Антоний (Рафальский)
Анто́ний Рафа́льский (в миру Григо́рий Анто́нович Рафа́льский; 19 февраля 1789, село Нуйно, Ковельский уезд, Волынская губерния — 16 ноября 1848) — епископ Православной Российской Церкви; с 17 января 1843 года — митрополит Новгородский, Санкт-Петербургский, Эстляндский и Финляндский, первенствующий член Святейшего Правительствующего Синода.
Биография
Родился в семье сельского священника; учился в униатском духовном училище Верховского василианского монастыря. В 1800 году поступил в Волынскую духовную семинарию в г. Остроге; в 1807 году был направлен в Киевскую духовную академию, но по болезни в академию не поступил. В 1809 году окончил Волынскую семинарию и оставлен в ней учителем поэзии в младших классах.
В 1809 году рукоположён во священника, 2 августа указом назначается благочинным и "надсматривающим Николаевскую и Успенскую церкви" в местечке Бердичев Волынской губернии. В тексте о назначении указывется: "как в Бердичеве всегда бывает великое и в знаменитости отличное по коммерции знатных разного звания людей собрание, по торговли собранных, а многия из таковых имеют и всегдашнее в нем жительство. Каковое обстоятельство, а равно и постановление по производящемуся делу от князя Радзивила отобранных им от Бердичевских церквей вышеписанных церковных фундушовых земель и других угодий требует необходимаго оных церквей наблюдателя всегдашняго личнаго тамо его пребывания…".
В 1813 году возведён в сан протоиерея к соборной Острожской церкви.
В 1815 году уволен от преподавания в семинарии и оставлен в должности эконома семинарии и архиерейского дома; в 1818 году назначен кафедральным протоиереем, членом консистории и благочинным.
В 1821 году овдовел; с 1831 года — законоучитель в Кременецком лицее; 20 ноября 1832 года принял монашеский постриг и был возведён в сан архимандрита. В 1833 году был утверждён наместником Почаевской Лавры, за 2 года до того обращенная из униатства в православие. Его активная деятельность по присоединению к православию униатов привлекла благосклонное внимание военного губернатора Подольской и Волынской губерний Якова Потёмкина и генерал-губернатора Василия Левашова, а чрез них и самого императора Николая I.
8 июля 1834 года хиротонисан во епископа Варшавского, викария Волынской епархии. 5 октября 1840 года в связи с преобразованием викариатства в самостоятельную епархию возведён в сан архиепископа.
В день своего ангела, 17 января 1843 года, в день смерти митрополита Серафима (Глаголевского), назначен митрополитом Новгородским, Санкт-Петербургским, Эстляндским и Финляндским. Прибыл в Санкт-Петербург в день своего рождения, 19 февраля 1843 года. В Петербурге приобрёл репутацию барина и сибарита, ведшего роскошный образ жизни; был в конфликте с властным и влиятельным при дворе обер-прокурором Святейшего Синода Протасовым, вследствие чего не играл роли в церковном управлении. По его ходатайству в Петербурге был возобновлён Воскресенский Новодевичий монастырь[1].
В конце 1845 года был разбит параличом. Высочайшим рескриптом от 4 ноября 1848 года[2], ввиду «тяжкого и долговременного недуга», был уволен от Новгородской епархии, которая была вверена возводившемуся в сан митрополита Никанору (Клементьевскому), с поручением тому управлять и Санкт-Петербургской епархиею во время болезни Антония.
Скончался 16 ноября 1848 года; отпевание 19 ноября в Свято-Духовской церкви Александро-Невской Лавры возглавил митрополит Иона (Васильевский) в сослужении архиепископа Херсонского Иннокентия (Борисова) и иных, в присутствии императора Николая I и других членов императорской семьи[1]. Надгробие — Благовещенская церковь Александро-Невской лавры.
17 марта 1845 года был награждён орденом Св. Андрея Первозванного[3].
Напишите отзыв о статье "Антоний (Рафальский)"
Примечания
- ↑ 1 2 Московскiя Вѣдомости. 1848, 16 декабря, № 151, стр. 1414 (некролог).
- ↑ Московскiя Вѣдомости. 1848, 9 декабря, № 148, стр. 1379 (1).
- ↑ Карабанов П. Ф. Списки замечательных лиц русских / [Доп.: П. В. Долгоруков]. — М.: Унив. тип., 1860. — 112 с. — (Из 1-й кн. «Чтений в О-ве истории и древностей рос. при Моск. ун-те. 1860»)
Ссылки
- [www.pravenc.ru/text/116006.html Антоний (Рафальский; 1789—1848)] Статья в Православной энциклопедии
- [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_1020 Антоний (Рафальский)] на сайте Русское Православие.
- [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=4346 Антоний Рафальский]
Отрывок, характеризующий Антоний (Рафальский)
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.
На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
