Апабхранша

апабхранша
Страны:	Индия
Регионы:	северная Индия
Вымер:	в X-XII веках развились в новоиндийские языки
Классификация
Категория:	Языки Евразии
Индоевропейская семья Индоиранская надветвь Индоарийская ветвь
Письменность:	индийское письмо
См. также: Проект:Лингвистика

Апабхранша — группа средних индоарийских языков. Название языков «апабхранша» происходит от санскритского существительного apabhraṃśa ‛отпадение; падение’ (от санскрита или по сравнению с санскритом). Может употребляться в следующих смыслах:

• В узком смысле этот термин употребляется в работах западных ученых как обозначение самой поздней стадии развития среднего индоарийского языка, лингвистически более продвинутого в своей эволюции по сравнению со сценическими пракритами и непосредственно предшествующего новому индоарийскому — V—XII вв.
• В индийской грамматической традиции слово «апабхранша» употреблялось в более широком смысле. Сначала оно могло обозначать самые различные формы среднеиндийского в противоположность санскриту как неправильные разговорные языки в отличие от нормированного литературного санскрита (например, в «Махабхашья» Патанджали II—I вв. до н. э., где это название встречается впервые). В дальнейшем с утверждением пракритов в функции литературных языков под апабхранша стали подразумеваться более продвинутые в своей эволюции формы разговорных языков, не получивших еще литературного признания, то есть в этот период уже имела место оппозиция: пракрит — апабхранша. Наконец, ближе к X в. н. э. словом «апабхранша» называют литературный язык определенного лингвистического типа, закрепленный за рядом литературных жанров: лирическая поэзия, джайнская литература, поздние буддийские гимны. В этот период стихи на апабхранша анализируются в санскритских грамматиках и трактатах по поэтике (прозаических текстов на апабхранша до нас не дошло).

Таким образом, апабхранша, обозначая первоначально группы среднеиндийских диалектных говоров, связанных с различными местностями, в дальнейшем становится обозначением позднего среднеиндийского литературного языка, распространившегося на большую территорию и утратившего в значительной степени связь с диалектами, то есть своего рода литературного койне.

Литературный язык, называемый термином «апабхранша», обычно носит смешанный характер: в той или иной (иногда весьма значительной) степени он бывает смешан с пракритами. Поэтому парадоксальная точка зрения, что апабхранша хотя и обладает чертами, предполагающими особую стадию языкового развития, не представляет самостоятельного языка, имеет под собой некоторые основания.

Самый поздний период развития апабхранша с VIII по XII вв. н. э. получил название «авахаттха» (avahattha ‛упавший’). Некоторые индийские авторы называют его также «лаукика» (laukika ‛народный’). Это язык, непосредственно предшествующий новому индоарийскому.

Деление

Апабхранша употреблялся в качестве литературного языка Северной и Центральной Индии в период около V—XII веков наряду с санскритом и пракритами. Истоками литературного апабхранша считается Западная Индия (группа диалектов, восходящая к литературному пракриту шаурасени). В IX—XII веках, благодаря престижу в Северной Индии царских домов раджпутов, западный апабхранша распространяется по всей территории Индии, занимаемой языками индоарийского происхождения: от Гуджарата и Пенджаба до Бенгалии (С. К. Чаттерджи).

Из индийских средневековых грамматик и риторик известна следующая классификация литературных апабхранша:

• Основной и наиболее распространенной разновидностью литературного апабхранша считается нагара-апабхранша (nāgara ‛городской’), истоки которого связывают с областью Раджастхана-Гуджарата и который использовался джайнами секты шветамбара. Именно эта разновидность описана в индийских грамматиках.
• врачада-апабхранша (vrācada) — язык пастухов-абхиров в Синдхе, считается наиболее древним.
• упанагара (upanāgara ‛близкий к нагара’) — ничего не известно

Географическая соотнесенность отдельных видов литературных апабхранша в этой традиционной классификации весьма условна.

Существует географическая классификация апабхранша, предложенная Г. В. Тагаре на основании того, в каких местах были созданы различные произведения на этих языках. Согласно этой классификации, различаются три основные группы диалектов апабхранша:

• западный апабхранша — приблизительно область пракрита шаурасени, а из новоиндийских языков — гуджарати, раджастхани, хинди;
• южный апабхранша — приблизительно область пракрита махараштри, современная область распространения маратхи и Хайдарабад;
• восточный апабхранша — приблизительно область пракрита магадхи, а из новоиндийских языков — бенгальский, бихарские, ория.

Преимущества этой классификации заключаются в установлении хронологии развития отдельных явлений, характерных для стадии апабхранша, в соотнесении с разными географическими ареалами, а также в установлении хотя бы общих соответствий между поздним среднеиндийским и новоиндийским географическим членением языков. Недостаток подхода состоит в том, что критерием является история переходов отдельных явлений, а не история смены друг другом синхронных срезов, представляющих всю систему данного периода.

Отрывок, характеризующий Апабхранша

– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!