Антонов, Николай Дмитриевич (1909—1986)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Дмитриевич Антонов
Дата рождения

24 декабря 1908 (6 января 1909)(1909-01-06)

Место рождения

Великие Луки, Псковская губерния, Российская Империя

Дата смерти

14 июня 1986(1986-06-14) (77 лет)

Место смерти

Ленинград, СССР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
СССР СССР

Род войск

Военно-воздушные силы
ПВО

Годы службы

1931 — 1970

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

генерал-полковник авиации
Командовал

154-й ИАП
92-я ИАД
7-й ИАК ПВО
2-й гвардейский Ленинградский истребительный авиационный корпус ПВО
25-я воздушная истребительная армия
62-й ИАК ПВО
Сталинградский район ПВО
Северо-Кавказская армия ПВО
6-я отдельная армия ПВО

Сражения/войны

Советско-финская война
Великая Отечественная война

Награды и премии
В Википедии есть статьи о других людях с такими же именем, отчеством и фамилией: Антонов, Николай Дмитриевич.

Никола́й Дми́триевич Анто́нов (24 декабря 1908 (6 января 1909), Великие Луки, Псковская губерния — 14 июня 1986, Ленинград) — советский военачальник, генерал-полковник авиации (7 мая 1960 года). Герой Советского Союза (21 марта 1940 года).





Начальная биография

Николай Дмитриевич Антонов родился 24 декабря 1908 года (6 января 1909) в городе Великие Луки Псковской губернии (ныне Псковской области) в семье рабочего.

После окончания рабфака в Смоленске работал слесарем и бригадиром на Великолукском паровозовагоноремонтном заводе имени Макса Гельца.

В 1929 году вступил в ряды ВКП(б).

В декабре 1930 года по рекомендации парткома завода Антонов был направлен на учёбу в Московский институт инженеров железнодорожного транспорта.

Военная служба

Довоенное время

В мае 1931 года Антонов добровольно вступил в ряды РККА, после чего направлен на учёбу в 1-ю Качинскую военную школу лётчиков имени А. Ф. Мясникова, после окончания которой с июля 1932 года стал служить в ней же на должностях инструктора-пилота, инструктора-лётчика, командира звена и командира отряда.

25 мая 1936 года за отличную боевую и политическую подготовку личного состава Николай Дмитриевич Антонов был награждён орденом Ленина.

После окончания курсов комиссаров-лётчиков при Харьковском военном авиационном училище в январе 1939 года был назначен на должность военного комиссара 7-го истребительного авиационного полка в составе Ленинградского военного округа, находясь на которой, принимал участие в ходе советско-финской войны. В войну совершил 30 боевых вылетов на истребителе И-16 на разведку и уничтожение военных объектов. В ходе боёв в районе местечка Вилайоки (ныне село Великое, Выборгский район, Ленинградская область) Антонов водил полк на штурмовку противника. В январе 1940 года был награждён орденом Красного Знамени.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 марта 1940 года за мужество и героизм, проявленные в боях с «финской белогвардейщиной», батальонному комиссару Николаю Дмитриевичу Антонову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

В мае 1940 года был назначен на должность военного комиссара 42-й истребительной авиационной бригады (Белорусский военный округ), а в октябре того же года — на должность командира 154-го истребительного авиационного полка (Ленинградский военный округ).

Великая Отечественная война

С началом войны Антонов находился на прежней должности. Полк под его командованием в составе 39-й истребительной авиационной дивизии нёс патрульную службу в системе ПВО Ленинграда. С 22 июня по 8 сентября 1941 года полк произвел 3071 самолетовылет, сбив при этом 43 самолёта противника и более 20 уничтожил при штурмовке его аэродромов. Николай Дмитриевич Антонов принял участие в 78 боевых вылетах, в 17 воздушных боях сбил 3, а в группе — ещё 2 самолета противника.

В сентябре 1941 года был назначен на должность командира 92-й истребительной авиационной дивизии, в ноябре того же года — на должность заместителя, а 26 июня 1943 года — на должность командира 7-го истребительного авиационного корпуса ПВО, входившего в состав Ленинградской армии ПВО. 7 июля этого же года 7-й истребительный авиационный корпус ПВО был преобразован во 2-й гвардейский с присвоением почётного наименования «Ленинградский». В ходе обороны Ленинграда корпус под командованием Антонова произвёл более 45 400 боевых самолетовылетов, а также 1418 воздушных боёв, в которых сбил 925 самолётов противника, а во время штурмовых действий по аэродромам и войскам противника было уничтожено ещё 119 самолетов, а также 38 танков, а также уничтожено 74 и подавлено 112 артиллерийских и миномётных батарей.

Послевоенная карьера

После окончания войны Антонов продолжил командовать корпусом и в марте 1946 года был направлен на учёбу в Высшую военную академию имени К. Е. Ворошилова, после окончания которой в марте 1948 года был назначен на должность командира Ленинградского гвардейского истребительного корпуса ПВО, в мае 1949 года — на должность командующего 25-й воздушной истребительной армии ПВО Ленинграда, в декабре того же года — на должность помощника командующего ВВС Белорусского военного округа, в апреле 1950 года — на должность командира 62-го истребительного авиационного корпуса, а в феврале 1952 года — на должность командующего войсками Сталинградского района ПВО.

В июле 1954 года генерал-лейтенант авиации Николай Дмитриевич Антонов был назначен на должность заместителя командующего истребительной авиацией Войск ПВО страны, в мае 1955 года — на должность командующего Северо-Кавказской армией ПВО — заместителя командующего Северо-Кавказским военным округом по ПВО, в сентябре 1959 года — на должность члена Военного Совета — начальника политуправления Московского округа ПВО, в феврале 1962 года — на должность командующего 6-й отдельной армией ПВО — заместителя командующего войсками Ленинградского военного округа по ПВО, члена Военного совета Ленинградского военного округа и председателя Военного совета армии, а в апреле 1965 года — на должность помощника представителя Главнокомандующего Объединёнными Вооружёнными силами государств — участников Варшавского Договора по ВВС и ПВО в Чехословацкой народной армии.

Генерал-полковник Николай Дмитриевич Антонов в мае 1970 года вышел в запас. Умер 14 июня 1986 года в Ленинграде. Похоронен на Братской дорожке Богословского кладбища.

Воинские звания

Награды

Почётные звания

Память

Внешние изображения
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?id=12654 Надгробный памятник]
[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?id=14759 Мемориальная доска]

Напишите отзыв о статье "Антонов, Николай Дмитриевич (1909—1986)"

Литература

  • Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 2. — С. 303—304. — ISBN 5-901679-08-3.
  • Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=1688 Антонов, Николай Дмитриевич]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Антонов, Николай Дмитриевич (1909—1986)

И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Антонов,_Николай_Дмитриевич_(1909—1986)&oldid=81334268»