Анципо-Чикунский, Лев Владимирович

Лев Владимирович Анципо-Чикунский
Военно-морской атташе Л. В. Анципо-Чикунский фотография 1928 года из семейного архива В. Б. Чикунского
Дата рождения	22 декабря 1898(1898-12-22)
Место рождения	село Темерязево Старооскольского уезда Курской губернии, Российская империя
Дата смерти	16 июня 1938(1938-06-16) (39 лет)
Место смерти	город Москва (Лубянская тюрьма), Советский Союз
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	ВМФ
Годы службы	1917 — 1937
Звание
Сражения/войны	Гражданская война в России
Награды и премии

Лев Владимирович Анципо-Чикунский (22 декабря 1898, село Темерязево Старооскольского уезда Курской губернии, Российская империя — 16 июля 1938, город Москва (Лубянская тюрьма), Советский Союз) — военный дипломат, инженер-флагман 3 ранга, военно-морской атташе при полпредствах СССР в Турции (январь 1928—1930), Италии и Греции (январь 1931 — сентябрь 1932). Заместитель начальника Управления вооружений Управления ВМС РККА (сентябрь 1932 — апрель 1934). Военно-морской атташе при полпредстве СССР в Италии и Греции (апрель 1934 — февраль 1936), Англии (февраль 1936 — 1937). Заместитель начальника отдела Главного морского штаба РККФ (1937 — январь 1938).

Биография

Лев Владимирович Анципо-Чикунский родился 22 декабря 1898 года в селе Темерязево Старооскольского уезда Курской губернии. Согласно свидетельству, выданным Льву Владимировичу Анципо-Чикунскому в 1915 году на основании выписки из метрической книги, принято считать, что был он сыном Владимира Антоновича Анципо-Чикунского и Ольги Ивановны из Кирилловых.

В 1916 году Лев окончил мужскую гимназию в Темникове, и в том же году поступил в Морское инженерное училище в г. Кронштадте. В июле 1917 года, в числе прочих курсантов училища, принимал участие в охране Временного Правительства в Петрограде. После реорганизации училища, в июне 1918 года поступил на службу на линкор «Гангут» в качестве машиниста. Весной 1919 года был направлен на Петроградский фронт в составе отряда моряков Петробазы. Участвовал в боевых действиях Красной Армии против т. н. Северо-Западной армии генерала Н. Н. Юденича близ деревень Усть-Рудица, Таменгонт, Копорье, после чего вернулся к прежней должности на линкор «Гангут». Вторично был направлен на фронт осенью 1919 года, на сей раз, принял непродолжительное участие в боях близ деревень Лигово, Горелово и далее по железной дороге, до Ораниенбаума, в составе бойцов бронепоезда № 38 («1-й Черноморский»), где исполнял обязанности телефониста. Весной 1920 года был направлен для продолжения образования в Соединенные классы специалистов командующего состава Флота при Военно-морской академии в Петрограде (электромеханический класс), в июне того же года вступил в РКП(б) (партийный билет № 80193). 17 декабря 1923 года, был назначен на должность электротехника на эсминец «Троцкий». 27 сентября 1924 года был переведён на аналогичную должность на линкор «Марат», а 12 ноября 1925 года — на должность старшего электротехника на линкор «Парижская Коммуна». Электромеханический факультет Военно-морской академии окончил в 1927 году, после чего принял должность заведующего электростанцией Кронштадтского судоремонтного завода, которую исполнял вплоть до назначения военно-морским атташе при полпредстве СССР в Турции в январе 1928 года.

В конце 1930 года Лев Владимирович участие в работе Подготовительной комиссии Конференции по разоружению в Женеве, после чего был назначен на должность военно-морского атташе при полпредстве СССР в Италии. Пробыл в Италии до сентября 1932 года, неоднократно выезжая в служебные командировки в Женеву. С сентября 1932 года занимал должность заместителя начальника Управления вооружений Управления ВМС РККА. Будучи в этой должности, в октябре-ноябре 1933 года, сопровождал наркома обороны СССР К. Е. Ворошилова во время его визита в Турцию. Исполнял должность до апреля 1934 года, когда вторично получил назначение в Италию.

В 1934 году военно-морская группа и группа внешних сношений, через Импортное управление НКВТ, Отдел внешних заказов НКО при НКВТ и Управление Военно-Морских сил, произвели комплексную проверку состояния оборонных заказов СССР в Италии. Основанием для проверки послужили материалы, поступившие в ЦК ВКПб от уполномоченного КСК в Германии т. Карпова, секретаря парторганизации советских учреждений в Италии т. Рубинчика, а также из Торгпредства СССР в Италии. По результатам проверки, председателем Комиссии советского контроля Н. В. Куйбышевым и заместителем начальника импортного управления Наркомата внешней и внутренней торговли С. Б. Жуковским, на имя председателя Комиссии партийного контроля Л. М. Кагановича была направлена служебная записка «О недостаточном контроле Торгпредства СССР в Италии за выполнением оборонных заказов». В ходе проверки многочисленные факты нарушения служебной и финансовой дисциплины нашли своё подтверждение, а вышеупомянутая записка, в числе прочих фактов, констатирует следующее: «Непосредственное руководство и наблюдение за состоянием оборонных заказов должны были осуществлять замторгпреда по импорту т. Шапиро, зав. инженерным отделом т. Сучков и военно-морской атташе т. Чикунский». Данный вопрос рассматривался на отдельном заседании Политбюро ЦК ВКПб, состоявшемся 27 декабря 1934 года, и был резюмирован следующим образом: «Передать т. Ворошилову на надрание виновных». По результатам «надрания» ряд ответственных работников Торгпредства были «сняты с заграничной работы», военно-морской атташе т. Чикунский отделался выговором, сохранив должность вплоть до назначения в Англию, то есть до февраля 1936 года.

Репрессии

Исполнял должность военно-морского атташе при полпредстве СССР в Англии до июля 1937 года, после чего являлся заместителем начальника отдела Главного морского штаба РККФ до момента ареста НКВД в день 29 января 1938 года. Обвинительным заключением от 29 мая 1938 года ему инкриминировано участие в антисоветском военном заговоре, «ставившего своей целью свержение Советской власти методами террора, шпионажа, диверсии и вредительства», а также поддержку в 1917 году действий Временного правительства по розыску, скрывавшегося в подполье, В. И. Ленина. Обвинительное заключение представлено заключённому в день 15 июня 1938 года. Подготовительное заседание Военной коллегии, состоявшееся 15 июня 1938 года, вынесло решение о предании Л. В. Анципо-Чикунского суду по статьям 58-1б, 58-7, 58-8, 58-11 УК РСФСР. В ходе закрытого судебного заседания выездной сессии Верховного суда Союза ССР 16 июня 1938 года, признан виновным по всем вышеуказанным статьям. Приговор в отношении обвиняемого гласил: «Анципо-Чикунского, Льва Владимировича, лишить военного звания — инженера-флагмана 3-го ранга и подвергнуть высшей мере уголовного наказания — расстрелу, с конфискацией всего лично ему принадлежащего имущества». Приговор о расстреле Льва Владимировича Анципо-Чикунского был приведён в исполнение в Москве, в тюрьме на Лубянке, в тот же день, 16 июня 1938 года.

Семья

Был дважды женат. Первая жена — Юлия Фёдоровна Анципо-Чикунская, 1898 г. р. Вторая — Ольга Сергеевна Анципо-Чикунская (Кириллова), 1905 г. р. Жена Льва Владимировича, Ольга Сергеевна Анципо-Чикунская, была приговорена ОСО при НКВД СССР к 5 годам лагерей приговором от 8 июля 1938 года, как член семьи изменника родины (ЧСИР). Прибыла из Бутырской тюрьмы г. Москвы в Акмолинское ЛО 17 сентября 1938 года. Отбыла назначенный судом срок в полном объёме. Была освобождена (10 февраля 1943 года) Некоторое время оставалась в Акмолинске, а затем поселилась на «101-м километре» в гор. Александрове, где снимала угол в одном доме вместе с венгерским писателем Йожефом Ленделом. Когда после повторного ареста Лендела приговорили к пожизненной ссылке, осенью 1949 г. она добровольно приехала к нему в деревню Макарово Дзержинского района Красноярского края. В феврале 1955 г. они вернулись в Москву, в мае оформили официальный брак, в августе выехали в Венгрию, на родину писателя. 16-18 июня 1956 года, по жалобе О. С.Анципо-Чикунской, в ходе рассмотрения материалов дела Л. В. Анципо-Чикунского, Военная коллегия Верховного суда СССР признала обвинения необоснованными. Приговор был отменён, а уголовное дело в отношении Л. В.Анципо-Чикунского прекращено за отсутствием состава преступления. О. С. Анципо-Чикунская умерла в Будапеште 19 августа 1979 г. Похоронена в одной могиле с мужем на кладбище Фаркашрети в Будапеште.

Место проживания

Находясь в Москве проживал в гостинице «Националь». По тому же источнику информации расстрелян не в Лубянской тюрьме а на расстрельном полиноне «Коммунарка» в Московской области.

Литература

• [books.google.com.ua/books?id=ntdwNtWguWEC Вячеслав Михайлович Лурье, Валерий Яковлевич Кочик. ГРУ: дела и люди. 2002.]
• Близниченко С. С. К 110-летию со дня рождения инженера-флагмана 3 ранга Льва Владимировича Анципо-Чикунского// Военно-исторический архив. 2009. № 2. С. 80-97.
• Близниченко, С. С. "Лишить...звания... и подвергнуть высшей мере уголовного наказания". Судьба военно-морского атташе СССР Л.В. Анципо-Чикунского // Военно-исторический журнал. № 11. 2015. С. 71-74.

Ссылки

• [www.knowbysight.info/AAA/01061.asp Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898 - 1991]
• [baza.vgdru.com/1/963/ Персональный список]
• [rosgenea.ru/?alf=1&serchcatal=%C0%ED%F6%E8%EF%EE-%D7%E8%EA%F3%ED%F1%EA%E8%E9&r=4 Центр генеалогических исследований]
• Список инженер-флагманов 3-го ранга, инженер-флагманов 2-го ранга, инженер-флагманов 1-го ранга, инженер-флагманов флота, МС РККА СССР (1935—1940)

Отрывок, характеризующий Анципо-Чикунский, Лев Владимирович

Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.