Аполлинарий Равеннский
| Аполлинарий Равеннский | |
| Απολλινάριος της Ραβένας | |
 Мозаика базилики Сант-Аполлинаре-ин-Классе | |
| Рождение | |
|---|---|
| Смерть | |
| Почитается |
в Православной и Католической церквях |
| В лике | |
| Главная святыня |
мощи в базилике Сант-Аполлинаре-ин-Классе и десница в Риме |
| День памяти |
в Православной церкви 23 июля (по юлианскому календарю), в Католической церкви 20 июля |
| Покровитель |
города Равенна, областей Эмилия-Романья и Кампания |
| Подвижничество |
проповедь христианства, мученичество |
Аполлинарий Равеннский (греч. Απολλινάριος της Ραβένας; ?, Антиохия — 75, Равенна) — христианский святой, бывший по преданию первым епископом города Равенна. Почитается в лике священномучеников, память совершается в Православной церкви 23 июля (по юлианскому календарю), в Католической церкви 20 июля. Первое житие святого Аполлинария было написано равеннским епископом Мавром в середине VII века.
Жизнеописание
Согласно житию, Аполлинарий был уроженцем Антиохии и вместе с апостолом Петром прибыв в Рим, где участвовал в проповеди христианства, а затем был рукоположён в епископы и направлен в Равенну. Придя в город как странник, он поселился у местного воина Иринея и исцелением его слепого сына привлёк к себе внимание горожан. После исцеления жены трибуна он устроил в его доме церковь, совершал богослужения и крестил горожан. Житие сообщает, что за первые 12 лет своего пребывания в городе Аполлинарий рукоположил для равеннской церкви двух пресвитеров и диаконов, а также шесть прочих клириков.
После того как христианская община увеличилась об Аполлинарии доложили правителю города Сатурнину, который вызвал его к себе и вместе со жрецами равеннского Капитолия попытался склонить его поклониться статуе Зевса. За отказ он был подвергнут истязанию:
|
Аполлинарий продолжил свою проповедь, за что неоднократно подвергался преследованиям местных язычников. Христианская община построила небольшую церковь за пределами города на берегу моря, там Аполлинарий совершал литургию и крещения. Через несколько лет он был изгнан из города и некоторое время проповедовал на территории провинции Эмилия, а затем вернулся в Равенну. В житие содержится рассказ о его вторичном изгнании и чудесном спасении во время бури по дороге в Иллирик.
Аполлинарий принял мученическую смерть при императоре Веспасиане после более чем 28 лет управления равеннской церкви. При приказанию правителя города Демосфена он был отдан под стражу, но сотник, будучи тайным христианином, отпустил его ночью из города:
|
Аполлинарий скончался 23 июля 75 года и был похоронен местными христианами в Классе, портовой части города. После обретения мощей над могилой святого во второй четверти VI века была построена базилика Сант-Аполлинаре-ин-Классе в крипте которой и были положены мощи. В 856 году они были перенесены в базилику Сант-Аполлинаре-Нуово, а в 1748 году были возвращены в Сант-Аполлинаре-ин-Классе и помещены в главный престол.
В V—VI веках почитание святого Аполлинария распространилось по Италии, а к X веку по всей Европе. Имя святого упоминается в православных месяцесловах греческого происхождения с IX века (Типикон Великой церкви, Минология Василия II, Синаксарь Константинопольской церкви). На Руси имя Аполлинария содержится уже в древнейших месяцесловах (Остромирово Евангелие (1056—1057 годы), Служебная минея XII века).
Напишите отзыв о статье "Аполлинарий Равеннский"
Ссылки
- [www.pravenc.ru/text/75622.html Аполлинарий] // Православная энциклопедия. Том III. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 60. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-008-0
- [www.newadvent.org/cathen/01616a.htm St. Apollinaris (Catholic Encyclopedia)] (англ.)
| ||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Аполлинарий Равеннский
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.
Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.
На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
