Ан-Насир Мухаммед Салахуддин

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ан-Насир Мухаммад Салахуддин»)
Перейти к: навигация, поиск
Ан-Насир Мухаммед Салахуддин
араб. الناصر محمد صلاح الدين
Личная информация
Редактирование Викиданных
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ан-На́сир Мухаммад ибн аль-Махди Сал́ахудди́н (араб. الناصر محمد صلاح الدين‎; 4 сентября 1338 — 2 ноября 1391) — имам Йемена правивший с 1372 по 1391 года. Он был зайдитским имамом и потомком Пророка Мухамеда.



Биография

Ан-Насир Мухаммед Салахуддин был сыном имама Йемена Али аль-Махди бен Мухаммед правившего с 1349 по 1372 год.[1]

В первой половине XIV столетия несколько имамов оспаривали правопреемство. Около середины XIV столетия его отец Али аль-Махди ибн Мухаммед достигает значительного влияния, которое, однако, было уменьшено до его смерти в Дхамаре в 1372 году. Аль-Насир Мухаммед Салах аль-Дин становится единственным и неоспоримым зайдитским имамом Йемена. Как бы то ни было, но важный и значительный город Санаа был в руках семьи Зайдитов, которая правила словно эмиры.

Через год после своего вступления в должность, Насир аль-Мухаммед Салах ад-Дин попытался захватить город Санаа, но не смог проникнуть через сильную оборону города. Тогда он прибегает к стратегии. Он женился на матери эмира Идрис бен Абдаллах, но когда Идрис приехал, чтобы встретиться с своим новым отчимом, отчим арестовал его и затем стал полновластным правителем в Санаа в 1381 году. Идрис и его матери было дозволено жить в городе, но без дальнейших контактов с имамом.[2]

Аль-Насир Мухаммед Салах ад-Дин был сравнительно успешным правителем. Он продвинулся до Тихамы в прибрежной полосе Красного моря Южной Аравии, действуя против Расулидов. В 1391 году он был сброшен своим мулом, который протащил его по земле и имама получил смертельные травмы. Когда он умер в Санаа, его смерть была скрыта в течение двух месяцев по причине не безопасной ситуации.[3]

Он похоронен в мечети Салах ад-Дин, построенной по его инициативе. Он был мужем ас-Сайида Фатима (англ. as-Sayyidah Fatimah), дочери предводителя Курдов из Дамара, который построил мечеть аль-Абхар в Сана.[4] За смертью аль-Насира последовал внутренний беспорядок среди зайдитской элиты, но контроль над Санаа вскоре был закреплён за его маленьким сыном аль-Мансур Али бин Салах ад-Дин

Литературные работы

Аль-Насир Мухаммед Салах ад-Дин написал комментарий к работе аль-Замахшари аль-Калим ан-Навабиг («Выдающиеся слова»). Он озаглавил свою работу аль-Хикам ас-Савабиг фи-ль-Калим ан-Набавиг («Полные мудрости»). В это же время, ат-Тафтазани (умер в 1390 году) также написал комментарий к работе аль-Замахшари под несколько иным названием (заголовком): ан-Ниам ас-Сабавиг фи-ль-Калим ан-Навабиг («Полные блага»).

Напишите отзыв о статье "Ан-Насир Мухаммед Салахуддин"

Примечания

  1. H.C. Kay, Yaman; Its Early Medieval History. London 1892, p. 190.
  2. R.B. Serjeant & R. Lewcock, San’a'; An Arabian Islamic City. London 1983, p. 66.
  3. Encyclopaedia of Islam, Vol. VII, Leiden 1993, p. 996.
  4. R.B. Serjeant & R. Lewcock, 1983, p. 370.
Предшественник:
Имам аль-Махди Али
Имам Йемена
1372–1391
Преемник:
Имам аль-Махди Ахмед бин Яхья
----------------------------------------------------------
Преемник:
Имам аль-Мансур Али бин Салах ад-Дин

Отрывок, характеризующий Ан-Насир Мухаммед Салахуддин



В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней:
– Это Ростова, та самая…
– Как похудела, а все таки хороша!
Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.