Аорсы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Аорсы — название одного из кочевых восточных сарматских племён, занимавшего территории от Южного Урала до Нижнего Поволжья и Азовского моря[1].





Этноним

В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, аорсы сопоставляются некоторыми исследователями с аварами[2]. В осетинском языке есть слово Урс (дигор. Уорс), что означает "белый".

Происхождение аорсов

Аорсы были родственны с сако-массагетскими племенами по языку и происхождению, ещё начиная с эпохи бронзы[3]. Родство савромато-сармат Поволжско-Уральских и саков-массагетов Среднеазиатских областей, констатируемое для второй половины I тыс. до н. э. установлено в частности и археологическими материалами[4][5]. В прохоровской археологиче­ской культуре Приуралья—Поволжья, принадлежавшей аорсам, К. Ф. Смир­нов отмечал сако-массагетские среднеазиатские элементы[6], сакский этнический компонент в составе аорсов подтверждают и последующие исследователи[1]. Какая-то часть аорсов входила в массагетскую конфедерацию[7][8].

Археология

C аорсами связано население прохоровской археологической культуры (IV в. до н. э.) в степях Южного Приуралья. По мнению К. Ф. Смирнова, ведущую роль в сложении аорского союза племен сыграли наиболее богатые и могуществен­ные роды бассейна р. Илек /левый приток р. Урал, уже в V в. до н. э. для погребения умерших сородичей использовавшие столь характерные формы могил — катакомбу и подбой, напоминавшие подземные склепы — камеры. В этом древнем кочевом населении К. Ф. Смирнов не без основания указывает протоаорсов, а для более позднего времени — верхних аорсов Страбона[6][9]. Несколько позже, в своей посмертной монографии К. Ф. Смирнов пишет: «Там зарождаются уже в савроматское время главные формы погребальных сооружений и общего погребального обряда сарма­тов — подбойные и катакомбные могилы и могилы с „заплечиками“; уже довольно широко распространяется южная ориентировка погребенных; впер­вые возникает тенденция к диагональному расположению покойников» и т. д.[10].

История аорсов

Древние авторы сближали аорсов с другим сарматским племенем — сираками. Аорсы долгое время были наиболее влиятельным племенем среди восточных сарматов. Страбон свидетельствует, что аор­сы и сираки «простираются на юг до Кавказских гор; они частью кочев­ники, частью живут в шатрах и за­нимаются земледелием». Далее Страбон дополняет эти скудные све­дения: «Эти аорсы и сираки являются, видимо, изгнанниками племен, живущих выше, а аорсы обитают севернее сираков. Абеак, царь сираков, выставил 20 000 всадников, Спадин же, царь аорсов, даже 200 000; однако верхние аорсы выставили ещё больше, так как они занимают более обширную область, владея почти что большей частью побережья Каспийского моря. Поэтому они вели караванную торговлю на верблюдах индийскими и вавилонскими товарами, получая их в обмен от армян и индийцев; вследствие своего благосостояния они носили золотые украшения. Аорсы, впрочем, живут по течению Танаиса, а сираки — по течению Ахардея…»

По Страбону, на рубеже нашей эры аорсы делились на верхних, и нижних. Верхние аорсы, жившие в междуречье Волги и Дона, Северном Прикаспии и Южном Приуралье, ведшие караванную торговлю, были богаче и многочисленнее.

Нижние аорсы, следует полагать, размещались южнее верхних и зани­мали большую часть равнинного Предкавказья восточнее сираков, включая Ставропольскую возвышенность, Северо-Восточный Кавказ и достигали предгорий Кавказского хребта. Если земли верхних аорсов в значитель­ной части представляли сухие аридные степи, то земли нижних аорсов были благоприятнее и в изобилии давали корм для скота.

Китайский посол Чжан Цянь, посетивший Канцзюй, приводил сведенья о стране Яньцай (奄蔡) в 2000 ли на северо-запад от Канцзюя. Яньцай часто отождествляется с аорсами[11]. По обычаям сходны с Канцзюем, могут выставить 100 с лишним тысяч конных лучников. Живут у моря с низкими берегами — Бэйхай (海云, Северное море), вероятно Каспийское море.

Позднее главенствующее положение в землях аорсов заняло другое сарматское племя, вероятно родственное аорсам, — аланы, которые, по словам автора IV века Аммиана Марцеллина, «мало-помалу постоянными победами изнурили соседние народы и распространили на них своё имя».

К середине III века н. э. упоминания об аорсах полностью исчезают в летописях, а их владения в римских и китайских источниках обозначаются как «Алания».

Напишите отзыв о статье "Аорсы"

Примечания

  1. 1 2 [fandag.ru/load/3-1-0-29 Кузнецов В. А. Племя аорсов и область Яньцай]
  2. Аорсы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. Смирнов К. Ф. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов. М., 1964, С.191.
  4. Толстов С. П. Древний Хорезм. М., 1948, С.220.
  5. Вишневская О. А., Итина М. А. Ранние саки Приаралья. В кн:: Проблемы скифской археологии. М., 1971, С.207-208.
  6. 1 2 Смирнов К. Ф. Савроматы. Ранняя история и культура сарматов. М., 1964, С.286.
  7. Толстов С. П. Древний Хорезм. М., 1948, С.244.
  8. Tarn W. W. The Greek in Bactria and India. Cambridge, 1951, С.80-81
  9. Смирнов К. Ф. Сарматы на Илеке. М., 1975.
  10. Смирнов К. Ф. Сарматы и утверждение их политического господства и Скифии. М., «Наука», 1984, С.17.
  11. [dic.academic.ru/dic.nsf/sie/965/%D0%90%D0%9E%D0%A0%D0%A1%D0%AB АОРСЫ]

Источники

  • Страбон. География в 17 книгах. Перев. Г. А. Стратановского. М., «Наука». 1964
  • В. А. Кузнецов «Очерки истории алан». Владикавказ «ИР» 1992 год.
  • Аланы: grants.rsu.ru/osi/Don_NC/Middle/Alani.htm

См. также

Ссылки

Отрывок, характеризующий Аорсы

Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.