Анюта (балет)
Анюта | |
Анюта | |
Автор либретто | |
---|---|
Источник сюжета | |
Хореограф | |
Оркестровка | |
Дирижёр-постановщик | |
Сценография | |
Количество действий |
2 |
Год создания | |
Первая постановка | |
Место первой постановки |
Театр «Сан-Карло» (Неаполь, Италия) |
Анюта — балет в двух актах на музыку Валерия Гаврилина. Либретто Александра Белинского и Владимира Васильева по рассказу А. П. Чехова «Анна на шее»[1].
Содержание
История создания
Этот балет — первый в истории случай, когда хореографическое произведение переносится с экрана на сцену, а не наоборот, что происходило неоднократно. Телевизионный фильм-балет «Анюта», придуманный и поставленный сценаристом и режиссёром Александром Белинским в 1982 году, имел заслуженный успех не только на родине, но и в Европе. Изящно задуманная история на тему рассказа «Анна на шее» А. П. Чехова родилась у Белинского, когда он услышал Вальс, написанный ленинградским композитором Валерием Гаврилиным.
Александр Белинский давно хотел снять телевизионный балет по Чехову, долго «ходил вокруг» «Скверного анекдота», а потом как-то раз услышал вальс Валерия Гаврилина и понял, что это настоящий «чеховский вальс». Вот так, не от литературы, а от музыки родился замысел фильма, хотя в основе его были использованы мотивы рассказов Антона Павловича Чехова, большей частью — «Анна на шее»…
Для «Анюты» Александр Аркадьевич вместе с Володей подбирал музыку буквально по кусочкам из разных произведений Валерия Гаврилина."</div> — Екатерина Максимова[2] </blockquote> |
Обычно экранизация произведения следует вслед за её театральным воплощением. Но вот редкий случай: телефильм „Анюта“, имевший большой успех у нас и за рубежом, получивший приз „Интервидения“ и удостоенный Государственной премии РСФСР, обрёл новую жизнь в театре Неаполя, а затем и на сцене Большого театра СССР.</div> — Александр Белинский[3] </blockquote> |
Именно успех фильма-балета заставил Владимира Васильева задуматься о переносе постановки на сцену. Станиславом Горковенко была добавлена музыка, расширены хореографические номера и в 1986 году родился новый балет, обречённый на долгую сценическую жизнь не только из-за прославленных первых исполнителей и превосходного музыкального материала, но и благодаря компактности спектакля и удобству адаптации заглавной партии для любой балерины.
Действующие лица
- Анюта
- Петр Леонтьевич
- Модест Алексеевич
- Артынов
- Студент
- Его сиятельство
- Девушка
- Два офицера
- Четыре щеголя
- Три цыганки
Либретто и сценарный план Белинского — Васильева
Сцена | Действующие лица | Действие | Описание действия |
---|---|---|---|
Действие первое | Первая картина | Лейтмотив спектакля — настоящий «чеховский вальс» Гаврилина | |
Интерьер церкви. | Пётр Леонтьевич, Анюта, Петя и Андрюша, священник, служка, чиновники, горожане | Отпевание матери Анюты. | После смерти жены учитель провинциального городка Пётр Леонтьевич остается с тремя детьми — взрослой дочерью Анной и младшими сыновьями Петей и Андрюшей. |
Вторая картина | |||
Комната. | Пётр Леонтьевич | Тоска. Воспоминание о былом счастье. | Тоскуя по безвременно ушедшей жене, Пётр Леонтьевич все чаще прикладывается к графинчику с водкой. |
Третья картина | |||
Бульвар провинциального городка. Осень. | Горожане, мелкопоместные дворяне, чиновники, офицеры, Артынов, студент, молоденькая девушка, Анюта, Пётр Леонтьевич, Петя и Андрюша, Модест Алексеевич. | Предложение руки и сердца | Пожилой чиновник Модест Алексеевич сватается к Анне Петровне. Она соглашается на брак с ним, надеясь вырваться из серой, однообразной полуголодной жизни и спасти от нищеты свою семью. |
Четвёртая картина | |||
Департамент | Модест Алексеевич и его подчиненные, его сиятельство | Бумажная волокита, гимн бюрократии. | «Тема чиновников» Гаврилина — оркестровое сочинение «Государственная машина». |
Пятая картина | |||
Опустевший бульвар. Вечер. | Шарманщик, его жена, дворник, Петр Леонтьевич, слушающий. Студент. Анюта. | Прощание со студентом | Анюта расстается со своей первой любовью — бедным студентом. Звучит тема: «Мелодия умершей молодости». |
Шестая картина | |||
Бульвар. «Веселье во хмелю» | Цыганки, кумушки. Чиновники, молодые горожанки. Модест Алексеевич, Анюта, Петя, Андрюша, Петр Леонтьевич, Артынов, офицеры | Свадебное шествие | Унылая процессия на фоне смеха и веселья. |
Седьмая картина | |||
Комната в доме Модеста Алексеевича | Анюта. Пётр Леонтьевич | Отчаяние и безысходность Анюты. Размышления Модеста Алексеевича. Приход Петра Леонтьевича с детьми. Радость Анюты. Отход ко сну. | Анна переезжает в дом Модеста Алексеевича. Очень скоро она понимает, что благо, на которое она рассчитывала, — мираж: муж скуп, холоден, практичен и не намерен помогать родственникам жены. Ежедневные прогулки с интригами, сплетнями, пересудами и внешней респектабельностью. |
Восьмая картина | |||
Комната. Ночь. Сон Модеста | Модест Алексеевич, Анюта, чиновники | Странные видения Модеста Алексеевича | Ему снится «вручение ордена Святой Анны». |
Девятая картина | |||
Комната. Утро. | Анна | Пробуждение Анны. | Сюрприз для Анны (?) |
Действие второе | Десятая картина | ||
Бал в дворянском собрании | Артынов. Анна. Дворяне, чиновники, Пётр Леонтьевич | Жарко. Шумно. Весело. Вальс с Артыновым. Цыганский танец. Тарантелла[4]. Внимание его сиятельства. Пересуды. Пьяный Петр Леонтьевич. Подобострастный Модест Алексеевич. Насмешка над Петром Леонтьевичем. Счастливая и опьяневшая от вина и успеха Анюта. Спотыкающийся Петр Леонтьевич. | Наступает рождество, а вместе с ним и праздничный бал, на котором Анюта покоряет своей молодостью, умом и красотой присутствующих мужчин. Все наперебой стараются завоевать внимание и симпатию молодой жены Модеста Алексеевича. Богатый барин Артынов, офицеры и, наконец, сам его сиятельство увлечены Анной Петровной. Они готовы все сделать для того, чтобы угодить ей. От неожиданного и скоропалительного успеха у Анюты кружится голова. Модест Алексеевич сразу же понимает, какую выгоду можно извлечь из успеха своей жены, и поощряет «амуры» супруги. Внимание и любовь высшего общества провинциального городка заставляют её забыть обо всем: о ненавистном и тупом, как ей уже кажется, муже, спивающемся отце, несчастных братьях, живущих впроголодь, недавно ещё любимом студенте. |
Одиннадцатая картина | |||
Комната в доме Модеста Алексеевича | Анюта. Визитеры: офицеры, чиновники, Артынов, его сиятельство | Возвращение с бала. Сон Анюты. Пробуждение. | Воспоминания о прежней любви. Награждение Модеста Алексеевича орденом святой Анны |
Двенадцатая и Тринадцатая картина | |||
Департамент. Свершилось! | Модест Алексеевич и его подчиненные, Его Сиятельство | Поздравления подчиненных. Гимн раболепству. Вариация Модеста. | Карьера и положение в обществе для него выше других интересов. Очень скоро он получает орден святой Анны и с нетерпением ожидает новых милостей от покровителей своей жены. |
Четырнадцатая картина | |||
Комната Петра Леонтьевича | Судебный исполнитель, грузчики, Петр Леонтьевич, Петя, Андрюша | Вечер. Вынос имущества. В последний раз любимая мелодия молодости на стареньком фортепиано. | Петр Леонтьевич объявляется несостоятельным должником. У него описывают немногое оставшееся имущество, а его самого с детьми выгоняют на улицу в морозную предновогоднюю ночь.[5] |
Пятнадцатая картина | |||
Бульвар. Каток. | Анюта. Офицеры, Артынов, его сиятельство, горожане | Предновогодняя ночь. Сухо. Морозно. Весело. Шумно. | Возбужденная Анюта. Офицеры, Артынов, его сиятельство вьются вокруг Анюты. Студент с молодой девушкой. Катающаяся молодежь. Прогуливающиеся горожане. Шумная толпа вслед за Анютой покидает каток. Лед пустеет. Появляется Петр Леонтьевич с детьми. Мимо них проносятся в праздничном веселье горожане, Артынов, офицеры, его сиятельство, Модест Алексеевич… и Анна, их милая Анюта… Идет снег.[6] |
Сценическая жизнь
Премьера в Неаполе
Премьера прошла 21 января 1986 года в Театр «Сан-Карло» (Неаполь, Италия)
Художник-постановщик Белла Маневич, дирижёр Станислав Горковенко
- Анюта — Екатерина Максимова
- Петр Леонтьевич — Владимир Васильев
- Модест Алексеевич — Гали Абайдулов
- Артынов — Ф. Д’ Альберо
- Студент — А. Д’ Алоя
- Его сиятельство — А. Салернитано
Большой театр
Премьера прошла 31 мая 1986 года в Большом театре
Художник-постановщик Белла Маневич, дирижёр Александр Лавренюк
- Анюта — Екатерина Максимова
- Петр Леонтьевич — Владимир Васильев
- Модест Алексеевич — Михаил Цивин
- Артынов — Михаил Лавровский, (затем Борис Ефимов)
- Студент — Валерий Анисимов
- Его сиятельство — Александр Грещенко
Спектакль прошёл 67 раз, последнее представление 2 апреля 1994 года.
Возобновление 27 февраля 1996 года
Дирижёр Павел Сорокин
- Анюта — Галина Степаненко, (затем А. В. Тагирова, А. С. Яценко, Н. Г. Ананиашвили, С. А. Лунькина, Н. А. Капцова, М. А. Рыжкина)
- Петр Леонтьевич — Владимир Моисеев, (затем А. А. Меланьин)
- Модест Алексеевич — Александр Петухов, (затем Г. П. Янин, М. Ю. Шарков)
- Артынов — Марк Перетокин, (затем И. М. Рыжаков, А. Шпилевский)
- Студент — Тимофей Лавренюк, (затем И. М. Рыжаков, М. Е. Валукин)
- Его сиятельство — Андрей Ситников, (затем А. Е. Лопаревич)
Постановки в других городах России и СССР
Оригинальную постановку 1986 года Владимир Васильев неоднократно переносил в различные театры:
Художник-постановщик Б. Маневич, дирижёр А. Чернушенко; Анюта — Ирина Ушакова, Пётр Леонтьевич — Владимир Жданов, Модест Алексеевич — Александр Клековкин
- 1989 — Казанский театр оперы и балета, возобновление 23 июня 2011 года[7]
- 1990 — Пермский театр оперы и балета
- 29 мая 1993 — Омский музыкальный театр
- 10 февраля 1995 — Ижевский театр оперы и балета
- 12 февраля 1997 — Челябинский театр оперы и балета — возобновление
Дирижёр В. А. Мирошниченко; Анюта — Татьяна Сулейманова, Пётр Леонтьевич — Александр Седельников, Модест Алексеевич — Сергей Тараторин, Артынов — Эдуард Сулейманов, Студент — Андрей Субботин
Художник-постановщик Виктор Вольский, художник по костюмам Рафаил Вольский, музыкальный руководитель и дирижёр А. Чепурной; Анюта — Анна Оль, Пётр Леонтьевич — Владимир Васильев, Модест Алексеевич — В. Гукленков, Артынов — Д. Зыков, Студент — К. Литвиненко, Его Сиятельство — И. Климин
Балетмейстер-постановщик — Владимир Васильев. Дирижер-постановщик — Виктор Куликов. Художник-постановщик — Виктор Вольский. Художник по костюмам — Рафаил Вольский. Художник по свету — Ильдар Бедердинов.
Библиография
- Сурикова Г. Второе рождение «Анюты» // Челябинский рабочий.—1997.—12 февраля
- Б. А. Львов-Анохин. "Анюта" на экране и на сцене // Владимир Васильев. — М: Центрполиграф, 1998. — С. 271-284. — 430 с. — 5000 экз. — ISBN 5-218-00373-5.
- Е. С. Максимова. Васильев. "Свои" спектакли // [www.ozon.ru/context/detail/id/1577330/ Мадам "нет"]. — М: АСТ-Пресс, 2004. — С. 210-212. — 344 с. — (Звезды балета). — 5000 экз. — ISBN 5-462-00061-8.
- Иванов В. Чеховская Анюта обрела новый дом // Самарские известия.—2011.—27 апреля
Напишите отзыв о статье "Анюта (балет)"
Примечания
- ↑ [www.pro-ballet.ru/html/a/an7ta.html Анюта] // Русский балет: Энциклопедия. — М.: Большая российская энциклопедия, Согласие, 1997.
- ↑ Максимова Е. С. "Анюта" // Мадам "нет". — М.: АСТ-Пресс, 2004. — С. 239. — ISBN 5-462-00061-8.
- ↑ Белинский А. А. // Старое танго. Заметки телевизионного практика. — М.: Искусство, 1988. — С. 148.
- ↑ [www.youtube.com/watch?v=qMDeqp_7k1w «Тарантелла» В.Гаврилина в исполнении Е.Максимовой в фильме]. Проверено 2 апреля 2011. — смотреть на YouTube
- ↑ [www.bolshoi.ru/ru/season/ballet/repertoire/detail.php?&act26=info&id26=14&dynid26=14&dynact26=art#dyn Анюта] на сайте Большого театра
- ↑ [operatheatre.perm.ru/ru/playbills/repertoire/35/ Анюта] на сайте Пермского театра оперы и балета
- ↑ [www.kazan-opera.ru/about/repertoire/28/1181 «Анюта» в театре оперы и балета им. Мусы Джалиля]. Проверено 15 мая 2011. [www.webcitation.org/69TKWqEoB Архивировано из первоисточника 27 июля 2012]. — официальный сайт театра
Отрывок, характеризующий Анюта (балет)
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.
Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.
Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.