, направляет свою ненависть на евреев как символ или концепцию.

Другие страны

Проблемы с массовым антисемитизмом без евреев наблюдается в ряде других стран. Так, схожие с Польшей тенденции наблюдаются в Венгрии, Румынии и Словакии, где сотни тысяч евреев были уничтожены во время Холокоста, а остальные эмигрировали.

Япония

См. также Инцидент с журналом Марко Поло (нем.)

В Японии, стране, где практически полностью отсутствует еврейское население (1000 человек на 127 миллионов населения), существовали антисемитские настроения, проявившиеся в попытке отрицания Холокоста. Журнал под названием Марко Поло опубликовал в январе 1995 года статью, выпущенную по случаю пятидесятилетия освобождения Освенцима, которая оспаривала факт Холокоста. Протесты, последовавшие за этим, привели к увольнению главного редактора и закрытию журнала. Негативные стереотипы в отношении евреев и антисемитская литература, выходившая в Японии со второй половины 1980-х годов, имеют в основном европейское происхождение.

Чечня

Правящие круги в Чеченской Республике Ичкерия в своей информационной политике пропагандировали антисемитизм. Историк Лема Вахаев приводит один из примеров антисемитского высказывания ваххабитов: «Чтобы иметь иудейский метод мышления, необязательно являться евреем по крови или становиться таковым, сроднившись с „дочерью Сиона“. Достаточно быть лицемером, трусом и скрягой… Недолго осталось ждать … когда о Чечне скажут: „Очередная Иудея“». Другим примером является выступление Аслана Масхадова «Сегодня я вынужден признать, что у нас есть ваххабитская идеология, которая делает из нашей молодежи роботов, отравляет её сознание. Эта идеология привносится искусственно. Её внедряют и распространяют наши враги и евреи…». По мнению Вахаева, данное высказывание отражало мышление сепаратистов, находящихся у власти: «Антисемитизм сегодня привносится в чеченское общество правящей элитой, значительная часть которой находится под влиянием исламских радикалов-фундаменталистов. Именно поэтому на контролируемом движением ваххабитов телеканале „Кавказ“ лейтмотив „Нам равных нет. Мы все сметем. Держись, Россия — мы идем!“ неразрывно связан с призывом „Будет наш Иерусалим!“». В официальной сепаратистской газете по поводу убийства сепаратистами заложников-англичан говорилось: «Перед цивилизованным миром мы в очередной раз предстали в образе средневековых дикарей… Спецслужбы России и Израиля сегодня ликуют. Как и все явные и тайные враги ЧРИ». Как писал в своей книге представитель российского отделения Антидиффамационной лиги Василий Лихачёв:

Информационное обеспечение чеченским сепаратистам осуществлял Мовлади Удугов, известный своими антисемитскими взглядами. В результате после временной победы сепаратистов в 1996—1999 годах Чечня стала регионом победившего антисемитизма (что прекрасно иллюстрирует тезис о возможности антисемитизма без евреев — ведь речь идет о мифологии, а не о реальном противостоянии с реальным врагом). Журналисты с удивлением констатировали, что «до войны чеченцы относились к этому народу достаточно доброжелательно, сегодня же ситуация резко изменилась». Чеченские боевики в интервью журналистам утверждали, что «чеченцы стали жертвой мирового сионистского заговора», или что «евреи руками глупых русских убивают мусульман».

Георгий Заалишвили, который провел около года в плену в Чечне, отмечал:

«Больше всего фундаменталисты по каким-то причинам ненавидели не русских, а евреев. Они снабжали меня литературой, которая в основе своей была такой же, которую распространяют в Москве „Память“ и ей подобные организации. Жидо-масонский заговор был одной из излюбленных тем для бесед».

В своём интервью предводитель группировки сепаратистов «Западный фронт ВС ЧРИ» Доку Умаров заявил:

Враги называют Джихад терроризмом. Это тоже одна из пропаганд сионизма, еврейское лобби, которое заправляет сегодня всей информационной системой в этом мире, старается очернить сегодня наш джихад, оклеветать наш джихад и наш народ какими-то именами… Сегодня евреи, сплотив те государства, которые подконтрольны им, объединили весь христианский мир для уничтожения мусульман… Я думаю, что мы стоим на пороге больших событий, когда мусульманский мир просыпается и понимает, что, вместо того, что бы они были рабами Аллаха, они были рабами евреев. Так что, я думаю, братья-мусульмане поднимутся на большой джихад.

Турция

На конец 2009 года в Турции проживала одна из самых многочисленных еврейских общин в мусульманском мире — 23 тысячи человек. Это составляет всего лишь чуть более 0,03 % населения страны. Большинство из них живёт в Стамбуле.

Несмотря на ничтожную долю еврейского населения в Турции, антисемитские настроения являются весьма распространёнными в турецком обществе. Особый всплеск таких настроений произошёл после войны в Ливане в 2006 году, проведения Израилем операции «Литой свинец» в Секторе Газа в декабре 2008 — январе 2009 года и в связи с конфликтом вокруг «Флотилии мира» в мае-июне 2010 года, когда израильским спецназом были убиты турецкие граждане. Одной из причин является тот факт, что критика политики Израиля часто переходит в выражение враждебности к евреям вообще.

См. также

• Антисемитизм
• Расизм без рас (de)

Литература

• Claus Gatterer: Antisemitismus ohne Juden (Антисемитизм без евреев) в Tribüne. Zeitschrift zum Verständnis des Judentums, 1966  (нем.)
• Günther B. Ginzel (Hg.): Antisemitismus. Erscheinungsformen der Judenfeindschaft gestern und heute (Антисемитизм. Проявления вражды к евреям вчера и сегодня) WP, Bielefeld 1991  (нем.)
• Manfred Böcker. Antisemitismus ohne Juden. Die zweite Republik, die antirepublikanischen Rechte und die Juden. Spanien 1931 bis 1936 (Антисемитизм без евреев. Вторая республика, антиреспубликанские законы и евреи. Испания с 1931 по 1936 гг.) Lang (Hispano-Americana 23), Frankfurt am Main, 2000  (нем.)
• Egon Pelikan: Antisemitismus ohne Juden in Slowenien (Антисемитизм без евреев в Словении) в Jahrbuch für Antisemitismusforschung, Band 15, hrsg. von Wolfgang Benz. Metropol, Berlin 2006, ISBN 3-938690-46-1, S. 185—199  (нем.)

Ссылки

• Материалы конференции «[antisemitizm.wordpress.com/ Рост антисемитизма в мире. Участие общественных организаций в противостоянии антисемитизму и антиизраилизму]».

Отрывок, характеризующий Антисемитизм без евреев

На другой день князь Андрей поехал к Ростовым обедать, так как его звал граф Илья Андреич, и провел у них целый день.
Все в доме чувствовали для кого ездил князь Андрей, и он, не скрывая, целый день старался быть с Наташей. Не только в душе Наташи испуганной, но счастливой и восторженной, но во всем доме чувствовался страх перед чем то важным, имеющим совершиться. Графиня печальными и серьезно строгими глазами смотрела на князя Андрея, когда он говорил с Наташей, и робко и притворно начинала какой нибудь ничтожный разговор, как скоро он оглядывался на нее. Соня боялась уйти от Наташи и боялась быть помехой, когда она была с ними. Наташа бледнела от страха ожидания, когда она на минуты оставалась с ним с глазу на глаз. Князь Андрей поражал ее своей робостью. Она чувствовала, что ему нужно было сказать ей что то, но что он не мог на это решиться.
Когда вечером князь Андрей уехал, графиня подошла к Наташе и шопотом сказала:
– Ну что?
– Мама, ради Бога ничего не спрашивайте у меня теперь. Это нельзя говорить, – сказала Наташа.
Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.