Антонио Мария Дзаккария
| Антонио Мария Дзаккария | |
| Antonio Maria Zaccaria | |
 | |
| Рождение | |
|---|---|
| Смерть | |
| Почитается | |
| Беатифицирован |
3 января 1890 в Риме папой Левом XIII |
| Канонизирован |
15 мая 1897 в Риме папой Левом XIII |
| День памяти | |
| Покровитель |
орден варнавитов |
| Атрибуты |
чёрная ряса, лилия, крест, чаша, Евхаристия |
Антонио Мария Дзаккария (итал. Antonio Maria Zaccaria, 1502 — 5 июля 1539) — итальянский святой католической церкви.
Биография
Антонио родился в городке Кремона в Миланском герцогстве. Когда ему было два года его отец умер и он воспитывался матерью. В раннем возрасте Антонио принял обет целомудрия. Он изучал философию в университете города Павия, а с 1520 году учил медицину в университете Падуи. После окончания обучения Антонио работал врачом в родной Кремоне в течение трёх лет.
В 1527 году Антонио начал религиозное обучение, чтобы в дальнейшем получить сан священника. Благодаря своим широким знаниям и хорошему христианскому воспитанию через год он был уже рукоположён. В последующие два года он работал в больницах и учреждениях для бедняков, а в 1530 году стал духовным наставником графини Людовики Торелли из Гвасталлы, вслед за которой переехал в Милан. Там он основал три религиозных ордена: для мужчин (Регулярные клирики святого Павла, более известные как Варнавиты), для женщин (Ангельские сёстры св. Павла) и для женатых мирян. Их основной целью была духовная реформа декадентского общества того времени.
Со временем варнавиты стали подвергаться критики в злоупотреблением церковью, а самого Дзаккария, как основателя ордена, дважды исследовали на ересь, и оба раза он был оправдан. В 1536 году он покинул пост управленца орденом и отправился в город Виченце, где реформировал два женских монастыря. В Виченца Антонио популяризировал среди мирян некоторые забытые церковные традиции, в том числе звон церковных колоколов в 3 часа дня по пятницам, в память о распятии Христа.
В 1539 году, во время поездки в Гвасталлу, Заккария подхватил лихорадку. Его здоровье стало резко ухудшаться и 5 июля того же года он умер в Кремоне в возрасте 37 лет.
Антонио был похоронен в монастыре Ангелике-ди-Сан-Паоло в Милане. Позже он был перенесён в церковь апостола Варнавы в Милане, где находится поныне.
Вскоре после смерти Антонио был признан святым среди варнавитов, но его культ не был подтверждён до 3 января 1890 года, пока папа Лев XIII не беатифицировал его. Спустя семь лет, 27 мая 1897 году, тот же понтифик канонизировал Антонио Мария Дзаккария. Его память в католической церкви совершается 5 июля.
Напишите отзыв о статье "Антонио Мария Дзаккария"
Ссылки
- [www.newadvent.org/cathen/01588a.htm Антонио Мария Дзаккария] (англ.) на сайте Католическая энциклопедия
Отрывок, характеризующий Антонио Мария Дзаккария
Он подозвал к себе старших генералов.– Ma tete fut elle bonne ou mauvaise, n'a qu'a s'aider d'elle meme, [Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого,] – сказал он, вставая с лавки, и поехал в Фили, где стояли его экипажи.
В просторной, лучшей избе мужика Андрея Савостьянова в два часа собрался совет. Мужики, бабы и дети мужицкой большой семьи теснились в черной избе через сени. Одна только внучка Андрея, Малаша, шестилетняя девочка, которой светлейший, приласкав ее, дал за чаем кусок сахара, оставалась на печи в большой избе. Малаша робко и радостно смотрела с печи на лица, мундиры и кресты генералов, одного за другим входивших в избу и рассаживавшихся в красном углу, на широких лавках под образами. Сам дедушка, как внутренне называла Maлаша Кутузова, сидел от них особо, в темном углу за печкой. Он сидел, глубоко опустившись в складное кресло, и беспрестанно покряхтывал и расправлял воротник сюртука, который, хотя и расстегнутый, все как будто жал его шею. Входившие один за другим подходили к фельдмаршалу; некоторым он пожимал руку, некоторым кивал головой. Адъютант Кайсаров хотел было отдернуть занавеску в окне против Кутузова, но Кутузов сердито замахал ему рукой, и Кайсаров понял, что светлейший не хочет, чтобы видели его лицо.
Вокруг мужицкого елового стола, на котором лежали карты, планы, карандаши, бумаги, собралось так много народа, что денщики принесли еще лавку и поставили у стола. На лавку эту сели пришедшие: Ермолов, Кайсаров и Толь. Под самыми образами, на первом месте, сидел с Георгием на шее, с бледным болезненным лицом и с своим высоким лбом, сливающимся с голой головой, Барклай де Толли. Второй уже день он мучился лихорадкой, и в это самое время его знобило и ломало. Рядом с ним сидел Уваров и негромким голосом (как и все говорили) что то, быстро делая жесты, сообщал Барклаю. Маленький, кругленький Дохтуров, приподняв брови и сложив руки на животе, внимательно прислушивался. С другой стороны сидел, облокотивши на руку свою широкую, с смелыми чертами и блестящими глазами голову, граф Остерман Толстой и казался погруженным в свои мысли. Раевский с выражением нетерпения, привычным жестом наперед курчавя свои черные волосы на висках, поглядывал то на Кутузова, то на входную дверь. Твердое, красивое и доброе лицо Коновницына светилось нежной и хитрой улыбкой. Он встретил взгляд Малаши и глазами делал ей знаки, которые заставляли девочку улыбаться.
Все ждали Бенигсена, который доканчивал свой вкусный обед под предлогом нового осмотра позиции. Его ждали от четырех до шести часов, и во все это время не приступали к совещанию и тихими голосами вели посторонние разговоры.
Только когда в избу вошел Бенигсен, Кутузов выдвинулся из своего угла и подвинулся к столу, но настолько, что лицо его не было освещено поданными на стол свечами.
Бенигсен открыл совет вопросом: «Оставить ли без боя священную и древнюю столицу России или защищать ее?» Последовало долгое и общее молчание. Все лица нахмурились, и в тишине слышалось сердитое кряхтенье и покашливанье Кутузова. Все глаза смотрели на него. Малаша тоже смотрела на дедушку. Она ближе всех была к нему и видела, как лицо его сморщилось: он точно собрался плакать. Но это продолжалось недолго.
– Священную древнюю столицу России! – вдруг заговорил он, сердитым голосом повторяя слова Бенигсена и этим указывая на фальшивую ноту этих слов. – Позвольте вам сказать, ваше сиятельство, что вопрос этот не имеет смысла для русского человека. (Он перевалился вперед своим тяжелым телом.) Такой вопрос нельзя ставить, и такой вопрос не имеет смысла. Вопрос, для которого я просил собраться этих господ, это вопрос военный. Вопрос следующий: «Спасенье России в армии. Выгоднее ли рисковать потерею армии и Москвы, приняв сраженье, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение». (Он откачнулся назад на спинку кресла.)
