Антропологическая лингвистика

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Антрополингвистика»)
Перейти к: навигация, поиск
   Лингвистика
Теоретическая лингвистика
Дескриптивная лингвистика
Прикладная лингвистика
Прочее
Портал:Лингвистика

Антрополингви́стика, антропологи́ческая лингви́стика — раздел лингвистики, изучающий эволюцию человеческого мышления на основе её отражения в соответствующей эволюции языка (прежде всего его лексики). Её исходным положением является то, что практически все исторические изменения в человеческом сознании, развитии культуры и росте знаний отражаются в лексической системе языка. В истории формирования любой области научного знания можно выделить ряд основных этапов развития и, прежде всего, донаучный и научный этапы. При исследовании эволюции старых областей знания мы можем выделить три этапа их развития:

  • донаучный этап, когда в мышлении люди пользовались представлениями и называющими их обычными словами,
  • протонаучный этап (ранний, примитивно-научный), оперирующий специальными представлениями, наименования которых являются прототерминами, и собственно
  • научный этап оперирования понятиями и терминами.

При сопоставлении синхронных срезов терминологий, выступающих в качестве средства оформления соответствующих понятийных систем, соотнесённых с различными хронологическими эпохами, можно определить скорость развития определённого концептуального фрагмента картины мира, его количественные и качественные исторические изменения, стадии специализации и филиации отдельных научных дисциплин. Это может явиться надежной основой науковедческих исследований, направленных на раскрытие причин и условий ускорения развития научной мысли. Это также даёт возможность реконструировать исторические состояния и тенденции развития культуры. Поэтому антрополингвистика связана с такими науками, как эпистемология, антропология, науковедение, возрастная психология, социальная психология, этнолингвистика и лингвокультурология.

Появление антрополингвистики было провозглашено в «Белостокском манифесте», подписанном известными терминоведами Великобритании, Германии, Польши, России и Украины в 2004 г. в Белостоке на конференции, результаты которой отражены в первом томе «Белостокской серии антрополингвистики» (Language and Culture. — Белосток, 2004).

В 2005 г. вышел в свет первый учебник антрополингвистики — «Основы антрополингвистики (к лингвистическим основаниям эволюции мышления)». — М., 2005, и в этом же году в Нижнем Новгороде была защищена первая диссертация по данной тематике.



Основные постулаты антрополингвистики

  1. Развитие знаний сопровождается их постоянной специализацией. В целом, по данным науковедения, в среднем каждые 25 лет число научных дисциплин удваивается. По данным Британской энциклопедии, в XX веке появилось свыше 2,5 тысяч наук и научных дисциплин. Специализация знаний отражается в количественном росте и специализации лексики.
  2. Ещё одно важное положение теории разрабатываемой антрополингвистики касается объективности существования аналогии филогенеза (исторического развития вида) и онтогенеза (индивидуального развития организма) в эволюции человека, известной как биогенетический закон Э. Геккеля (Кулагина, 2004). Существующие в психологии данные умственного развития детей, отражаемого в росте объёма словаря, позволяют прийти к мнению о подобии ранних этапов развития лексической картины мира у детей и всего человечества в целом. Основные черты начального этапа мышления — наивного мышления у человечества (как они отражаются в древнейших пластах лексики) и у детей совпадают — расплывчатость и синкретизм значения слов, отсутствие строгих научных классификаций, уточнение и перераспределение значений в ходе освоения новой лексики.

Кроме расплывчатости значения, другой типичной чертой ранних слов был их общий характер (Griniewicz 2007). Первоначально слово apple (яблоко) означало также любой плод, что нашло отражение в лексике ряда языков — нем. Apfelsine (апельсин — букв. китайское яблоко), ит. pomo d’oro (помидор — букв. золотое яблоко), фр. pommes de terre (картофель — букв. земляные яблоки). Подобные факты могут быть использованы для определения последовательности открытия и освоения человеком разных предметов и видов деятельности при отсутствии других свидетельств.


Напишите отзыв о статье "Антропологическая лингвистика"

Литература

  • Language and Culture: Establishing foundations for anthropological linguistics. — Bialystok, 2004.
  • Strelau, Jan (ed.) (2000) Psychologia: Podręcznik akademicki. Tom 1. Podstawy psychologii. — Gdańsk, 639 p.
  • Брескин В.Ю. (2008) Метод Триады как инструмент изучения антропологии языка и искусства. Эпистемология & философия науки №2, т.16, 2008, С. 119-132
  • Гринев-Гриневич С. В., Сорокина Э. А., Скопюк Т. Г. Основы антрополингвистики (к лингвистическим основаниям эволюции мышления): Учебное пособие. М., Издательский центр "Академия", 2008. 128 с.
  • Кулагина И. Ю., Колюцкий В. Н. (2004) Возрастная психология. Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. — М.: ТЦ Сфера. — 464 с.
  • Маклаков А. Г. (2005) Общая психология: Учебник для вузов. — СПб.: Питер. — 503 с.
  • Griniewicz (Grinev), Sergej. (2007) “Eliminating indeterminacy: Towards linguistic aspects of anthropogenesis”. In Indeterminacy in Terminology and LSP, Antia, Bassey (ed.), John Benjamins. - p.37–48.
  • Ильиш Б.А. История английского языка. - Изд.4, перер. и доп. - М., 1958. - 367 с.

См. также

Отрывок, характеризующий Антропологическая лингвистика

– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.