Масео, Антонио
| Антонио Масео | |
| исп. Antonio Maceo Grajales | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Звание | |
| Командовал |
Освободительная армия |
| Сражения/войны | |
Анто́нио Масе́о (исп. Antonio Maceo Grajales, 14 июня 1845, Сантьяго-де-Куба — 7 декабря 1896, Пунта-Брава) — один из руководителей борьбы кубинского народа за независимость от испанского господства. Масон.
Биография
Родился в семье венесуэльского крестьянина-садовода Maркоса Maceo (переселившегося в 1823 г. из Венесуэлы в Сантьяго-де-Куба) и кубинской мулатки Марианы Грахалес-и-Коэльо. С 16 лет работал у своего отца погонщиком мулов. Был успешным предпринимателем и фермером.
С началом 10-летней войны за независимость (1868—78) вступил в Повстанческую армию вместе со своим отцом и братьями. За пять месяцев Масео прошел путь от рядового до командира (майора) и в дальнейшем, в 1878 году, получил чин генерал-майора Освободительной армии. На счету генерала - участие в 500 сражениях и 25 шрамов на теле. За цвет кожи, статус и физическую силу получил от товарищей прозвание Бронзовый титан (исп. El Titan de Bronce)[1]. После войны находился в изгнании в разных странах Америки (Гаити, Ямайка, Коста Рика), занимаясь подготовкой к новому восстанию на Кубе.
В апреле 1895 года Масео, Хосе Марти и другие патриоты высадились на Кубе и начали новое вооруженное восстание против Испании. Масео вместе с Максимо Гомесом возглавил повстанческие силы провинции Орьенте, а в сентябре стал заместителем главнокомандующего Освободительной армией.
7 декабря 1896 года Масео был убит около Сан-Педро, куда направлялся с небольшим отрядом соратников, попав под интенсивный огонь обнаруживших его испанцев. Вместе с ним был убит сын Гомеса, который пытался вытащить его из-под огня.
Память
- Дом-музей революционного героя, генерал-майора Антонио Масео нахоодится в северной части Сантьяго-де-Куба. В музее хранятся документы, сочинения, письма и предметы, принадлежавшие семье Масео-Грахалес. Причислен к национальным памятникам 6 декабря 1978 года[2].
- Памятник Антонио Масео в Сантьяго де Куба находится на площади Революции (Пласа-де-ла-Революсьон). Герой войны за независимость 1895 года восседает на бронзовом скакуне в окружении острых мечете, устремленных в небо[3]. Также, конный памятник генералу Масео есть и в Гаване.
- Аэропорт имени Антонио Масео (Antonio Maceo) находится на Кубе, рядом с городом Сантьяго-де-Куба[4].
- Maceo1.jpg
Антонио Масео в форме
- Cemetry Santa Ifigenia Santiago de Cuba - Grave of Antonio Maceo.jpg
Могила Антонио Масео на кладбище Сементерио Санта-Ифихения в Сантьяго-де-Куба
Напишите отзыв о статье "Масео, Антонио"
Примечания
- ↑ Foner, Philip Sheldon. Antonio Maceo: The "Bronze Titan" of Cuba's Struggle for Independence. — Monthly Review Press.
- ↑ [active.cuba.obnovlenie.ru/el-museo-casa-natal-antonio-maseo-grajales/321/ Дом-музей Антонио Масео]
- ↑ [www.cubatravel.su/content803.html Памятник Антонио Масео в Сантьяго де Куба]
- ↑ [www.aviatablo.ru/antonio-maceo/ Аэропорт имени Антонио Масео]
|
Это заготовка статьи о политическом деятеле. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Масео, Антонио
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
M me Schoss, ходившая к своей дочери, еще болоо увеличила страх графини рассказами о том, что она видела на Мясницкой улице в питейной конторе. Возвращаясь по улице, она не могла пройти домой от пьяной толпы народа, бушевавшей у конторы. Она взяла извозчика и объехала переулком домой; и извозчик рассказывал ей, что народ разбивал бочки в питейной конторе, что так велено.
После обеда все домашние Ростовых с восторженной поспешностью принялись за дело укладки вещей и приготовлений к отъезду. Старый граф, вдруг принявшись за дело, всё после обеда не переставая ходил со двора в дом и обратно, бестолково крича на торопящихся людей и еще более торопя их. Петя распоряжался на дворе. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. Люди, крича, споря и шумя, бегали по комнатам и двору. Наташа, с свойственной ей во всем страстностью, вдруг тоже принялась за дело. Сначала вмешательство ее в дело укладывания было встречено с недоверием. От нее всё ждали шутки и не хотели слушаться ее; но она с упорством и страстностью требовала себе покорности, сердилась, чуть не плакала, что ее не слушают, и, наконец, добилась того, что в нее поверили. Первый подвиг ее, стоивший ей огромных усилий и давший ей власть, была укладка ковров. У графа в доме были дорогие gobelins и персидские ковры. Когда Наташа взялась за дело, в зале стояли два ящика открытые: один почти доверху уложенный фарфором, другой с коврами. Фарфора было еще много наставлено на столах и еще всё несли из кладовой. Надо было начинать новый, третий ящик, и за ним пошли люди.
