Антошкин, Иван Диомидович

Иван Диомидович Антошкин
Дата рождения	12 (25) мая 1900(1900-05-25)
Место рождения	город Вязники, ныне Владимирская область
Дата смерти	2 мая 1944(1944-05-02) (43 года)
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Авиация
Годы службы	1919 — 1944 годы
Звание
Командовал	18-й скоростной бомбардировочный авиационный полк 23-я смешанная авиационная дивизия 77-я смешанная авиационная дивизия 2-я резервная авиационная бригада 221-я бомбардировочная авиационная дивизия 6-й смешанный авиационный корпус
Сражения/войны	Гражданская война в России Бои на Халхин-Голе Советско-финская война Великая Отечественная война
Награды и премии	Иностранные награды:

Ива́н Диоми́дович Анто́шкин (12 (25) мая 1900 года, город Вязники, ныне Владимирская область — 2 мая 1944 года) — советский военный деятель, Генерал-майор авиации (17 марта 1943 года). Герой Советского Союза (20 мая 1940 года).

Начальная биография

Иван Диомидович Антошкин родился 12 (25) мая 1900 года в городе Вязники ныне Владимирской области в семье неграмотного дворника и прачки.

В 1911 году закончил 4 класса начальной школы, а затем 2 класса Вязниковского низшего технического училища, после чего пять лет работал на ткацкой прядильной фабрике.

Военная служба

Гражданская война

10 июня 1919 года добровольно вступил в ряды РККА, после чего воевал на Северном фронте красноармейцем, артиллерийским слесарем 1-го отдельного тяжелого артиллерийского дивизиона «Б» тяжёлой артиллерии особого назначения, а с 1920 года — артиллерийским слесарем 2-го отдельного тяжёлого дивизиона «Б» тяжёлой артиллерии особого назначения, а затем в районе Кременчуга орудийным мастером в составе тяжёлой артиллерийской группы Южного фронте.

Межвоенное время

После окончания войны в 1921 году Антошкин был направлен на учёбу в Военную автотракторную школу в Перми, после окончания которой назначен на должность автотракторного шофера-механика в 14-й сводный легко-артиллерийский парк, дислоцированный в Москве.

В 1924 году вступил в ряды ВКП(б).

С 1923 года учился в Военно-теоретических школах ВВС РККА в Егорьевске, Киеве и Ленинграде, с 1925 года — в 1-й военной школе лётчиков имени А. Ф. Мясникова, а с 1926 года — в Военной авиационной школе воздушного боя в Серпухове.

После окончания учёбы с июня 1927 года служил в Московском и Забайкальском военных округах на должностях летчика-инструктора, командира звена, авиационного отряда, отдельного авиационного отряда и эскадрильи в Московской авиационной школе спецслужб ВВС.

В 1932 году закончил курсы усовершенствования начальствующего состава при Военно-воздушной академии имени профессора Н. Е. Жуковского.

В 1934 году был назначен на должность командира 4-го отдельного авиационного отряда скоростных бомбардировщиков ОН, дислоцированного в Чите. С июля 1935 года находился в служебной командировке в Монголии, после возвращения в ноябре был назначен на должность командира крейсерской авиационной эскадрильи в составе Забайкальского военного округа.

После окончания Липецких лётно-тактических курсов ВВС РККА в ноябре 1938 года Антошкин был назначен на должность помощника командира 31-го скоростного бомбардировочного авиационного полка в составе Белорусского военного округа, а вскоре — на должность помощника командира бомбардировочного авиационного полка 1-й армейской группы, после чего принимал участие в боевых действиях на Халхин-Голе.

В сентябре 1939 года был назначен на должность командира 18-го скоростного бомбардировочного авиационного полка, дислоцированного в Бобруйске. Вскоре полк под командованием Антошкина принимал участие в ходе советско-финской войны, за что получил личную благодарность от заместителя Наркома обороны СССР командарма 1-го ранга Г. И. Кулика и за достигнутые успехи был награждён орденом Красного Знамени.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 мая 1940 года за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом отвагу и геройство майору Ивану Диомидовичу Антошкину присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 337).

После окончания боевых действий полк был передислоцирован в Кутаиси и включён в состав ВВС Закавказского военного округа.

В феврале 1941 года Антошкин был назначен на должность заместителя командира 26-й авиационной дивизии, дислоцированной в Тбилиси, в июне — на должность командира 23-й, а затем формируемой 77-й смешанных авиационных дивизий в составе ВВС Московского военного округа.

Великая Отечественная война

С началом войны Иван Диомидович Антошкин находился на прежней должности.

В октябре дивизия под командованием Антошкина, не закончив полностью формирование, из-за прорыва противника по направлении Юхнов — Медынь — Малоярославец начала боевые действия в составе ВВС Московского военного округа, а затем Западного фронта и принимала участие в ходе освобождения городов Наро-Фоминск, Калуга, Малоярославец и Боровск.

В январе 1942 года полковник Антошкин был назначен на должность командира 2-й резервной авиационной бригады, в апреле — на должность командира авиационной базы по приемке и перегонке по ленд-лизу самолётов из США, а в июне — на должность командира 221-й бомбардировочной авиационной дивизии, которая принимала участие в ходе Сталинградской битвы и поддерживала наземные войска в ходе прорыва обороны противника и окружения его группировки. С января по февраль 1943 года дивизия поддерживала войска Юго-Западного фронта при наступлении в Донбассе, а также во встречных сражениях между Днепром и Северским Донцом.

В марте 1943 года Антошкин был назначен на должность командира 6-го смешанного авиационного корпуса, который участвовал в ходе Курской битвы, во время которой обеспечивал с воздуха контрнаступление 13-й, 48-й, 70-й и 2-й танковой армий, а также ввод в сражение 3-й гвардейской танковой армии.

Во время Черниговско-Припятской наступательной операции корпус поддерживал наступление войск, которые сходу форсировали Днепр, после чего захватили плацдармы на правом берегу рек Припять и Сож. Корпус содействовал войскам в ходе освобождения городов Севск, Глухов, Путивль, Конотоп, Бахмач, Нежин, Новгород-Северский и Чернигов.

Вскоре корпус под командованием Антошкина принимал участие в ходе Гомельско-Речицкой, Калинковичско-Мозырской и Рогачевско-Жлобинской наступательных операций, во время которых были освобождены города Речица, Гомель, Калинковичи, Мозырь и Рогачёв.

2 мая 1944 года генерал-майор авиации Иван Диомидович Антошкин погиб вместе со своим заместителем по политической части полковником Ивановым в авиационной катастрофе самолёта УТ-2. Похоронен на площади Труда Гомеля.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда»
• Орден Ленина;
• Орден Красного Знамени;
• Орден Суворова 2 степени;
• Орден Кутузова 2 степени;
• Юбилейная медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии»;

• Иностранные награды:
  • Орден Красного Знамени (МНР);
  • Крест «За выдающиеся заслуги» (США).

Память

Внешние изображения
	[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?id=9153 Надгробная плита]
	[www.warheroes.ru/hero/hero.asp?id=9154 Надгробная плита (общий вид)]

В честь генерал-майора авиации Ивана Диомидовича Антошника названа одна из улиц Гомеля.

Литература

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 357—358. — ISBN 5-901679-08-3.
• Сталинградская битва. Июль 1942-февраль 1943: энциклопедия / под ред. М. М. Загорулько. — 5-е изд., испр. и доп. — Волгоград: Издатель, 2012. — С. 42—43. — 800 с.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=2818 Антошкин, Иван Диомидович]. Сайт «Герои Страны».

Отрывок, характеризующий Антошкин, Иван Диомидович

– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.