Аод

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Аод, сын Геры (греч. Ἀώδ, ивр.אֵהוּד בֶּן‑גֵּרָא‏‎, Эхуд бен Гера) — второй судия Израильский. Происходил из колена Вениаминова. Известен тем, что освободил израильтян от Еглона, царя Моавитского, угнетавшего их 18 лет. Его история изложена в 3 главе Книги Судей[1].

Израильтяне послали Аода с дарами к Еглону, в знак своего подданства. Под предлогом, что он имеет сказать тайное слово, испросил себе тайную аудиенцию у Еглона, и затем, оставшись с ним наедине, вынул меч с правого бедра и левою рукою (потому что, подобно многим из вениамитян, был левшой) нанес царю в чрево смертельную рану. Обычай передавать конфиденциальные известия тайно, с глазу на глаз, кажется, был так обычен, что царедворцы Еглона тотчас же удалились из царских покоев, лишь только узнали о желании Аода. Затем Аод ушёл на гору Ефремову, где трубою созвал угнетённых израильтян. Затем он со своими сподвижниками перехватил все переправы через Иордан и истребил среди моавитян до десяти тысяч самых лучших воинов.

Аод был судьёй Израильским и мир, доставленный им, продолжался до самой его смерти.

Напишите отзыв о статье "Аод"



Примечания

  1. Мешков З. Шофтим (ивритский текст с русским переводом и комментарием) = שופטים / перевод и редакция З. Мешкова. — Иерусалим-Киев: «Бней Давид», 2006. — 306 с. — (Первые пророки).


Ссылки

При написании этой статьи использовался материал из Библейской энциклопедии архимандрита Никифора (1891—92).

Отрывок, характеризующий Аод

Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.