Море, Антуан де Бурбон-Бёй

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Антуан де Бурбон-Бёй»)
Перейти к: навигация, поиск

Антуан де Бурбон-Бёй, граф де Море (фр. Antoine de Bourbon-Bueil[1]; 9 мая 1607, Море1 сентября 1632, Кастельнодари) — внебрачный ребёнок короля Франции Генриха IV и его фаворитки Жаклин де Бёй, графини де Море (1588—1651), получившей титул маркизы де Вард в 1617 году вследствие своего второго брака с Рене II Креспен де Бек.

Антуан был узаконен королевским патентом в январе 1608 года[2], менее чем через год после своего рождения. Отец, которому было почти 60 лет, очень тепло относился к юному Антуану и подарил ему несколько титулов и доходных поместий. Таким образом, среди владений Антуана оказались аббатства де Савиньи, де Сен-Виктор де Марсель и де Сини (Ансельм). В 1620 году, уже после смерти Генриха IV, 13-летний Антуан получил должность аббата-коммендатора аббатства Святого Стефана[3], вместе с которой ему достались крупные доходы этого нормандского аббатства. Он находился во главе аббатства 12 лет и весь этот срок продолжался конфликт с монахами аббатства, поскольку Антуан не допускал расходования средств на их личные нужды и ремонт зданий, повреждённых в ходе религиозных войн[4].

В юношеские годы он был близок к своему сводному брату Гастону Орлеанскому, который был младше Антуана на 1 год. Женат не был.

По воспоминаниям мемуаристов тех времён[5], своим стремлением к славе, мужеством и смелостью Антуан очень походил на своего отца Генриха IV. Антуан принял участие в мятеже против короля Людовика XIII, лидерами которого стали Гастон Орлеанский и Генрих II де Монморанси, и развязка которого случилась в ходе битвы при Кастельнодари. Во время этого сражения он был ранен в плечо выстрелом из мушкета и скончался от этого ранения тремя часами позже в карете Гастона. Тело 25-летнего Антуана после битвы обнаружено не было.

В 1680-х годах некий отшельник из Анжу выдавал себя за графа де Море. Он утверждал, что выжил в сражении под Кастельнодари, несколько лет скрывался за границами Франции, а потом ушёл в монастырь. Появлению самозванца способствовала завеса тайны, окутывавшая смерть графа и судьбу его тела.

В некоторых исторических романах граф де Море обрисован как отец будущего короля Франции Людовика XIV. Так как Людовик XIII страдал от мужского бессилия, его окружение якобы свело Антуана с королевой Анной Австрийской, зачавшей от связи с графом де Море ребёнка. К исторической реальности эти домыслы беллетристов отношения не имеют.

Напишите отзыв о статье "Море, Антуан де Бурбон-Бёй"



Примечания

  1. Фамилия Bueil имеет написание из среднефранцузского языка и произносится как [bœj]
  2. Julia Pardoe. [books.google.ru/books?isbn=1108020372 The Life of Marie de Medicis, Queen of France]. — Cambridge University Press, 2010. — P. 413. — 480 p. — ISBN 1108020372.
  3. Anselme (de Sainte Marie). [books.google.ru/books?id=Z99DAAAAcAAJ&dq Histoire généalogique et chronologique de la maison royale de France]. — Chatelain, 1713. — P. 84. — 290 p.
  4. Célestin Hippeau. L'Abbaye de Saint-Étienne de Caen, 1066-1790. — Кан: A. Hardel, 1855. — P. 215—228.
  5. Мемуары Бове, стр. 27 (согласно Ансельму).

Отрывок, характеризующий Море, Антуан де Бурбон-Бёй

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?