Антоний (Дашкевич)
| Епископ Антоний | ||
| ||
|---|---|---|
| 11 декабря 1921 — 7 февраля 1924 | ||
| Предшественник: | Филипп (Ставицкий) | |
| Преемник: | Амфилохий (Вакульский) | |
| Имя при рождении: | Александр Феофилович Дашкевич | |
Епископ Антоний (в миру Александр Феофилович Дашкевич; 21 февраля (4 марта) 1864, Волынская губерния — 28 марта 1934, Казанлык, Болгария) — епископ Русской православной церкви заграницей, епископ Аляскинский, викарий Северо-Американской епархии.
Биография
Александр Феофилович Дашкевич[1][2][неавторитетный источник?] родился в 1864 году в семье иерея Феофила Дашкевича из Владимиро-Волынского уезда Волынской губернии.
После окончания в 1884 году Волынской духовной семинарии преподавал русский и церковно-славянский языки в Симферопольском духовном училище (1885-1897 гг.).
Святейшим Синодом был определён на службу в Алеутскую епархию Русской Православной Церкви. С 1897 по 1905 год служил настоятелем собора Архангела Михаила на Ситке и благочинным церквей Ситкинского округа (до 1904 года)[3].
17 (29) ноября 1897 года пострижен в монашество. 21 ноября (3 декабря) 1897 года в Троицком соборе Александро-Невской лавры епископом Старицким Павлом рукоположен в иеромонаха. В 1904 году был возведён в сан игумена.
В 1903 году был направлен Тихоном (Беллавиным) в помощь правительственным чиновникам, осуществлявшим топографическую съёмку и межевание, а затем оформление и регистрацию государственных патентов на церковные участки на Аляске[4].
17 (30) октября 1905 год зачислен священнослужителем на крейсер «Лену». Служил на крейсере «Алмаз», на броненосце «Император Александр II», на императорской яхте.
В 1906 году возведён в сан архимандрита.
12 (25) мая 1908 года назначен благочинным церквей учебно-артиллерийского отряда Балтийского флота под начальством контр-адмирала Николая Карловича Рейценштейна.
После революции эмигрировал в Германию, затем переехал в Данию.
В 1919—1921 годах был настоятелем Александро-Невского храма в Копенгагене и духовником императрицы Марии Феодоровны. Архиепископ Евлогий (Георгиевский), по своему признанию, сначала «отнесся к нему хорошо, а потом, разглядев, изменил к нему отношение и стал его подтягивать»[5].
9 (22) июля 1921 года по предложению Патриарха Тихона определением Высшего Церковного Управления Заграницей определён быть епископом Алеутским и Аляскинским[6].
Участник Первого Зарубежного Церковного Собора, прошедшего 21 ноября — 4 декабря 1921 года в Сремских Карловцах.
11 декабря 1921 года в Сремских Карловцах был рукоположен в епископа Аляскинского, викария Северо-Американской епархии. Хиротонию возглавил Патриарх Сербский Димитрий[7].
24 июля 1922 года Временный Священный Архиерейский Синод определил: «Предложить преосвященному Антонию, епископу Алеутскому и Аляскинскому, немедленно выехать к месту своей службы в Аляску для управления Алеутско-Аляскинской епархией»[8].
По поручению ВВЦУ за границей ревизовал Северо-Американскую епархию. 9 марта 1922 года епископ Антоний начал своё расследование и уже через две недели, 22 марта, был готов доклад на двадцати одной странице для представления Святейшему Патриарху и Высшему Русскому Церковному Управлению Заграницей[7], в котором в крайне неблагоприятном свете была представлена деятельность архиепископа Александра (Немоловского) и митрополита Платона (Рождественского), что привело к осложнению отношений между Карловацким ВВЦУ и американскими иерархами[9]. Митрополит Евлогий (Георгиевский) писал, что у владыки Антония были «старые счёты» с американским архиепископом Александром[5].
Определением Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей от 25 января — 7 февраля 1924 года был уволен по болезни на покой[10].
Жил на покое в Бостоне (США), а затем в Шипке (Болгария)[11].
Скончался от кровоизлияния в мозг 15 (28) марта 1934 года[12] в городе Казанлык, Болгария, в государственной больнице. Похоронен на Русском кладбище при Храме-Памятнике Шипка.
Напишите отзыв о статье "Антоний (Дашкевич)"
Примечания
- ↑ [rosgenea.ru/?alf=11&serchcatal=%CA%EE%F0%FB%E1%F3%F2-%C4%E0%F8%EA%E5%E2%E8%F7&r=4 Корыбут-Дашкевич - Центр генеалогических исследований]
- ↑ [www.petergen.com/bovkalo/duhov/wolynsem.html Выпускники Волынской духовной семинарии]
- ↑ Из резолюции епископа Алеутского Тихона (Беллавина) от 4 (17) декабря 1903 года за № 730: «Должность Ситхинского благочинного с 1 Января упраздняется. Из приходов его благочиния Сеатльский подчинить Духовному Правлению, Ситхинский, Джуновский и Килисновский – непосредственному надзору Преосвященного Викария, как ближайшие к нему, а остальные отнести в Уналашкинское благочиние, которое в таком случае не лучше ли будет именовать “Аляскинским”» (Официальный отдел // Американский православный вестник, 1904, т. VIII, № 2, с. 40).
- ↑ Прот. Александр Голубов [www.pravenc.ru/text/114214.html Аляскинское викариатство] // Православная энциклопедия. Том II. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 91-92. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-007-2
- ↑ 1 2 Евлогий (Георгиевский), митр., [pravbeseda.ru/library/index.php?page=book&id=741 Путь моей жизни. Воспоминания, М., 1994, 401]
- ↑ [diocesedegeneve.net/j2/images/pdf2/Vedomosti/1922/4-1922.pdf «Церковные Ведомости», № 4, 1/14 мая 1922 г.], стр. 11
- ↑ 1 2 christian-reading.info/data/2012/02/2012-02-02.pdf
- ↑ [diocesedegeneve.net/j2/images/pdf2/Vedomosti/1922/14-15-1922.pdf «Церковные Ведомости», № 14-15, 1/14-15/28 октября 1922 г.], стр. 4
- ↑ Юрий Сидяков [seminariumhumanitatis.positiv.lv/18%20almanax/sibjakov.htm Из архива архиепископа Иоанна (Поммера) Письма митр. Антония (Храповицкого) к архиеп. Иоанну]
- ↑ «Церковные Ведомости», № 3-4, 1/14-15/28 февраля 1924 г., стр. 2
- ↑ Нивьер А. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе: 1920-1995: Биографический справочник. - М.; Париж: Русский Путь; YMCA-Press, 2007. - С. 74.
- ↑ [www.rocorstudies.org/church-people/lives-of-bishops/2011/11/27/reader-isaac-lambertsen-bishops-who-died-within-the-hierarchy-of-rocor-dates-by-calendar-order/ Bishops Who Died within the Hierarchy of ROCOR (by dates) — ROCOR Studies]
Отрывок, характеризующий Антоний (Дашкевич)
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
