Антониу, Костаке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Костаке Антониу
Costache Antoniu
Дата рождения:

25 февраля 1900(1900-02-25)

Место рождения:

Цигэнаши, Румыния

Дата смерти:

16 июня 1979(1979-06-16) (79 лет)

Место смерти:

Бухарест, Румыния

Профессия:

актёр
педагог

Карьера:

19531965

Коста́ке Антони́у (рум. Costache Antoniu; 25 февраля 1900, Цигэнаши (рум.), Румыния16 июня 1979, Бухарест, Румыния) — румынский актёр театра и кино.





Биография

В 1920 году окончил Консерваторию драматического искусства (рум.) и начал сценическую деятельность в Национальном театре в Яссах. С 1935 года — актёр Национального театра имени Караджале в Бухаресте, где играл в пьесах Караджале, Себастьяна, Чехова и других драматургов. С 1948 года — профессор Института театрального искусства и кинематографии имени Караджале.

Фильмография

Актёр

  • 1953 — Потерянное письмо / O scrisoare pierdutăCetateanul turmentat
  • 1955 — Красная кувшинка / Nufărul roșu
  • 1959 — Даркле / Darclée — Эудженио Джиральдони (англ.)
  • 1960 — Телеграммы / Telegrame
  • 1961 — Наши ребята / Băieții noștri
  • 1963 — Отдых у моря / Vacanță la mare
  • 1964 — Чужак / Străinulпрофессор Гридан
  • 1964 — Лес повешенных / Pădurea spânzurațilorсвященник
  • 1965 — Род Шоймаров / Neamul ȘoimăreștilorHangiul

Награды

Напишите отзыв о статье "Антониу, Костаке"

Литература

  • Кино: Энциклопедический словарь / Гл. ред. С. И. Юткевич. Москва, Советская энциклопедия, 1987. — с. 25

Ссылки


Отрывок, характеризующий Антониу, Костаке

По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!