Антоний (Стаховский)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Антоний и фамилией Стаховский.

Святитель Антоний, митрополит Тобольский
Имя в миру	Андрей Стаховский
Рождение	1671 (1672) год Репки (Черниговская область)
Смерть	27 марта 1740(1740-03-27) Тобольск
Почитается	в Русской Православной церкви
Канонизирован	1984 год
В лике	святителей
День памяти	10 июля (по юлианскому календарю) в день Собора Сибирских святых
Труды	«Зерцало от Божественного Писания», «Сказание о Священном Писании»
Подвижничество	миссионерская деятельность в Сибири

Митрополит Антоний (в миру — Андрей Георгиевич Стаховский; 1671 (1672), Репки — 27 марта 1740, Тобольск) — архиепископ Черниговский, префект Черниговского коллегиума, митрополит Тобольский и всея Сибири.

В 1984 году причислен к лику святых Русской православной церкви в составе Собора сибирских святых.

Биография

Родился в селе Репки на Черниговщине в семье священника из шляхетского рода.. Ориентировочно в 1693—1695 годы обучался в Киевской духовной академии. В период обучения принял монашеский постриг с именем Антоний. В 1699 году был назначен казначеем Черниговской епархии, а в 1700 году — наместником черниговского Борисоглебского монастыря. С 1701 года Антоний стал проповедником Черниговской епархии.

В 1709 году возведен в сан архимандрита и стал настоятелем Новгородского Северского Спасо-Преображенского монастыря. 20 сентября 1713 года в Успенском соборе Московского Кремля хиротонисан во епископа Черниговского с возведением в сан архиепископа.

В августе 1720 года был вызван в столицу по делу о видении иеромонаха Порфирия, которого Антоний отказался лишить сана, несмотря на требования князя Меншикова. 5 марта 1721 года указом императора Петра I архиепископ Антоний переведён на Тобольскую кафедру с возведением в сан митрополита Сибирского и Тобольского. 7 декабря 1721 года прибыл в Тобольск. За 20 лет своего пребывания в Сибири Антоний много занимался просветительской и миссионерской деятельностью. Миссионеры направлялись Антонием на Камчатку и в Китай. Для проповеди христианства в Китае в 1725 году при Вознесенском монастыре в Иркутске была открыта специальная русско-монгольская школа.

Антоний расширил в Тобольске Славяно-русскую школу, ввел в ней преподавание латинского языка, поднял общий образовательный уровень, увеличив срок обучения до шести лет. В результате число учеников быстро возросло. При нём были возведены новые храмы и монастыри. К концу его правления в епархии насчитывалось двести шестьдесят пять церквей, четырнадцать мужских и шесть женских монастырей. При нём впервые в Сибири на Тагильском заводе для Софийского собора был отлит большой колокол в 1011 пудов.

Умер в 27 марта 1740 года, в возрасте около 70 лет. Похоронен в Софийском соборе Тобольска. После него осталась обширная библиотека, приобретённая позднее для Тобольской семинарии митрополитом Антонием (Нарожицким).

Сочинения

• «Зерцало от Божественного Писания» (1705 год), написано силлабическими стихами. Содержит виршу гетману Мазепе.
• «Сказание о Священном Писании» (1705 год)

По указанию митрополита Антония и под его руководством в 1716 году был сделан перевод с латинского «Истории» Тита Ливия.

Ссылки

• [www.pravenc.ru/text/115864.html Антоний (Стаховский)] // Православная энциклопедия
• [days.pravoslavie.ru/Life/life6439.htm Святитель Антоний, митрополит Тобольский]
• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=4355 Антоний Стаховский]
• Антоний (Стаховский) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Антоний (Стаховский)

Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.