Граф, Антон

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Антон Граф»)
Перейти к: навигация, поиск
Антон Граф
нем. Anton Graff

Автопортрет, 1805-1806
Место рождения:

Винтертур

Жанр:

портрет
пейзаж

Влияние на:

Филипп Отто Рунге
Каспар Давид Фридрих

Работы на Викискладе

Антон Граф (нем. Anton Graff; 18 ноября 1736, Винтертур22 июня 1813, Дрезден) — немецкий художник швейцарского происхождения, выдающийся портретист своего времени. Сохранилось около 2000 работ Графа.





Биография

Антон Граф родился в семье ремесленника из Винтертура, обучался живописи на родине и в Аугсбурге и специализировался на портретной живописи. В 1766 году он получил должность придворного художника и преподавателя в дрезденской Академии художеств, которую сохранил до самой своей смерти. Он отклонял даже более выгодные предложения из Берлина. На его портретах изображены великие личности того времени, в частности, Готхольд Эфраим Лессинг, Мозес Мендельсон, Иоганн Готфрид Гердер, Фридрих Шиллер, Христиан Феликс Вейсе, Христоф Виллибальд Глюк, Генрих фон Клейст и Даниэль Николаус Ходовецкий, Фридрих Гедике. Главным творением Графа считается портрет прусского короля Фридриха Великого. По заказу царицы Екатерины II художник в 1796 году копирует ряд картин из Дрезденской галереи для Эрмитажа.

В позднем периоде творчестве Граф обратился к пейзажу. Работы Антона Графа повлияли на творчество художников Филиппа Отто Рунге и Каспара Давида Фридрихе.

Имя Антона Графа носит здание технической профессиональной школы в его родном Винтертуре.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Граф, Антон"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Граф, Антон

Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.