Ан Чунгын

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ан Чжун Гын»)
Перейти к: навигация, поиск
Ан Чунгын
안중근/安重根
Имя при рождении:

Ан Ынчхиль/안응칠

Дата рождения:

2 сентября 1879(1879-09-02)

Место рождения:

город Хэджу, Хванхэ-Намдо, Чосон

Гражданство:

Корейская империя

Дата смерти:

26 марта 1910(1910-03-26) (30 лет)

Место смерти:

Рёдзюн, Японская империя

Причина смерти:

Смертная казнь

Принадлежность:

Антияпонское движение в Корее

Преступления
Преступления:

убийство Ито Хиробуми

Период совершения:

26.09.1909

Регион совершения:

Харбин, империя Цин

Дата ареста:

26.09.1909

Наказание:

Смертная казнь

Статус:

Казнён

Ан Чунгын (кор. 안중근, по Холодовичу — Ан Чжунгын, при рождении Ан Ынчхиль; 2 ноября 1879, Хванхэдо — 26 марта 1910, Рёдзюн) — деятель корейского национально-освободительного движения, террорист. В 1962 году Ан Чунгын награждён (посмертно) орденом «За заслуги в создании государства» Республики Корея.





Биография

Родился в городе Хэджу в провинции Хванхэдо. В январе 1897 года обратился в католичество[1] и принял имя Томас.

После установления японского протектората над Кореей в 1905 году руководил партизанскими отрядами (Ыйбён) в провинциях Канвондо и Хамгёндо. После затухания партизанского движения перешёл к индивидуальному террору против японцев и 26 октября 1909 года застрелил на Харбинском вокзале председателя Тайного совета Японии Ито Хиробуми, произведя шесть выстрелов, три из которых оказались смертельными. Был схвачен охраной, в момент задержания выкрикивал фразу «Да здравствует Корея!». На суде приговорен к смертной казни и повешен в марте 1910 года в японской тюрьме в Рёдзюне[1].

Ан Чунгын провёл в тюрьме 144 дня. В тюрьме он написал две книги «История жизни Ан Ынчхиля» и «Рассуждение о мире в Восточной Азии»[2].

Ан Чунгын считал, что император Японии Мэйдзи хочет мира в Восточной Азии и независимости Кореи, но его планам мешает Ито Хиробуми. Таким образом, он рассчитывал, что после убийства Ито Мэйдзи предоставит Корее полную независимость[1]. Однако, по иронии судьбы, это убийство послужило поводом для окончательной аннексии Кореи Японией.

В искусстве

Тема поступка Ан Чунгына рассматривается в фантастическом фильме «2009: Утраченные воспоминания».

Интересные факты

В 1907 году обосновался на территории Российской Империи в селе Новокиевском, где и спланировал убийство японского премьера. В посёлке находится памятник: «Клятвенное место Корейского патриота Ан Чунгына и 11-ти его соратников».[3][4]

В его честь названы подводные лодки типа имени Сон Вониля ВМС Республики Корея, который заступила на действительную службу ноября 2009 года.

19 января 2014 года в одном из помещений вокзала в Харбине (Китай) открыли мемориал, посвященный Ан Чунгыну.[5] В связи с этим японский МИД выразил официальный протест Китаю и Южной Корее[6].

В феврале 2015 года разгорелся скандал в связи с восстановлением снесённого памятника Ан Чунгыну в Уссурийске.[7]

Напишите отзыв о статье "Ан Чунгын"

Примечания

  1. 1 2 3 Мещеряков А. Н. Император Мэйдзи и его Япония. — 2-е изд. — М.: Наталис, 2009. — С. 660—661. — 736 с. — ISBN 978-5-8062-0306-0.
  2. [world.kbs.co.kr/russian/program/program_koreanstory_detail.htm?No=11900 Жизнь и смерть Ан Чжун Гына] (рус.). KBS World. Проверено 22 апреля 2010. [world.kbs.co.kr/russian/program/program_koreanstory_detail.htm?No=11900 Архивировано из первоисточника 22 апреля 2010].
  3. kore-saram.ru/TSoi-V-V-CHhve-Dzhehyon-CHast-2-Tak-on-zhil-4-BORETS-ZA-NEZAVISIMOST-KOREI
  4. Хасанский район. [khasan-district.narod.ru/directory/mem_kultur/mem_kul.htm Памятники культуры Хасанского района]
  5. Мемориал в Харбине. [lenta.ru/news/2014/01/20/monument/]
  6. [www.kommersant.ru/doc/2387931 Японский МИД выразил протест в связи с открытием в Харбине памятника корейцу-подпольщику]
  7. [russian.rt.com/inotv/2015-02-26/Na-Dalnem-Vostoke-vosstanovyat-pamyatnik На Дальнем Востоке восстановят памятник убийце японского премьера] (26 февраля 2015).

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ан Чунгын

Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.