Антокольский, Павел Григорьевич

Павел Григорьевич Антокольский
Род деятельности:	поэт, переводчик, драматург
Жанр:	проза, пьеса, эссе, стихотворение, поэма, очерк
Язык произведений:	русский
Премии:
Награды:

Па́вел Григо́рьевич Антоко́льский (19 июня (1 июля) 1896, Санкт-Петербург — 9 октября 1978, Москва) — русский советский поэт, переводчик и драматург. Внучатый племянник скульптора М. М. Антокольского.

Биография

Павел Антокольский родился в Петербурге в семье помощника присяжного поверенного. Его отец, Григорий Моисеевич (умер в 1941 году), работал в частных фирмах, позже, вплоть до 1933 года, служил в советских учреждениях. Мать Ольга Павловна (умерла в 1935 году) посещала Фребелевские курсы. В 1904 году семья переехала в Москву. Учился на юридическом факультете МГУ (не закончил).

Печататься начал в 1918 году. Первую книгу стихотворений издал в 1922 году. В 1919—1934 годах работал режиссёром в драматической студии под руководством Е. Б. Вахтангова, позже преобразованную в Театр им. Е. Вахтангова. Для этой студии написал три пьесы, среди них «Кукла Инфанты» (1916) и «Обручение во сне» (1917—1918). В годы революции дружил с М. И. Цветаевой.

Интересовался историей и духовной жизнью Ордена тамплиеров; под влиянием мистических идей написал для Театра им. Е. Вахтангова инсценировку романа Г. Уэллса «Когда спящий проснётся».

Во время Великой Отечественной войны руководил фронтовым театром. Член ВКП(б) с 1943 года. Весной 1945 года приехал в Томск в качестве режиссёра Томского областного драматического театра имени В. П. Чкалова.

Переводил произведения французских, болгарских, грузинских, азербайджанских поэтов. Среди переводов — повесть Виктора Гюго «Последний день приговорённого к смерти», романтическая драма «Король забавляется» того же автора.

Павел Антокольский умер 9 октября 1978 года. Похоронен в Москве, на Востряковском кладбище, рядом с умершей десятью годами ранее его женой и музой, актрисой Вахтанговской студии З. К. Бажановой.

Семья

• Первая жена (с 1919 года) — Наталия Николаевна Щеглова (1895—1983).
  • Дочь — Наталья (род. 1921), художница (её муж — поэт Леон Валентинович Тоом, 1921—1969).
    • Внук — Андрей Леонович Тоом (род. 1942), кандидат физико-математических наук, профессор факультета статистики Федерального Университета в Пернамбуко (Бразилия).
  • Сын — Владимир (1923—1942), младший лейтенант, погиб на войне. Его памяти посвящена поэма «Сын» (1943).
• Вторая жена — актриса Зоя Константиновна Бажанова.
• Дядя (брат отца) — художник Лев Моисеевич Антокольский.

Произведения

• Поэмы
  • «Сын» (1943)
  • «В переулке за Арбатом» (1954)
• Сборники стихов
  • «Стихотворения» (1922)
  • «Стихотворения. 1920—1928» (1929)
  • «Мастерская» (1958)
  • «Сила Вьетнама. Путевой журнал» (1960)
  • «Высокое напряжение» (1962)
  • «Четвёртое измерение» (1964)
  • «Повесть временных лет» (1967)
  • «О Пушкине» (1969)
  • «Конец века» (1977)
• Сборники статей
  • «Пути поэтов» (1965)
  • «Сказки времени» (1971)
  • «Время» (1973)
  • «Путевой журнал писателя» (1976)
• Стихотворения и поэмы, 1982

Награды и премии

• Сталинская премия второй степени (1946) — за поэму «Сын» (1943)
• орден Ленина
• орден Трудового Красного Знамени (1946, 07.1956)
• орден «Знак Почёта» (1939)

Литература

• Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.</span>
• [litrossia.ru/2010/48/05774.html Сметает пепел и пыль]. Литературная Россия. - №48. - 2010. Проверено 9 июля 2013. [www.webcitation.org/6HzAicKn8 Архивировано из первоисточника 9 июля 2013].

Ссылки

• [antokolsky.com/ Сайт памяти Павла Григорьевича Антокольского]
• [7iskusstv.com/2012/Nomer1/Kushner1.php Борис Кушнер: «Ты, сердце, можешь разорваться». Несколько заметок о книге Павла Антокольского «Далеко это было где-то…»] (Журнал «Семь искусств»)

Отрывок, характеризующий Антокольский, Павел Григорьевич

Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.