Антонович, Афиноген Яковлевич

Афиноген Яковлевич Антонович
Род деятельности:	экономика, статистика, педагогика
Дата рождения:	1848(1848)
Подданство:	Российская империя Российская империя
Дата смерти:	1917(1917)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Афиноге́н Я́ковлевич Антоно́вич (1848—1917) — российский экономист, статистик, педагог, доктор политэкономии и статистики, действительный статский советник (1893), тайный советник (1895).

Биография

Афиноген Яковлевич Антонович родился в 1848 году, по происхождению дворянин из рода Антоновичей.

Высшее образование А. Я. Антонович получил по окончании юридического факультета Киевского университета (ныне Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко).

Как педагог исполнял обязанности профессора политической экономии, статистики и законоведения в Новоалександрийском институте сельского хозяйства и лесоводства; позже читал полицейское право в своей альма-матер.

С 1887 по 1892 год Антонович А. Я. был редактором умеренно-консервативной газеты «Киевское слово»; в этом русскоязычном периодическом печатном издании он неоднократно выступал как публицист. В конце 1890-х годов газета «Киевское слово» была одной из самых крупных в России (за пределами столиц), её тираж составлял от 2 тысяч до 5 тысяч экземпляров.

С 1893 на протяжении двух лет Афиноген Яковлевич Антонович был товарищем министра финансов Российской империи, а затем состоял членом совета министерства народного просвещения Российской империи.

В начале XX века «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона» так охарактеризовал научные работы А. Я. Антоновича: «В своих трудах придерживается направления более практического, чем научного, избегая касаться наиболее важных и жгучих вопросов. Социальные проблемы кажутся А. „выдумкой каких-то всеобщих организаторов и преобразователей“. Специальную литературу за последние 20—30 лет он совсем игнорирует, оставаясь верным старым учебникам; во многих случаях он не идет далее Адама Смита, Шторха, Бастиа.» В своих сочинениях учёный отстаивал утверждение, что основа капитализма — «строго демократический принцип равенства», включая принцип равенства прибылей.

Афиноген Яковлевич Антонович скончался в 1917 году.

Библиография

• «Теория ценностей» (Магистерская диссертация, Варшава, 1877 год.).
• «Основания политической экономии» (Варшава, 1879 год).
• «Теория бумажно-денежного обращения и государственные кредитные билеты» (Докторская диссертация, 1883 год).
• «Курс политической экономии» (Киев, 1886 год).
• «Курс государственного благоустройства» (Киев, 1890 год).
• «Основания политической экономии» (Второе дополненное издание методического пособия. Том 1, Киев, 1914 год).

Отрывок, характеризующий Антонович, Афиноген Яковлевич

Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.