Античное оружие

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Античное вооружение — использовалось на протяжении всего античного периода (VIII в. до н. э. —V н. э.). Пришло на смену древнему оружию.

  1. Ранняя античность (VIII в. до н. э. — II в. до н. э.)
  2. Классическая античность (I в. до н. э. — I в. н. э)
  3. Поздняя античность (II—V н. э.)




Государства и народы, которые применяли данное вооружение

Холодное оружие ближнего боя

Классифицируется по характеру своего воздействия.

Ударное оружие

  • Оружие ударно-раздробляющего действия
    • Булава — ударное с твёрдым навершием, закреплённом на рукояти
    • Палица- ударное с тупым навершением,для того чтобы больше оглушить чем убить.
  • Оружие с пробойником

Колющее оружие

  • Клинковое
  • Древковое
    • Копьё — острый колющий наконечник на рукояти большой длины
    • Сариса - тяжелое копье сариссофора. Также адаптированная версия применялась в кавалерии
    • Ксистон - копье гоплита. Так же адаптированная версия применялась в кавалерии
    • Гаста
    • Контос — копье катафракта длина 4—4,5 м
    • Фрама — копье древних германцев (Фрамея – (framea) древнегерманское копьё или дротик, которое можно было метать и также успешно наносить им удары. Был с тонким и острым наконечником. Длина была примерно 1,5м. Копье было настолько узким и удобным, что им можно было одинаково удобно пользоваться как в тесноте рукопашного боя, так и при достаточной дистанции до противника.)
    • Пика — острый колющий наконечник в форме сердца на рукояти большой длины
    • Преимущественно для метания
    • Дротик
    • Пилум
    • Саунион — тяжёлый железный дротик с зазубренным острием
    • Пальтон — персидский дротик (по Ариану)

Рубящее оружие

Колюще-рубящее

Колюще-режущее

Метательное оружие

Осадное оружие

Защитное снаряжение

Доспехи — надеваемые на человека

Щит

Шлем

Военный флот

Греческие и Римские

Финикийские

Разные

Награды

  • Рим
    • Армилла — armillae - серебряные или золотые запястья, надевавшиеся на верхнюю часть руки
    • Торква — наградная цепь у римлян
    • Фалеры — большие и маленькие диски круглой или овальной формы, размером в диаметре от 4 до 7 сантиметров
    • Гаста - пура - hasta pura - для офицеров – почетное копье без острия
    • Корона ауреа — corona aurea / triumphalis, Золотой венок, получали лишь триумфаторы.
    • Корона обцидионалис — corona obcidionalis за снятие осады с города или крепости. (Плиний Старший)
    • Корона цивика — corona civica за спасение товарища
    • Корона навалис — corona navalis / rostrata / classica, за морские подвиги
    • Корона муралис — corona muralis - за храбрость при штурме крепостных стен (первому ворвавшемуся)
    • Корона кастренсис — corona castrensis (vollaris) - первому ворвавшемуся в неприятельский лагерь или взбежавшему на вал вражеского укрепления

Другое

Фортификация

См. также

Напишите отзыв о статье "Античное оружие"

Ссылки и источники

  1. Коннолли П. Греция и Рим. Энциклопедия военной истории. «Эксмо-Пресс». Москва, 2000.
  2. [annals.xlegio.ru/skif/chernenk/bow1.htm Скифский лук]
  3. [www.roman-glory.com/category/rim Рим и его враги]
  4. [xlegio.ru/ancient-armies/ Сайт X-легио]
  5. [mkonline.ru/2003-03/2003-03-12.html Линкоры Ассирии]
  6. Плиний, Естествознание, XXII, 6-7

Отрывок, характеризующий Античное оружие

– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него: