Ануфриков, Михаил Иванович

Михаил Иванович Ануфриков
Род деятельности:	альпинист, тренер
Дата рождения:	21 июля 1911(1911-07-21)
Место рождения:	Саратов, Саратовская губерния, Российская империя
Гражданство:	СССР СССР
Дата смерти:	1989(1989)
Награды и премии:

Михаи́л Ива́нович Ану́фриков (1911—1989) — советский альпинист, заслуженный мастер спорта СССР (1952), заслуженный тренер СССР (1964), многократный победитель и призёр чемпионатов СССР по альпинизму, автор книг и статей по альпинизму, фотограф, кинооператор, заслуженный работник культуры РСФСР (1971).

В честь Михаила Ануфрикова названа горная вершина в Главном Кавказском хребте.

Биография

Михаил Ануфриков родился в 1911 году в Саратове. Перед войной работал в Москве, на авторемонтном заводе. Заниматься альпинизмом начал в середине 1930-х годов — первое восхождение совершил в 1935 году на Кавказе из альплагеря «Красная Пресня», расположенного в Чегемском ущелье. В 1937 году Ануфриков окончил Всесоюзную школу инструкторов альпинизма, а в 1938—1940 годах работал начальником учебной части альплагеря «Накра» на Центральном Кавказе. К тому же периоду относятся его первые спортивные восхождения.

Когда началась война, Михаил Ануфриков ушёл на фронт добровольцем. Служил связистом-мотоциклистом в Отдельной мотострелковой бригаде особого назначения под Москвой. Во время обороны Кавказа был старшим тренером 102-го Отдельного горнострелкового отряда, который защищал Санчарский перевал. С 1943 по 1945 год работал преподавателем Школы военного альпинизма и горнолыжного дела.

После окончания войны Михаил Ануфриков полностью посвятил себя спортивной и тренерской работе. С 1945 по 1962 год он работал инструктором по альпинизму Центрального совета Добровольного спортивного общества «Спартак». В 1945 году ему было присвоено звание мастера спорта СССР по альпинизму. С 1946 по 1949 год он работал начальником учебной части альплагеря «Родина», расположенного в Цейском ущелье на Кавказе. В 1949 году Ануфриков стал чемпионом 1-го всесоюзного первенства ВЦСПС по скалолазанию.

Начиная с 1950 года, Ануфриков — член альпинистской команды общества «Спартак», руководимой Виталием Абалаковым. Вместе с этой командой он участвовал в ряде восхождений высшей категории сложности, в результате чего в 1951—1955 годах он стал трёхкратным победителем и двукратным серебряным призёром чемпионатов СССР по альпинизму. В 1952 году ему было присвоено звание заслуженного мастера спорта СССР.

С 1962 по 1988 год Ануфриков работал в Спорткомитете СССР (c 1968 года он официально назывался «Комитет по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР» или «Госкомспорт СССР»). Сначала он был начальником отдела альпинизма, а затем работал в качестве тренера сборной команды СССР. В 1964 году ему было присвоено звание заслуженного тренера СССР. В 1964—1980 годах Ануфриков был ответственным секретарём Федерации альпинизма СССР и оставался членом президиума федерации до 1985 года. Ануфриков принимал активное участие в организации 1-й советской гималайской экспедиции на Эверест 1982 года, помогая во многих вопросах Евгению Тамму, начальнику экспедиции.

Михаил Ануфриков — один их первых создателей документальных кинолент об альпинистских восхождениях: «Если бы горы могли говорить» (о траверсе Ушбы 1957 года), «Победа», «Траверс Музджилга — Сандал» и других. В 1967 году он, в качестве тренера по альпинизму, принимал участие в съёмках художественного фильма «Вертикаль», который благодаря песням Высоцкого приобрёл культовый статус.

Фотографии Ануфрикова печатались в ежегодных сборниках «Побеждённые вершины», он — автор ряда статей и очерков, а также составитель и один из авторов справочника-учебника «Спутник альпиниста», вышедшего в 1970 году в московском издательстве «Физкультура и спорт».

Спортивные достижения

Чемпионаты СССР по альпинизму

Данные приведены в соответствии с информацией из книги П. С. Рототаева.

• 1951 год — 01 ! 1-е место (технический класс), первопрохождение маршрута на гору Уллутау по северной стене, в группе под руководством Виталия Абалакова («Спартак»), в которую также входили Николай Гусак, Валентина Чередова, Александр Боровиков, Владимир Кизель, Лев Филимонов и Виктор Нагаев.
• 1951 год — 02 ! 2-е место (технический класс), восхождение на гору Чанчахи по северной стене, в группе под руководством Виталия Абалакова («Спартак»), в которую также входили Владимир Кизель и Виктор Нагаев.
• 1953 год — 01 ! 1-е место (технический класс), восхождение на пик Щуровского по северо-восточной стене, в группе под руководством Виталия Абалакова («Спартак»), в которую также входили Владимир Кизель, Иван Леонов, Иван Лапшенков, Лев Филимонов и Виктор Буслаев.
• 1954 год — 01 ! 1-е место (технический класс), восхождение на главную вершину Дыхтау по северо-восточной стене, в группе под руководством Виталия Абалакова («Спартак»), в которую также входили Валентина Чередова, Яков Аркин, Александр Боровиков, Владимир Кизель, Иван Лапшенков, Лев Филимонов и Виктор Буслаев.
• 1955 год — 02 ! 2-е место (класс траверсов), траверс вершин Музджилга — Сандал, в группе под руководством Виталия Абалакова («Спартак»), в которую также входили Валентина Чередова, Виктор Буслаев, Лев Филимонов, Пётр Буданов, Анатолий Сысоев и Фарид Улумбеков.

Память

Именем Михаила Ануфрикова назван пик Ануфрикова в Главном Кавказском хребте, расположенный на южной стороне западной ветви Караугомского плато, высота 3900 м.

См. также

• Список заслуженных мастеров спорта СССР (альпинизм)

Отрывок, характеризующий Ануфриков, Михаил Иванович

Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.