Аполлон-13

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Эмблема</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
</td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Фотография экипажа</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
Слева направо: Джеймс Ловелл, Джон Суайгерт, Фред Хейз </td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Связанные экспедиции</th></tr> <tr><td colspan="2">
Аполлон-13
Общие сведения
Полётные данные корабля
Ракета-носитель Сатурн-5 SA-508
Стартовая площадка Космический центр Кеннеди комплекс 39А, Флорида, США
Запуск 11 апреля 1970 года
19:13:00 UTC
Посадка 17 апреля 1970 года
18:07:41 UTC
21°38′24″ ю. ш. 165°21′42″ з. д. / 21.64000° ю. ш. 165.36167° з. д. / -21.64000; -165.36167 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=-21.64000&mlon=-165.36167&zoom=14 (O)] (Я)
Длительность полёта 5 дней 22 часа 54 минуты 41 секунда
Масса 28 945 кг (командный и служебный модули);
15 235 кг (лунный модуль)
NSSDC ID [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1970-029A 1970-029A]
SCN [www.n2yo.com/satellite/?s=04371 04371]
Полётные данные экипажа
Членов экипажа 3
Позывной «Одиссей» (англ. Odyssey)
(командный модуль);
«Водолей» (англ. Aquarius)
(лунный модуль)
Предыдущая Следующая
Аполлон-12 Аполлон-14

</td></tr>


«Аполло́н-13» (англ. Apollo 13) — пилотируемый космический корабль из серии «Аполлон». Из летавших к Луне пилотируемых кораблей — единственный, на котором в полёте произошла серьёзная авария.





Содержание

Экипаж

Ловелл был опытным астронавтом, на тот момент имел за плечами программу «Джемини» и миссию «Аполлон-8», где был пилотом командного модуля, был первым, кто летел к Луне повторно, а также первым астронавтом, отправляющимся в свой четвёртый космический полёт.

Суайгерт и Хейз были новичками. Изначально в экипаж входил Томас Маттингли (англ. Thomas Kenneth Mattingly II), но он был заменен на Суайгерта по медицинским соображениям — Маттингли, не имевший иммунитета к краснухе, накануне полёта общался с заболевшим ею коллегой-астронавтом Чарльзом Дюком, что вызвало обоснованные опасения у врачей.[1] (Впоследствии Маттингли и Дюк вместе полетят к Луне на «Аполлоне-16» под командованием Джона Янга.)

Изначально экипаж Ловелла предназначался для миссии «Аполлон-14», а на «Аполлоне-13» планировалось отправить экипаж под командованием Алана Шепарда. Шепард страдал от расстройства вестибулярного аппарата, и, желая вернуться к полётам, согласился на хирургическое вмешательство, которое устранило проблему; однако его здоровье не успевало полностью восстановиться к назначенной дате полёта. В результате Ловеллу было сделано предложение поменяться с Шепардом кораблями, на которое он согласился.[2]

Когда возникли проблемы у Маттингли, Ловелл вновь был поставлен перед выбором: либо согласиться на замену Маттингли, либо полностью передать полёт второму дублирующему экипажу под командованием Джона Янга. Ловелл с тяжёлым сердцем выбрал первое.

Руководство полётом

Операторы, дежурившие у мониторов телеметрии, были распределены в четыре команды, каждая из которых подчинялась своему руководителю полёта (англ. flight director) и носила форму своего цвета. Команды сменялись в следующем порядке[3]:

  • «Белая команда» (руководитель Джин Кранц (англ. Gene Kranz) (он же, для сохранения принципа единоначалия, был ведущим руководителем полёта (англ. leader));
  • «Чёрная команда» (руководитель Гленн Линней (англ. Glynn Lunney));
  • «Золотая команда» (руководитель Герри Гриффин (англ. Gerry Griffin));
  • «Бордовая команда» (руководитель Милт Виндлер (англ. Milt Windler)).

Время дежурства каждой команды составляло от 6 до 9 часов. Расписание составляется задолго до полёта. Смена приурочивается к «спокойным» этапам полёта и никогда не производится во время манёвров.

Хронология полёта

Целью полёта «Аполлона-13», как и двух предыдущих кораблей серии «Аполлон» — «Аполлон-11» и «Аполлон-12», являлась высадка людей на поверхность Луны и проведение научных исследований. Однако эта экспедиция стала одной из наиболее драматических и героических страниц в истории мировой космонавтики.

Старт

Запуск корабля успешно состоялся 11 апреля 1970 года в 13:13 по центральноамериканскому времени (UTC−6:00) со стартового комплекса LC-39 космического центра Кеннеди[4].

Старт сопровождался незначительным инцидентом: центральный (пятый) двигатель второй ступени самопроизвольно выключился в 00:05:27 полётного времени, на 2 минуты 12 секунд ранее, чем полагалось. Остальные четыре двигателя ступени продолжали работать. К моменту этого отказа двигатели уже проработали достаточное время, и было решено не прерывать полёт, а скомпенсировать отключение центрального двигателя продлением работы четырёх боковых двигателей на 34 секунды. В результате по завершении работы второй ступени высота орбиты оказалась ниже расчётной на 17,7 км, а скорость — ниже расчётной на 68 м/с.

Третья ступень во время первого включения проработала на 9 секунд дольше расчётного времени, в результате чего её итоговая скорость отличалась от расчётной всего на 0,4 м/с.[5]

За стартом с космодрома и прилегающих окрестностей наблюдали более 100 000 человек. Первые двое суток полёта «Аполлона-13» прошли без особых происшествий.

Отлёт к Луне

После выхода на орбиту ожидания экипаж «Аполлона-13» снял полётные скафандры и приступил к включению и проверке всех систем корабля. В результате проверки не было выявлено никаких неполадок.

В 02:35:46 полётного времени третья ступень вторым включением разогнала корабль до второй космической скорости и отправила его к Луне.

В 03:06:39 основной блок корабля, состоящий из соединённых командного и служебного модулей, отделился от третьей ступени, и Джон Суайгерт приступил к манёврам по извлечению из неё лунного модуля. Для этого Суайгерт совершил разворот по рысканию на 180°, приблизился к стыковочному узлу «Водолея» и произвёл «мягкую стыковку». «Мягкая стыковка» характеризуется тем, что в конус стыковочного узла лунного корабля вводится штырь стыковочного узла командного модуля. После выравнивания кораблей стыковочный штырь втягивается. Стыковочные кольца кораблей соприкасаются и защёлкиваются на 12 замков; это называется «жёсткой стыковкой».

В 03:19:09 были подорваны пироболты, удерживающие лунный модуль в обечайке третьей ступени. Суайгерт дал «задний ход» и вывел пристыкованный лунный корабль. Далее были произведены проверка герметичности переходного тоннеля, открытие люков и прокладка электрических кабелей, позволяющих запитать лунный корабль от мощных электрических водородно-кислородных топливных элементов служебного модуля.

Первая коррекция траектории

В 03:40:50 была произведена первая коррекция траектории при помощью двигателя служебного модуля. «Аполлон-13» перешёл на так называемую «гибридную» траекторию. Это было связано с тем, что ЦУП планировал посадить «Водолей» в очень интересном с геологической точки зрения районе — вблизи кратера Фра Мауро. Гибридная траектория отличалась от траектории свободного возврата тем, что «Аполлон-13» не мог вернуться к Земле без дополнительной коррекции. Зато с гибридной траектории было легко сформировать орбиту вокруг Луны, которая проходила как раз над районом Фра Мауро. Кроме того, эта траектория позволяла достигнуть Луны в подходящий момент времени в смысле освещения: Солнце находилось на лунном небе под углом, близким к 45°.

Третья ступень «Сатурна» по команде с Земли тоже совершила манёвр. Она была нацелена на поверхность Луны — в точку, находящуюся примерно в 120 милях от места посадки предыдущей лунной миссии. Экипаж «Аполлона-12» в ходе своего пребывания на Луне установил на её поверхности сейсмографы, которые уже пять месяцев фиксировали колебания лунной поверхности и передавали данные на Землю. Эти датчики должны были зафиксировать удар ступени о поверхность Луны.

Авария

Первые проблемы с оборудованием служебного модуля начались на третьи сутки полёта, утром, в 47:00:07 полётного времени. После сна экипажу были даны указания выполнить процедуру перемешивания содержимого кислородных и водородных баков. Необходимость перемешивания обуславливалась тем, что в невесомости жидкие кислород и водород расслаиваются, и датчики уровня начинают выдавать завышенные данные. В каждом баке находилось по два активатора, представлявших из себя небольшие турбинки, приводимых в движение электромоторами и перемешивавших его содержимое, в результате чего газовая фаза отделялась от жидкой, и показания датчиков уровня приходили в норму.

После процедуры перемешивания в кислородном баке № 2 с датчика максимального давления появился сигнал. Как на приборной панели «Одиссея», так и на мониторах в Хьюстоне фиксировалось срабатывание этого датчика. Поскольку аналоговые датчики давления и температуры в баке № 2 продолжали выдавать нормальные показания, этот отказ был признан не критичным.

Вечером (в 20:24 по времени Хьюстона) 13 апреля 1970 года, когда корабль пролетел 330 000 километров, экипаж вёл репортаж для телезрителей, знакомя их с кораблём и своим бытом. Операторы в Хьюстоне уже некоторое время наблюдали колебания показаний датчиков уровня сжиженных кислорода и водорода в баках служебного модуля, и приняли решение по окончании репортажа произвести их перемешивание.[6]

После окончания репортажа Джон Суайгерт, получив указание из ЦУПа, приступил к перемешиванию жидкостей во всех четырёх баках (55:54:53 полётного времени). Через 16 секунд астронавты услышали громкий звук удара, сопровождавшийся встряской корабля.[7] Изначально Лоуэлл решил, что Хейз открыл клапан, уравнивающий давление воздуха между командным и лунным модулями, как он это уже проделывал неоднократно, каждый раз пугая астронавтов,[8] но тот опроверг его предположение. Сработала аварийная сигнализация; индикаторы на пульте управления показывали потерю напряжения на шине питания B — одной из двух, питающех бортовое оборудование командного и служебного модулей,[9] — а операторы в ЦУПе отметили падение до нуля давления в кислородном баке № 2 (англ. oxygen tank 2) и в двух из трёх имеющихся топливных элементов (англ. fuel cell).

Джеймс Ловелл доложил в Хьюстон о случившемся. Не видя никаких очевидных повреждений в командном модуле, экипаж предположил, что в лунный модуль попал метеорит, нарушив его герметичность, и приступил к аварийному задраиванию переходного тоннеля между модулями, который был открыт на время телепередачи. Однако закрыть люк никак не удавалось, и через некоторое время, не ощущая утечки воздуха, астронавты оставили эти попытки и вернулись к анализу текущей ситуации.[10]

В ЦУПе заметили, что одновременно со встряской корабля радиосвязь автоматически переключилась с направленной антенны на всенаправленные.[11] Началось падение напряжения и на шине питания A, а топливные элементы № 1 и № 3 полностью прекратили выработку электроэнергии.[12] Это означало однозначный отказ от высадки на Луну, поскольку, согласно установленным NASA жёстким требованиям безопасности, она допускалась только при условии исправности всех трёх топливных элементов.[13]

Колебания корабля продолжались,[14] и автоматике не удавалось их парировать; не смог этого сделать и сам Ловелл, перейдя на ручное управление.[15] Это грозило рядом неприятных последствий: прежде всего, обычно на протяжении полёта корабль вращался вокруг своей оси с скоростью около одного оборота в минуту, что обеспечивало его равномерный обогрев Солнцем. Нарушение равномерности этого вращения привело бы к перегреву корпуса корабля с освещённой и переохлаждению с теневой стороны, что могло бы повредить оборудование модулей.[13] Кроме того, неконтролируемые колебания корабля могли привести к складыванию рамок гироскопов, что означало бы полную утрату информации о его пространственной ориентации.[16]

Выглянув в боковой иллюминатор, Ловелл увидел облако истекающего из служебного отсека газа, который и создавал реактивную силу, изменяющую ориентацию корабля.[17] Индикаторы давления в кислородном баке № 1 показывали его медленное и неуклонное понижение; по оценке астронавтов, бак должен был опустеть через пару часов.[18]

Выработка электричества последним исправным топливным элементом № 2 неуклонно уменьшалась; напряжение на шине питания A продолжало падать. Чтобы избежать полного обесточивания «Одиссея», ЦУП приказал запитать обе шины от аккумуляторов командного модуля (которые обычно использовались в ходе возвращения на Землю), после чего начать отключение второстепенных систем согласно аварийному «розовому списку», чтобы снизить потребляемый модулем ток (обычно составлявший 50 А) на 10 А. Однако даже при такой пониженной нагрузке заряда аккумуляторов хватило бы от силы на пару часов.[19]

Когда давление упало ниже определённого уровня, система автоматически переключилась на использование кислорода из уравнительного бака командного модуля.[20] Исчерпание этого запаса кислорода было недопустимо, поскольку он обеспечивал дыхание экипажа в ходе возвращения на Землю, и ЦУП потребовал отключить уравнительный бак от кислородной системы.[21] Последней отчаянной попыткой остановить утечку стал приказ на закрытие отсечных клапанов трубопроводов, ведущих к двум отказавшим топливным элементам, в предположении, что причиной утечки является повреждение последних. Способа открыть однажды закрытые клапаны не существовало, поэтому такое распоряжение означало официальную отмену высадки на Луне. Сначала был закрыт клапан топливного элемента № 3, а когда это не помогло — топливного элемента № 1, но утечка так и не прекратилась.[22]

Ответственный за системы энергоснабжения и жизнеобеспечения Сеймур Либергот вспомнил про отработанный ранее на тренажёре сценарий разгерметизации командного модуля, в котором лунный модуль использовался в качестве «спасательной шлюпки», и предложил этот вариант руководителю полётами.[23] Экипаж приступил к работе по этому плану: Ловелл и Хейз занялись включением систем лунного модуля, в то время как Суайгерт выполнял операции по обесточиванию «Одиссея» — работу, которой в нормальном режиме должны были бы заниматься все трое. Тем временем утечка из кислородного бака ускорялась, оставляя астронавтам всё меньше времени на выполнение необходимых действий.[3]

Первоочерёдными задачами было запитывание гиростабилизированной платформы «Водолея», после чего следовало ввести в неё параметры ориентации связки модулей. Эта операция осложнялась тем, что, ввиду конструкивных особенностей стыковочного узла, они несколько отличались от аналогичных параметров «Одиссея», и поэтому требовали несложного арифметического пересчёта. Для пущей уверенности Ловелл попросил ЦУП проверить его вычисления.[24] Не обошлось без накладок — так, Гленн Линней в спешке отдал приказ обесточить маневровые двигатели «Одиссея» до того, как были запитаны аналогичные двигатели «Водолея», и на некоторое время связка кораблей потеряла возможность сохранять неизменной свою ориентацию в пространстве.[25]

Создание штаба по спасению экипажа

В ЦУПе был создан штаб по руководству спасательной операцией. Кроме штатных руководителей полёта в совещании приняли участие руководители NASA, астронавты, инженеры из тренажёрного участка, а также проектировщики из фирм-изготовителей.

Инженеры просмотрели бумажные носители с осциллограммами телеметрии, и пришли к выводу, что запускать маршевый двигатель служебного модуля чрезвычайно рискованно. Этот двигатель развивает тягу 14 200 кгс и допускает многократные включения. Он проектировался таким образом, чтобы можно было прервать полёт на пути к Луне и вернуться на Землю. Для этого в служебном модуле имелись соответствующие запасы топлива. В ЦУПе было принято решение использовать второй доступный двигатель «Аполлона-13» — двигатель посадочной ступени лунного модуля «Водолей».

Одна из групп инженеров занялась учётом ресурсов, имеющихся на борту, и прогнозом их исчерпания. Из всех ресурсов систем жизнеобеспечения, электропитания и динамики «Аполлона-13» самым критичным оказался запас пресной воды. Результаты учёта.

  • Кислород. Посадочная ступень обладала большими кислородными баками, поскольку предусматривалось два выхода на поверхность Луны. Соответственно, лунный модуль имел достаточные запасы кислорода для проведения двух циклов сброса атмосферы кабины с её последующим восстановлением.
  • Электроэнергия. Общая ёмкость серебряно-цинковых батарей посадочной и взлётной ступеней «Водолея» составляла 2252 ампер-часа (четыре батареи по 415 А·ч в посадочной ступени и две батареи по 296 А·ч на взлётной ступени), что при максимальном потреблении 55 А и 30 А при номинальной нагрузке должно было обеспечить 75-часовое функционирование лунного корабля.
  • Жизнеобеспечение. Ёмкость картриджей с поглотителем углекислого газа (гидроксидом лития) была рассчитана на двухсуточное пребывание двух человек. Поскольку лунным кораблём воспользовались как спасательной шлюпкой, три человека выработали ресурс поглотителей гораздо раньше. Исчерпание этого ресурса было сразу спрогнозировано инженерами ЦУПа, поэтому к тому времени как гранулы гидроксида лития достигли насыщения, экипажу был предложен вариант использования картриджей из командного модуля.
  • Динамика. Количество топлива для вспомогательных двигателей ориентации было рассчитано на множество манёвров возле Луны как при посадке, так и после взлёта, при причаливании взлётной ступени к основному блоку. Однако и этот ресурс пришлось экономить.
  • Охлаждение. Бортовая электроника лунного корабля охлаждалась теплоносителем на основе этиленгликоля, который циркулировал по замкнутому контуру. Чтобы отвести избыток тепла, теплоноситель поступал в теплообменник-испаритель. Вторым контуром теплообменника был разомкнутый контур пресной воды. Вода испарялась в вакуум, унося лишнее тепло. Потребление воды напрямую зависело от расхода электроэнергии. Без воды электроника неминуемо вышла бы из строя, делая невозможным управление, маневрирование и контроль за параметрами. Несмотря на то, что электропотребление было снижено до 12,5 А, необходимо было снизить его до 7 А, чтобы растянуть запас драгоценной воды на всё время полёта.

Другая группа занялась выработкой возможных вариантов возвращения на Землю. В ЦУПе одновременно просчитывались следующие пять версий спасения экипажа.

  1. Запуск двигателя служебного модуля и возвращение на Землю без облёта Луны. Это был один из штатных сценариев, разрабатывавшихся ещё до полёта. Преимущества варианта: значительное сокращение времени полёта (почти на 2 дня); приводнение ожидалось на 118 часу в Тихом океане, где у Хьюстона имелись спасательные команды. Этот сценарий имел следующие риски: кроме запуска, возможно, повреждённого двигателя, существовала вероятность, что тепловая защита не выдержит повышенной посадочной скорости. Этот вариант был отброшен почти сразу и единогласно.
  2. Вариант, аналогичный первому (без облёта Луны), но с использованием двигателя посадочной ступени лунного модуля. Вариант предусматривал сброс служебного модуля и полную выработку топлива посадочной ступени. Достоинства варианта: уменьшение времени до тех же 118 часов. Недостаток этого варианта, кроме того же риска от повышенной посадочной скорости — очень малое количество топлива для возможного маневрирования возле Земли: предусматривалось сбросить посадочную ступень лунного модуля, а для маневрирования использовать взлётную ступень — что было крайне нежелательно, поскольку первая несла большие кислородные баки и мощные аккумуляторы, а двигатель взлётной ступени не имел управления тягой. Кроме того, даже неисправный служебный модуль продолжал защищать тепловой экран от космического холода. Этот вариант тоже был отброшен.
  3. Однократное включение двигателя посадочной ступени для выхода на возвратную траекторию с облётом Луны (с максимальным временем возврата). Вариант считался наиболее легко реализуемым в техническом плане (производитель лунного корабля гарантировал однократный запуск двигателя). Рассматривался как крайний случай и приводил к посадке в Индийский океан на 152 часу полёта. Недостатки: заведомо недостаточный запас ресурсов системы жизнеобеспечения; невозможность своевременного спасения экипажа после приводнения.
  4. Двукратное включение двигателя посадочной ступени. Назначение первого включения — коррекция траектории с целью перехода на траекторию возврата на Землю с облётом Луны. Назначение второго включения — набор как можно большей скорости для перелёта на Землю. Планировалась максимальная выработка топлива. Вариант предусматривал приводнение в Атлантическом океане на 133 часе полёта. Недостаток: неудобство спасения.
  5. Двукратное включение двигателя посадочной ступени с облётом Луны. Этот вариант являлся модификацией предыдущего. Во время второго включения двигатель работал меньшее время, соответственно, развивалась меньшая скорость. Время перелёта увеличивалось на 11 часов. За дополнительное время перелёта Земля успевала повернуться за счёт суточного вращения. Предусматривалось приводнение в Тихом океане, в удобном для спасения районе, на 142 часу полёта. На этом варианте и было решено остановиться.

Проблемы, сопутствующие аварии

Невозможность навигации

Перед включением двигателя корабля следовало провести процедуру точного наведения, предназначенную для ликвидации ошибок, вызванных «уходом» гироскопов. Она заключалась в поочерёдном наведении специального телескопа на несколько «навигационных» звёзд, координаты которых были заранее сохранены в постоянной памяти компьютера.[26] Однако сделать это после аварии стало невозможно: кислород и обломки корабля, выброшенные взрывом в космическое пространство и летевшие вместе с кораблём, светились отражённым солнечным светом, не позволяя экипажу различить настоящие звёзды среди множества «ложных».[27] Попытки вывести корабль из этого «мусорного облака» не увенчались успехом,[28] и в конце концов астронавтам пришлось уповать на то, что параметры ориентации были перенесены из компьютера «Одиссея» на компьютер «Водолея» без ошибок.[29]

Изменение моментов инерции

Система управления ЛМ не была рассчитана на управление угловыми координатами с пристыкованными командным и служебным модулями. Центр тяжести такой связки находился далеко от расчётного положения. Поэтому Ловелл, отдавая команду, например, на изменение тангажа, вынужден был одновременно парировать отклонение по рысканию и крену.[30]

Проблемы со связью

Третья ступень РН «Сатурн-5» участвовала в «сейсмическом эксперименте». Частоты передатчиков телеметрии этой ступени совпадали с частотами приёмопередатчиков «Водолея». При разработке это не вызывало беспокойства, поскольку при штатном развитии событий третья ступень предусмотренно разбивалась о поверхность Луны задолго до включения электропитания ЛМ. Однако в данном случае передатчики третьей ступени работали одновременно с передатчиками лунного модуля, создавая помехи, которые затрудняли общение экипажа с Хьюстоном. По распоряжению руководства NASA, был включён в работу американский радиотелескоп, расположенный в Паркса (Австралия).[31]

Систематический дрейф

Движение «Аполлона-13» сопровождалось очень слабым, но постоянным уходом с баллистической траектории. Инженеры Хьюстона никак не могли понять причину этого дрейфа. Сначала причиной дрейфа считали продолжающуюся утечку газов из разрушенного служебного модуля. Однако, когда стало ясно, что дрейф продолжается, хотя все ёмкости служебного модуля заведомо пусты или надёжно перекрыты, стали искать другую причину.[32]

Этот дрейф послужил причиной четвёртой коррекции.[33]

Вторая коррекция траектории

Первая коррекция, совершённая ещё до происшествия, перевела «Аполлон-13» на гибридную траекторию, не обеспечивавшую возврата к Земле без дополнительных действий. 14 апреля в 08:42:43 (61:29:43 полётного времени) двигатель посадочной ступени лунного модуля был в первый раз включён на 34 секунды, в результате чего корабль вновь оказался на траектории свободного возврата.

При штатном развитии событий двигатель посадочной ступени лунного модуля должен был включаться несколько раз — для сведения лунного модуля с орбиты, для маневрирования во время спуска и для гашения вертикальной и/или горизонтальной скорости непосредственно перед прилунением. Однако из-за особенностей конструкции топливной системы, имевшей вытеснительную подачу, двигатель мог быть повторно запущен только на протяжении некоторого отрезка времени (порядка 50-55 часов) с момента первого запуска. Компоненты самовоспламеняющегося топлива подавались в камеру сгорания в результате наддува баков гелием, который изначально хранился в сжиженном виде, а перед первым запуском двигателя нагревался и превращался в газ. После прилунения давление в баках продолжало расти. Для предотвращения разрыва баков топливная система была оборудована клапаном со специально рассчитанной предохранительной диафрагмой. После достижения максимально допустимого давления гелий прорывал диафрагму и улетучивался в вакуум, делая дальнейший запуск двигателя посадочной ступени невозможным. При штатном развитии событий к этому моменту посадочная ступень уже должна была находиться на Луне. Согласно расчётам, проведённым на основании показаний датчиков давления гелия, прорыв диафрагмы следовало ожидать примерно между 105‑м и 110‑м часами полётного времени.

Изначально ЦУП осуществил третий сценарий спасения. По этому сценарию посадка ожидалась в Индийском океане, около острова Мадагаскар, где не было поисково-спасательных средств США (5 кораблей и 47 самолётов, выделенных для спасения астронавтов, были сосредоточены только в Тихом океане). Полёт по такой траектории был нежелателен ещё и потому, что ресурсы лунного модуля, по расчётам, заканчивались за несколько часов до вхождения командного модуля в атмосферу Земли. Поэтому ЦУП приступил к осуществлению пятого сценария спасения. Были рассчитаны параметры ещё одной нештатной коррекции, названной «PC+2» и предназначенной для повышения перелётной скорости[* 1].

Проверка ориентации

В Центре управления полётом не были уверены в точности настройки инерциальной гироскопической платформы лунного модуля. В силу кратковременности работы двигателя при второй коррекции возможная ошибка не могла привести к значительному отклонению от расчётной траектории, однако перед гораздо более длительной коррекцией PC+2 следовало убедиться в правильности ориентации корабля. Инженерам, экспериментировавшим на симуляторе, так и не удалось найти такую его ориентацию, при которой «ложные звёзды» ушли бы из поля зрения и позволили откалибровать платформу.[34] За неимением лучшего варианта было решено начать с предположения, что текущая калибровка платформы является правильной, и получить его подтверждение при помощи Солнца.[35] В 73:32 полётного времени компьютеру лунного модуля была отдана команда сориентировать корабль так, чтобы в навигационный телескоп был виден правый верхний лимб светила. В 73:47 отработка команды завершилась, и Хейз, надев на телескоп светофильтр, убедился, что перекрестие прибора действительно указывает (с незначительным отклонением) на ожидаемую точку.[36]

Облёт Луны и прекращение радиосвязи

Во вторник 14 апреля в 76:42:07 полётного времени корабль вошёл в лунную тень. «Ложные звёзды» потускнели настолько, что астронавты увидели знакомые созвездия. Однако для экономии сил и времени экипажа, а также ресурса двигателей ориентации, ЦУП отказался от повторного приведения по звёздам, сочтя предыдущее приведение по Солнцу достаточно точным.

В 18:15 по времени Хьюстона (77:02:39 полётного времени) «Аполлон-13» скрылся за диском Луны. Радиосвязь с Землёй прекратилась. В это время экипаж занимался фотографированием поверхности обратной стороны Луны.

Радиомолчание длилось около 20 минут. Затем Ловелл и Хейз стали включать системы лунного модуля, готовясь к третьей коррекции.

Третья коррекция траектории (PC+2)

Коррекция «PC+2» предназначалась для повышения перелётной скорости от Луны к Земле. 15 апреля в 02:40:31 (по Гринвичу (GMT)) или в 79:27:39 полётного времени была подана команда на включение двигателя. Сперва 7,5 секунд работали двигатели коррекции для осадки топлива в баках. Затем в камеру сгорания двигателя посадочной ступени лунного модуля были поданы компоненты топлива, которые при соединении воспламенились. Двигатель проработал на малой тяге 5 секунд. Затем Ловелл передвинул рычаг управления двигателя на 40 %. На этом режиме двигатель работал 21 секунду. После чего рычаг был переведён на полную тягу. Всего коррекция длилась 4 минуты 23 секунды, двигатель был отключён автоматически по команде бортового компьютера. Коррекция траектории прошла успешно. Манёвр был выполнен безукоризненно точно: настолько, что не пришлось даже делать дополнительной коррекции двигателями ориентации (хотя такой манёвр был предусмотрен) для ликвидации ошибки. Однако, во время полёта к Земле корабль стал отклоняться от идеальной траектории. Это отклонение было очень незначительным, но постоянным. Его назвали «систематическим дрейфом». Вычисления показали, что в результате дрейфа корабль пройдёт мимо Земли на расстоянии, равном примерно 165 км. Нужно было в третий раз включать двигатель посадочной ступени для ещё одной коррекции.

Кризис систем жизнеобеспечения и другие проблемы

Проблема системы регенерации

15 апреля, примерно в 05:30 (на 85‑м часу полёта) содержание углекислого газа в атмосфере кабины лунного модуля достигло 13 %. Это означало, что гранулы гидроксида лития в системе поглощения углекислого газа близки к насыщению. Патроны поглотителя углекислого газа были рассчитаны на двухсуточное пребывание двух человек, поэтому три человека израсходовали этот ресурс несколько быстрее. Естественным решением было использовать сменные поглотители из комплекта командного модуля. Однако поскольку тот был обесточен, включить вентиляторы для циркуляции воздуха между модулями через переходной тоннель было невозможно. Проблему усугубило ещё то, что сменные поглотители командного и лунного модулей были не взаимозаменяемы.

Решение проблемы было предложено специалистом по системам жизнеобеспечения Эдом Смайли (англ. Ed Smiley). Его предложение основывалось на конструкции системы жизнеобеспечения кабины лунного модуля. Одной из функций этой системы было дублирование систем жизнеобеспечения лунных скафандров (на случай, если эта система выйдет из строя в одном или обоих скафандрах). Смайли продемонстрировал руководству переходник, который можно было изготовить из находящихся на борту материалов. После испытания переходника в барокамере NASA, имитирующей атмосферу лунного модуля, решение было признано удачным. Инструкция по изготовлению переходника была продиктована на борт.

Астронавты отсоединили от одного из лунных скафандров спаренный шланг. Спаренный шланг состоит из двух шлангов вентиляции скафандра (один с красными, второй с синими наконечниками) и телекоммуникационного провода. Теплоизоляция была разрезана, и один из шлангов (с красными наконечниками) использовался в дальнейших операциях. Для крепления шланга к поглотителю в ход пошли полиэтиленовая оболочка костюма охлаждения от лунного скафандра, картонные обложки от полётного плана, кусок полотенца Хейза и клейкая лента.

После сборки один из концов шланга оказался герметично подсоединён к картриджу, второй был вставлен в разъём системы жизнеобеспечения. Последняя была переведена в режим вентиляции скафандра — нагнетаемый ею воздух проходил через шланг от скафандра, а затем через картридж — и запущена на полную мощность. Содержание углекислого газа стало снижаться, и примерно через час достигло приемлемых величин. Экипаж назвал это приспособление «почтовым ящиком» (англ. mailbox). Всего было изготовлено два таких приспособления, с красными шлангами от скафандров Ловелла и Хейза.

Бытовые проблемы

Недостаток энергии на борту привёл к нарушению теплового режима. Поскольку ввиду дефицита электроэнергии было нельзя включать электрообогреватели, температура в кабине начала падать. В командном модуле она упала до 5-6 °С; в «Водолее» за счёт работающих систем было немного теплее (11 °C). Появился водяной конденсат, в кабине стало сыро. Экипаж, лишённый жизненного пространства, не имел возможности двигаться и стал замерзать. Астронавтам казалось, что в кабине холоднее, чем это было на самом деле.

Астронавты опасались, что запасы еды и питьевой воды, находившиеся в обесточенном командном модуле, замёрзнут. Суайгерт приступил к их переносу в более тёплый «Водолей».[37] Наполняя пакеты водой, он случайно упустил небольшое её количество и промочил свои матерчатые ботинки; высушить их было негде.[26]

В холодном воздухе кабины Хейз простудился. Сначала у него был озноб, сменившийся жаром. Кроме того, он испытывал резь в мочевыводящем канале. Хейз продолжал работать наравне с Ловеллом и Суайгертом, отказываясь поспать чуть побольше, несмотря на увещевания командира. Хейз ограничился двумя таблетками аспирина из бортовой аптечки.

Охлаждение бортовой электроники лунного модуля осуществлялось питьевой водой (астронавты пили из того же бака). Чтобы как можно дольше растянуть запас охлаждающей жидкости (воды), экипажу пришлось терпеть жажду.

Для экономии ресурсов системы ориентации астронавтам рекомендовали отказаться от использования системы сброса урины (мочи) за борт. Мочу они собирали в пластиковые пакеты, которые с помощью клейкой ленты крепили к стенкам лунного модуля.

Взрыв в аккумуляторном отсеке лунного модуля

15 апреля в 23:10 (в 97 часов 13 минут полётного времени) Хейз, находящийся в ЛМ, услышал хлопок и в иллюминаторе увидел клубящийся туман со снежинками, струящийся из посадочной ступени. В ЦУПе появился сигнал о снижении мощности одной из химических батарей. На Земле немедленно провели моделирование ситуации, и оказалось, что данная ситуация не являлась угрожающей. Выделяющиеся при работе батарей кислород и водород скопились в отсеке химических батарей, а случайная искра подожгла смесь. Продукты сгорания вырвались в окружающий вакуум. Три из четырёх батарей сохранили мощность, а одна свою мощность немного потеряла.

Четвёртая коррекция траектории

16 апреля в 04:31:28 (в 105:18:28 полётного времени) двигатель лунного модуля был включён ещё на 14 секунд на десятипроцентной тяге — была проведена четвёртая коррекция траектории. Отличие этой коррекции от предыдущих заключалось в том, что для экономии электробатарей лунного модуля экипаж не запитывал бортовой компьютер и инерциальную гироскопическую платформу. Запуск и выключение двигателя производились вручную, а ориентацию при этом Ловелл поддерживал, ориентируясь через диоптр командирского иллюминатора на земной терминатор. Хейз в этот момент должен был удерживать нижний лимб Солнца в перекрестии бортового телескопа. Суайгерт вёл отсчёт времени по наручным часам. Измерения показали, что угол входа аппарата в атмосферу Земли хоть и попадает в допустимые пределы, но не оптимален. Требовалась ещё одна, пятая по счёту коррекция. В 108:46:00 полётного времени произошёл давно ожидаемый прорыв предохранительной мембраны. Гелий вышел в вакуум, и пятый запуск стал невозможен.

Проблемы с радиоизотопными материалами лунного модуля

При штатном развитии событий астронавты должны были оставить на Луне несколько научных приборов. Для питания этой аппаратуры предназначался радиоизотопный источник электроэнергии типа SNAP-27. Этот прибор обладал прочным керамическим корпусом, упрочнённым стальной оболочкой, и теоретически должен был выдержать прохождение сквозь атмосферу и падение на Землю без разрушения. Тем не менее, от частных лиц и различных организаций в NASA посыпались требования принять меры к недопущению попадания содержащихся в приборе радиоактивных материалов на земную поверхность.[38]

Для решения этой задачи требовалось затопить лунный модуль в Тихом океане, вдали от судоходных маршрутов. Пятая коррекция траектории и нештатная схема разделения «Водолея» и «Одиссея» должны были решить эту задачу.

Операция по зарядке аккумуляторов командного модуля

Во время аварии служебного модуля автоматика переключила неисправную шину на питание от аккумуляторов командного модуля, вследствие чего они были основательно разряжены. Поскольку батареи лунного модуля ещё сохранили значительную ёмкость, было решено подзарядить аккумуляторы «Одиссея» от аккумуляторов «Водолея». Эта операция была нештатной и никогда не проверялась на практике, поэтому вызвала обоснованные сомнения у экипажа. Однако инженеры заверили астронавтов, что закоротить батареи по предложенной схеме невозможно. Эта операция была выполнена Суайгертом по рекомендациям ЦУПа.[38]

Комплектование командного модуля по массе

Пока Суайгерт занимался подзарядкой аккумуляторов, Ловелл и Хейз перенесли из лунного модуля и закрепили в командном часть оборудования, которое в штатном режиме спасать не предполагалось — оно должно было остаться на Луне. Сюда входили несколько кинокамер, научные приборы, кислородные баллоны. Это было вызвано тем, что компьютер «Одиссея» был запрограммирован на строго определённую массу, куда входило 45 килограммов лунных камней.[38]

Пятая коррекция траектории

Для выполнения пятой коррекции траектории ЦУП решил воспользоваться двигателями системы ориентации лунного модуля. Коррекция была проведена 17 апреля в 12:52:51 (в 137:39:52 полётного времени) и прошла успешно. Двигатели ориентации отработали 22 секунды. Расчёты показали, что корабль приводнится в приемлемом районе.

Отстыковка двигательного отсека (служебного модуля) и коррекция увода спускаемого аппарата

После пятой коррекции экипажу предстояло провести ещё несколько ответственных операций, в частности, выполнить отстыковку двигательного отсека от корабля. Если бы не авария, то эта операция была бы вполне заурядной, но в сложившихся условиях были опасения, что могли быть повреждены пиротехнические устройства, служившие для разрыва связей между двигательным отсеком и отсеком экипажа. Кроме того, двигательный отсек после его отделения, обычно, уводился с помощью вспомогательных двигателей, которыми теперь также нельзя было воспользоваться. Наконец, освобождённый от двигательного отсека корабль, представлявший собой нерасчётную связку отсека экипажа и лунного модуля, мог оказаться неустойчивой в динамическом отношении системой, стабилизация которой могла вызвать серьёзные трудности.

После отработки различных вариантов на Земле было принято решение развернуть корабль на 45° по отношению к направлению своего движения. Затем с помощью двигателей системы ориентации лунного модуля сообщить импульс по оси корабля так, чтобы он начал перемещаться вперёд двигательным отсеком. После этого необходимо было осуществить подрыв пиротехнических устройств, и с помощью двигателей системы ориентации корабля придать ему импульс в противоположном направлении (фактически шестая и седьмая коррекции). Корабль и двигательный отсек в результате разойдутся в разные стороны. Несмотря на сложность процедуры, в 13:14:48 (в 138:01:48 полётного времени) двигательный отсек благополучно был отделён от корабля. В 13:28 после увода отсека астронавты получили возможность его рассмотреть и сфотографировать.

Картина была ужасающей — целая панель корпуса длиной около четырёх метров и шириной свыше полутора метров оказалась вырванной взрывом, было повреждено сопло маршевого двигателя, у остронаправленной антенны образовалась своего рода свалка повреждённого оборудования. Служебный отсек был полностью выведен из строя взрывом.

Отделение лунного модуля

Следующей операцией было отделение лунного модуля от отсека экипажа. Ловелл задраил люки в лунный модуль и переходный туннель — в этот раз их закрытие не было сопряжено с затруднениями, — а затем стравил воздух из туннеля до давления в 2,8 фунта на квадратный дюйм (0,19 атм).[39] Получив подтверждение закрытия люков, Суайгерт активировал систему жизнеобеспечения командного модуля. Астронавтам пришлось пережить несколько неприятных минут: приборы показывали повышенный расход кислорода, что могло означать негерметичность люка.[40]

Однако инженеры в Хьюстоне быстро поняли, в чём дело. На протяжении последних дней за жизнеобеспечение корабля отвечали системы «Водолея», рабочее давление в кабине которого было ниже, чем в командном модуле. Только что включённая система жизнеобеспечения «Одиссея» обнаружила, что давление в кабине ниже номинального, и начала поднимать его до штатного уровня. Через пару минут расход кислорода снизился до расчётных значений.[41] Ещё через четыре минуты, в 16:43 (141:30:00 полётного времени) Суайгерт подорвал пироболты, стягивающие туннель и командный модуль.[42] Остаточное давление мягко оттолкнуло модули друг от друга.

В момент сброса в «Водолее» оставалось кислорода на 124 часа, электроэнергии — на 4,5 часа, воды — на 5,5 часов.

На период посадки ряд стран, в том числе СССР, Англия и Франция, объявили радиомолчание на рабочих частотах экипажа.

Предпосадочная навигация

Незадолго перед входом в атмосферу ЦУП запланировал для экипажа ещё одну нештатную операцию. Требовалось определить точность настройки системы навигации и ориентации командного модуля. При неправильной настройке командный модуль мог войти в атмосферу под нерасчётным углом тангажа или рыскания, что вызвало бы перегрев кабины и смерть экипажа. Согласно полётному плану, в случае отказа автоматики Суайгерт должен был вручную управлять ориентацией командного модуля. Для этого использовался земной горизонт и специальные линии, выгравированные на иллюминаторе пилота.

Однако теперь «Одиссей» заходил на посадку над ночной стороной Земли, поэтому горизонт был просто не виден. Для этой операции навигаторы Хьюстона использовали заход Луны за горизонт Земли. Наблюдая за Луной в перископ, Ловелл должен был отметить точное время исчезновения диска Луны за земным горизонтом. Расчётное время оказалось близко к наблюдаемому, что позволило сделать два вывода:

  • гироскопическая инерциальная платформа настроена точно, система автоматической ориентации исправна;
  • траектория снижения находится в допустимых пределах.[38]

Приводнение

17 апреля в 17:53:45 (в 142:42:42 полётного времени) отсек экипажа «Аполлона-13» вошёл в земную атмосферу, а в 18:07:41 благополучно приводнился в 7,5 километрах от универсального десантного корабля «Иводзима». Все члены экипажа «Аполлона-13» были спасены и доставлены самолётом в Гонолулу (Гавайские острова). Астронавты и наземные службы Хьюстона за проявленное мужество и исключительно высокопрофессиональную работу были награждены высшей гражданской наградой США — «Медалью свободы».

Некоторые итоги полёта

Полёт продемонстрировал трудности и опасности космического полёта и этим сделал ещё более весомыми успешные полёты кораблей «Аполлон-11» и «Аполлон-12».

Обеспечение благополучного возвращения экипажа после такой серьёзной аварии расценили как крупный успех, продемонстрировавший широкие возможности кораблей «Аполлон», эффективность наземных служб в аварийной ситуации, высокую квалификацию и мужество астронавтов.

В связи с необходимостью модификации кораблей «Аполлон» старт корабля «Аполлон-14» был отложен на 5 месяцев.

После случая высокой вероятности заражения одного из членов основного экипажа краснухой (и вызванной этим необходимости замены его дублёром) решено сделать значительно более строгими условия частичного карантина для астронавтов перед полётом. Перед стартом у Чарльза Дьюка, члена дублирующего экипажа, началась краснуха, которой он заразился от ребёнка при посещении своих друзей. Поскольку Дьюк общался с обоими экипажами, всех астронавтов проверили на иммунитет к краснухе. Оказалось, что все астронавты обладали иммунитетом, за исключением Томаса Маттингли, пилота командного модуля в основном экипаже. Врачи возражали против полёта Маттингли, поскольку он мог заболеть в то время, когда оставался бы один в командном модуле на селеноцентрической (окололунной) орбите. Маттингли был заменён дублёром Джоном Суайгертом всего за 2 дня до старта (Маттингли краснухой всё же не заболел).

Ввиду использования траектории свободного облёта Луны, корабль «Аполлон-13» незапланированно установил рекорд удаления пилотируемого аппарата от Земли — 401 056 километров[43].

Результат сейсмического эксперимента

Третья ступень «Сатурна-V», врезавшись в Луну, вызвала срабатывание сейсмодатчиков, установленных экипажем «Аполлона-12» в ходе предыдущей миссии. Эти данные позволили вычислить толщину лунной коры.

Итоговая сводка основных этапов полёта

  1. 00:00:00 Старт (суббота, 11 апреля 1970 года) в 13:13 по времени Хьюстона.
  2. 00:12:30 Выход на орбиту ожидания.
  3. 02:35:46 Выход на траекторию полёта к Луне.
  4. 03:06:39 Разделение третьей ступени и основного блока «Аполлона-13».
  5. 03:19:09 Стыковка командного модуля с лунным модулем и извлечение лунного модуля из обечайки третьей ступени.
  6. 30:40:50 Первая коррекция траектории с помощью двигателя служебного модуля.
  7. 55:54:53 Взрыв криогенного бака № 2 с жидким кислородом.
  8. 61:29:43 Вторая коррекция траектории с помощью двигателя посадочной ступени лунного модуля. Эта коррекция обеспечила переход с гибридной орбиты на орбиту свободного возврата к Земле.
  9. 77:02:39 Начало полёта корабля за лунным диском. Пропадание радиосвязи.
  10. 77:21:18 Возобновление радиосвязи.
  11. 79:27:39 Третья коррекция («PC+2»). Разгонный импульс, позволивший сократить перелётное время от Луны до Земли.
  12. 97:13:14 Инцидент с воспламенением газов, скопившихся в аккумуляторном отсеке лунного модуля.
  13. 105:18:28 Четвёртая коррекция траектории.
  14. 137:01:48 Пятая коррекция траектории.
  15. 138:01:48 Отстрел служебного модуля и его фотографирование.
  16. 141:30:00 Расстыковка командного модуля с лунным кораблём.
  17. 142:40:46 Включение всех посадочных систем командного модуля и предпосадочная навигация.
  18. 142:42:42 Вход в атмосферу.
  19. 142:54:41 Приводнение. Завершение полёта (пятница, 17 апреля 1970 года) в 12:07 по времени Хьюстона.

Результаты расследования отказов и происшествий

Полёт доказал исключительно высокую способность корабля компенсировать отказ одного элемента передачей его функций другим. Функции многих систем основного отсека «Аполлон-13» после взрыва взяли на себя системы лунного корабля.

Отказ пятого двигателя второй ступени ракеты-носителя «Сатурн-V»

Как показали исследования, причиной выключения двигателя РН «Сатурн-V» послужила тепловая неустойчивость. В камере сгорания возникли низкочастотные колебания давления с частотой около 16 Гц. При одной из пульсаций давление в камере сгорания упало ниже определённой величины, и топливная автоматика произвела отсечку топлива, заглушив тем самым двигатель. Для предотвращения подобных явлений была существенно модернизирована топливная автоматика, а также изменена конструкция форсунок.[5]

Взрыв в служебном модуле

Согласно заключению комиссии, созданной специально для расследования причин аварии, к аварии привела следующая последовательность событий.[44]

В 1962 году головной по командному модулю кораблей серии «Аполлон» фирмой «North American Aviation» (позже — «North American Rockwell») при изменении технического задания на изготовление кислородных баков для двигательных отсеков, выданного субподрядчику — фирме «Beech Aircraft», — не была предусмотрена модификация термостатов, изначально рассчитанных на напряжение 28 В, под стандартное для наземного оборудования стартового комплекса напряжение в 65 В. Это несоответствие не было замечено ни специалистами обеих фирм, ни NASA.

4 июня 1968 года полка кислородной аппаратуры под серийным номером 0632AAG3277, в состав которой входил кислородный бак под серийным номером 10024XTA0008, была установлена в служебный модуль SM 106, предназначенный для миссии «Аполлон-10».[45] Однако в дальнейшем разработчики приняли решение внести некоторые изменения в конструкцию кислородных полок, для чего те из них, что уже были установлены на модули, было необходимо демонтировать. 21 октября 1968 года кислородная полка была снята со служебного модуля и отправлена на завод для внесения требуемых изменений.[46]

Демонтаж кислородной полки производился при помощи специальной оснастки. Как оказалось, один из болтов, которыми полка крепилась к служебному модулю, забыли отвинтить; при попытке подъёма передняя часть полки приподнялась примерно на два дюйма (5,08 сантиметров), после чего не рассчитанная на такую нагрузку оснастка сломалась, а полка упала на своё место. Сделанные фотографии вызвали подозрение, что защитный колпачок нижнего (сливного) штуцера подвергся удару обо что-то, однако расчёты показали, что падение с такой высоты не могло привести к серьёзным повреждениям.[47]

Забытый болт отвинтили, в журнале сделали запись о происшествии, и кислородная полка была благополучно извлечена. Визуальный осмотр полки и подробные проверки не выявили никаких повреждений.[47] В дальнейшем кислородная полка была подвергнута необходимым модификациям и 22 ноября 1968 года установлена в служебный модуль SM 109 миссии «Аполлон-13».[48]

16 марта 1970 года при репетиции запуска баки были заполнены жидким кислородом. К тому моменту, когда в ходе испытаний баки должны были опустеть до половины, в баке № 2 оставалось ещё 92 % кислорода. Было принято решение продолжить репетицию, а по её окончании рассмотреть возможные причины нерасчётной ситуации; однако для этого избыточный кислород из бака № 2 должен был быть удалён. Попытка стравить лишний кислород через заправочный штуцер вызвала падение уровня кислорода лишь до 65 %.[49]

С целью дальнейшего удаления кислорода из бака было принято решение испарить его при помощи встроенных в бак нагревателей. За 6 часов нагрева уровень кислорода в баке упал до 35 %, после чего бак был опустошён за 5 циклов подъёма давления до 300 фунтов на квадратный дюйм с последующим его сбросом. В общей сложности нагреватели находились под напряжением на протяжении 8 часов.[50]

Полная замена кислородной полки заняла бы не менее 45 часов; кроме того, в ходе замены могла быть случайно повреждена другая аппаратура, установленная на служебном модуле. Поскольку слив кислорода в ходе миссии не предусматривался и был необходим только при наземных тестах, было принято решение провести испытания по заполнению баков жидким кислородом, и осуществить замену кислородной полки только если их результат не будет удовлетворительным. Испытания были проведены 30 марта; баки № 1 и № 2 были заполнены жидким кислородом до уровня 20 %, при этом разницы в скорости заполнения баков не наблюдалось; слив из бака № 2 вновь оказался сопряжён с затруднениями. Тем не менее, полка была признана пригодной к эксплуатации.[50]

Нагреватели, располагавшиеся в баках, были снабжены термостатами, отключавшими их питание по достижении температуры 80 °F (27 °C). Однако проведённые в ходе расследования эксперименты показали, что эти выключатели, рассчитаные на питание в 28 вольт постоянного тока от батарей служебного модуля, не размыкались должным образом при работе под напряжением 65 В, подаваемым со стартового комплекса в ходе выпаривания кислорода. Этот факт подтвердился записями графика подаваемого напряжения. Дальнейшие эксперименты показали, что при постоянной работе нагревателей их температура могла достигать значения в 1000 °F (537 °C), что почти наверняка привело к повреждению тефлоновой изоляции проводов.[51] Чрезмерный нагрев баков остался незамеченным, поскольку верхний предел датчика температуры в баках конструктивно был установлен на значении 80 °F (27 °C),[52] а сами баки были надёжно термоизолированы (по заявлениям производителя, если бы баки были заполнены льдом и оставлены при комнатной температуре, то превращение всего льда в воду заняло бы восемь лет[53]).

В ходе полёта в 55:52:30 полётного времени система контроля за давлением подала предупреждающий сигнал о недопустимом снижении давления в баке № 1. Этот сигнал не являлся чем-либо необычным и всего лишь свидетельствовал о необходимости подогреть и перемешать жидкий кислород. В 55:52:58 центр управления полётом отдал указание астронавтам включить нагреватели и вентиляторы; получение этого указания было подтверждено в 55:53:06. Напряжение на вентиляторы бака № 2 было подано в 55:53:20.[54]

Согласно данным телеметрии, в 55:53:22.757 сила тока, выдаваемого топливной ячейкой № 3 скачком выросла на 11,1 ампера, а в 55:53:36 началось возрастание давления в баке № 2.[55] Наиболее вероятным представляется предположение о том, что между оголившимися проводами внутри бака возникло короткое замыкание, сопровождавшееся искрением; выделившейся энергии (от 10 до 20 джоулей) было достаточно для воспламенения тефлоновой изоляции. Давление в баке продолжало подниматься, достигнув значений в 954 фунтов на квадратный дюйм в момент времени 55:54:00, и 1008 фунтов на квадратный дюйм в 55:54:45, что согласуется с картиной медленно распространяющегося горения тефлона в кислородной атмосфере.[56]

В момент времени 55:54:52.763 пропали показания датчика температуры в баке № 2, а в 55:54:53.182 было зафиксировано сотрясение корабля. Наиболее вероятно, что пламя достигло головной части бака в том месте, где в него входил жгут проводов; в прожжённое отверстие устремился кислород под высоким давлением. Потоком газа была сорвана панель № 4 служебного модуля[57] и повреждена трубопроводная арматура бака № 1, благодаря чему началась медленная утечка кислорода и из него.[44]

При расследовании причин аварии данная ситуация была смоделирована на земле, с помощью натурного эксперимента, на таком же баке. Последствия эксперимента полностью совпали с описанием аварии.[5]

Причина систематического дрейфа

«Виновницей» дрейфа оказалась водяная система охлаждения лунного модуля: водяной пар, стравливаемый при её работе в космическое пространство, создавал незначительную тягу. В штатных полётах лунный модуль запитывался незадолго перед его отстыковкой и началом спуска на поверхность Луны, поэтому вносимое системой охлаждения возмущение было кратковременным, однако в данном случае эта система работала несколько дней подряд, охлаждая запитанную всё это время бортовую электронику лунного модуля.[33]

Взрыв в аккумуляторной полости посадочной ступени лунного модуля

Для предотвращения взрыва в аккумуляторной полости посадочной ступени лунного модуля была модифицирована система сбора и дренирования газов, выделяющихся при работе батарей.[5]

Принятые меры по обеспечению безопасности полётов

Затраты на модификацию корабля «Аполлон-14» с целью предотвращения возможности аналогичной аварии составили около пятнадцати миллионов долларов. В частности, моторы вентиляторов и большая часть проводов были вынесены за пределы баков, а слаботочные провода, ведущие к находящимся внутри баков датчикам, снабжены усиленной огнеупорной изоляцией.

Факты

  • Среди журналистов ходила версия, что Джеймс Ловелл назвал лунный модуль «Водолеем», поскольку в те годы был очень популярен мюзикл Hair (Волосы), в котором была композиция «Aquarius». Сам Ловелл утверждал, что слышал о мюзикле, но его не смотрел и не собирался[58];
  • За несколько месяцев до полёта вышел фильм «Потерянные» с очень схожим сюжетом — в результате аварии на корабле трое астронавтов «застревают» на орбите Земли с ограниченным запасом кислорода. Непосредственные очевидцы назвали множество совпадений между фильмом и событиями миссии «Аполлон-13»[59]:
    • первоначальное ошибочное предположение о том, что проблемы с модулем возникли из-за удара метеорита;
    • характер пресс-конференции NASA;
    • использование недокументированной возможности техники корабля;
    • рассмотрение варианта погружения астронавтов в сон для меньшего расхода кислорода;
    • опробование способа устранения поломки на наземной копии корабля.
    • Кроме того, Джеймс Ловелл был на премьере фильма за несколько месяцев до полёта[60][61], а Джерри Вудфил, инженер из технической поддержки «Аполлона», ходил на фильм всего за 2 часа до аварии. Позднее он и другой инженер Арт Кампос вспоминали о том, как события, показанные в фильме, непосредственно повлияли на ход их рассуждений, который и привёл их к правильному решению[59].
  • После аварии в ходе миссии «Аполлон-13» в американскую разговорную речь вошла фраза Джона Суайгерта: «Хьюстон, у нас проблема» (англ. Houston, we’ve had a problem[62]). Сегодня эта фраза иногда звучит в варианте «Houston, we have a problem» — именно так она была озвучена в фильме «Аполлон-13», причём в нём её произносит Ловелл. Кроме того, эта фраза стала слоганом фильма.
  • 16 апреля, вечером в четверг по хьюстонскому времени, за 15 часов до посадки среди операторов ЦУПа была распространена копия коммерческого счёта, выполненного в стиле типичного счёта за проживание в мотеле. Счёт на сумму 312 421 доллар 24 цента был якобы выставлен фирмой «Grumman Aerospace Corporation» (производителем «Водолея») фирме «North American Rockwell» (производителю «Одиссея») за «эвакуацию транспортного средства, подзарядку аккумуляторов в дороге с использованием кабелей клиента, заправку кислородом; проживание в номере на двоих (без телевизора, с кондиционером и радио) американской планировки с великолепным видом, предоплата, плюс дополнительный гость на ночь; хранение багажа, чаевые; скидка для государственных служащих — 20 %». Пометка в конце счёта гласила: «Отъезд из лунного модуля не позднее полудня пятницы; проживание после этого срока не гарантируется». Эта шутка позволила значительно разрядить напряженность, царившую среди операторов ЦУПа.[63]

См. также

Напишите отзыв о статье "Аполлон-13"

Примечания

Источники

  1. Lowell, Kluger, 2006, pp. 81-82.
  2. Lowell, Kluger, 2006, p. 56.
  3. 1 2 Lowell, Kluger, 2006, p. 128.
  4. [science.ksc.nasa.gov/history/apollo/apollo-13/apollo-13.html Apollo-13] (англ.). НАСА. [www.webcitation.org/61CkGEEar Архивировано из первоисточника 25 августа 2011].
  5. 1 2 3 4 Lowell, Kluger, 2006, Приложение 5.
  6. Lowell, Kluger, 2006, pp. 88-92.
  7. Lowell, Kluger, 2006, p. 94.
  8. Lowell, Kluger, 2006, pp. 92, 94-95.
  9. Lowell, Kluger, 2006, p. 95.
  10. Lowell, Kluger, 2006, pp. 96-97.
  11. Lowell, Kluger, 2006, p. 98.
  12. Lowell, Kluger, 2006, p. 99.
  13. 1 2 Lowell, Kluger, 2006, p. 100.
  14. Lowell, Kluger, 2006, p. 96.
  15. Lowell, Kluger, 2006, p. 117.
  16. Lowell, Kluger, 2006, pp. 117-118.
  17. Lowell, Kluger, 2006, pp. 101-102.
  18. Lowell, Kluger, 2006, pp. 103-104.
  19. Lowell, Kluger, 2006, pp. 120-121.
  20. Lowell, Kluger, 2006, pp. 119-120, 123-124.
  21. Lowell, Kluger, 2006.
  22. Lowell, Kluger, 2006, pp. 125-126.
  23. Lowell, Kluger, 2006, pp. 78, 127-128.
  24. Lowell, Kluger, 2006, p. 130.
  25. Lowell, Kluger, 2006, p. 131.
  26. 1 2 Lowell, Kluger, 2006, p. 147.
  27. Lowell, Kluger, 2006, pp. 147-148.
  28. Lowell, Kluger, 2006, pp. 148-150, 153-154.
  29. Lowell, Kluger, 2006, pp. 161-162.
  30. Lowell, Kluger, 2006, Chapter 6.
  31. Lowell, Kluger, 2006, Chapter 8.
  32. Lowell, Kluger, 2006, Chapter 11.
  33. 1 2 Lowell, Kluger, 2006, Epilogue. Christmas 1993..
  34. Lowell, Kluger, 2006, p. 220.
  35. Lowell, Kluger, 2006, p. 222-224.
  36. Lowell, Kluger, 2006, p. 226-228.
  37. Lowell, Kluger, 2006, p. 146.
  38. 1 2 3 4 Lowell, Kluger, 2006, Chapter 12.
  39. Lowell, Kluger, 2006, pp. 326-327.
  40. Lowell, Kluger, 2006, p. 327.
  41. Lowell, Kluger, 2006, pp. 327-328.
  42. Lowell, Kluger, 2006, p. 328.
  43. [www.britannica.com/EBchecked/topic/40000/astronaut Статья «Astronaut» в Британике]
  44. 1 2 NASA, 1970.
  45. NASA, 1970, pp. 4-18, 4-19.
  46. NASA, 1970, p. 4-19.
  47. 1 2 NASA, 1970, pp. 4-19, 4-20.
  48. NASA, 1970, p. 4-20.
  49. NASA, 1970, p. 4-21.
  50. 1 2 NASA, 1970, p. 4-22.
  51. NASA, 1970, p. 4-23.
  52. Lowell, Kluger, 2006, pp. 319-350.
  53. Lowell, Kluger, 2006, pp. 90-91.
  54. NASA, 1970, p. 4-27.
  55. NASA, 1970, pp. 4-36, 4-37.
  56. NASA, 1970, p. 4-38.
  57. NASA, 1970, pp. 4-39, 4-40.
  58. Lowell, Kluger, 2006, p. 87.
  59. 1 2 Nancy Atkinson. [www.universetoday.com/63721/13-things-that-saved-apollo-13-part-11-a-hollywood-movie/ 13 Things That Saved Apollo 13, Part 11: A Hollywood Movie] (англ.) (27 апреля 2010). Проверено 8 июня 2012. [www.webcitation.org/68eytOAcE Архивировано из первоисточника 24 июня 2012].
  60. Evans, 2011.
  61. Roald Sagdeev, Susan Eisenhower. [www.nasa.gov/50th/50th_magazine/coldWarCoOp.html United States-Soviet Space Cooperation during the Cold War].
  62. [www.freeinfosociety.com/media.php?id=142 Apollo 13: Houston, We’ve Had A Problem — The Free Information Society] (англ.)
  63. Lowell, Kluger, 2006, p. 310-311.

Сноски

  1. Эта коррекция проводилась по истечении двух часов («+2») c момента прохождения кораблём периселения (англ. pericynthion, сокращённо — «PC»).

Литература

  • [ntrs.nasa.gov/archive/nasa/casi.ntrs.nasa.gov/19700076776.pdf Report of Apollo 13 Review Board] (англ.). NASA (15 June 1970). Проверено 17 октября 2015.
  • Jim Lovell, Jeffrey Kluger. Lost Moon: The Perilous Voyage of Apollo 13. — 1st edition. — Houghton Mifflin, 1994. — 378 p. — ISBN 978-0395670293.</span>
  • Jim Lovell, Jeffrey Kluger. [books.google.com/books?id=LDJ43xYxK5YC Apollo 13]. — Reprint edition. — Mariner Books, 2006. — 390 p. — ISBN 978-0618619580.</span>
  • Марков А. «Неудачу из списка возможностей исключить!» // Новости космонавтики : журнал. — 2000. — № 6.</span>
  • Ben Evans. [books.google.kz/books?id=IWht0brbIfEC At Home in Space: The Late Seventies Into the Eighties]. — Springer, 2011. — 481 с. — ISBN 9781441988096.</span>
  • [history.nasa.gov/apsr/apsr.htm Apollo Program Summary Report] (англ.). NASA (April 1975). Проверено 3 ноября 2015.
  • Richard W. Orloff. [history.nasa.gov/SP-4029/SP-4029.htm Apollo By The Numbers: A Statistical Reference]. — 2001. — ISBN 0-16-050631-X.</span>

Ссылки

  • [science.ksc.nasa.gov/history/apollo/apollo-13/apollo-13.html Страница полёта] на сайте NASA  (англ.).

Отрывок, характеризующий Аполлон-13

– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
Au prince Murat. Schoenbrunn, 25 brumaire en 1805 a huit heures du matin.
«II m'est impossible de trouver des termes pour vous exprimer mon mecontentement. Vous ne commandez que mon avant garde et vous n'avez pas le droit de faire d'armistice sans mon ordre. Vous me faites perdre le fruit d'une campagne. Rompez l'armistice sur le champ et Mariechez a l'ennemi. Vous lui ferez declarer,que le general qui a signe cette capitulation, n'avait pas le droit de le faire, qu'il n'y a que l'Empereur de Russie qui ait ce droit.
«Toutes les fois cependant que l'Empereur de Russie ratifierait la dite convention, je la ratifierai; mais ce n'est qu'une ruse.Mariechez, detruisez l'armee russe… vous etes en position de prendre son bagage et son artiller.
«L'aide de camp de l'Empereur de Russie est un… Les officiers ne sont rien quand ils n'ont pas de pouvoirs: celui ci n'en avait point… Les Autrichiens se sont laisse jouer pour le passage du pont de Vienne, vous vous laissez jouer par un aide de camp de l'Empereur. Napoleon».
[Принцу Мюрату. Шенбрюнн, 25 брюмера 1805 г. 8 часов утра.
Я не могу найти слов чтоб выразить вам мое неудовольствие. Вы командуете только моим авангардом и не имеете права делать перемирие без моего приказания. Вы заставляете меня потерять плоды целой кампании. Немедленно разорвите перемирие и идите против неприятеля. Вы объявите ему, что генерал, подписавший эту капитуляцию, не имел на это права, и никто не имеет, исключая лишь российского императора.
Впрочем, если российский император согласится на упомянутое условие, я тоже соглашусь; но это не что иное, как хитрость. Идите, уничтожьте русскую армию… Вы можете взять ее обозы и ее артиллерию.
Генерал адъютант российского императора обманщик… Офицеры ничего не значат, когда не имеют власти полномочия; он также не имеет его… Австрийцы дали себя обмануть при переходе венского моста, а вы даете себя обмануть адъютантам императора.
Наполеон.]
Адъютант Бонапарте во всю прыть лошади скакал с этим грозным письмом к Мюрату. Сам Бонапарте, не доверяя своим генералам, со всею гвардией двигался к полю сражения, боясь упустить готовую жертву, а 4.000 ный отряд Багратиона, весело раскладывая костры, сушился, обогревался, варил в первый раз после трех дней кашу, и никто из людей отряда не знал и не думал о том, что предстояло ему.


В четвертом часу вечера князь Андрей, настояв на своей просьбе у Кутузова, приехал в Грунт и явился к Багратиону.
Адъютант Бонапарте еще не приехал в отряд Мюрата, и сражение еще не начиналось. В отряде Багратиона ничего не знали об общем ходе дел, говорили о мире, но не верили в его возможность. Говорили о сражении и тоже не верили и в близость сражения. Багратион, зная Болконского за любимого и доверенного адъютанта, принял его с особенным начальническим отличием и снисхождением, объяснил ему, что, вероятно, нынче или завтра будет сражение, и предоставил ему полную свободу находиться при нем во время сражения или в ариергарде наблюдать за порядком отступления, «что тоже было очень важно».
– Впрочем, нынче, вероятно, дела не будет, – сказал Багратион, как бы успокоивая князя Андрея.
«Ежели это один из обыкновенных штабных франтиков, посылаемых для получения крестика, то он и в ариергарде получит награду, а ежели хочет со мной быть, пускай… пригодится, коли храбрый офицер», подумал Багратион. Князь Андрей ничего не ответив, попросил позволения князя объехать позицию и узнать расположение войск с тем, чтобы в случае поручения знать, куда ехать. Дежурный офицер отряда, мужчина красивый, щеголевато одетый и с алмазным перстнем на указательном пальце, дурно, но охотно говоривший по французски, вызвался проводить князя Андрея.
Со всех сторон виднелись мокрые, с грустными лицами офицеры, чего то как будто искавшие, и солдаты, тащившие из деревни двери, лавки и заборы.
– Вот не можем, князь, избавиться от этого народа, – сказал штаб офицер, указывая на этих людей. – Распускают командиры. А вот здесь, – он указал на раскинутую палатку маркитанта, – собьются и сидят. Нынче утром всех выгнал: посмотрите, опять полна. Надо подъехать, князь, пугнуть их. Одна минута.
– Заедемте, и я возьму у него сыру и булку, – сказал князь Андрей, который не успел еще поесть.
– Что ж вы не сказали, князь? Я бы предложил своего хлеба соли.
Они сошли с лошадей и вошли под палатку маркитанта. Несколько человек офицеров с раскрасневшимися и истомленными лицами сидели за столами, пили и ели.
– Ну, что ж это, господа, – сказал штаб офицер тоном упрека, как человек, уже несколько раз повторявший одно и то же. – Ведь нельзя же отлучаться так. Князь приказал, чтобы никого не было. Ну, вот вы, г. штабс капитан, – обратился он к маленькому, грязному, худому артиллерийскому офицеру, который без сапог (он отдал их сушить маркитанту), в одних чулках, встал перед вошедшими, улыбаясь не совсем естественно.
– Ну, как вам, капитан Тушин, не стыдно? – продолжал штаб офицер, – вам бы, кажется, как артиллеристу надо пример показывать, а вы без сапог. Забьют тревогу, а вы без сапог очень хороши будете. (Штаб офицер улыбнулся.) Извольте отправляться к своим местам, господа, все, все, – прибавил он начальнически.
Князь Андрей невольно улыбнулся, взглянув на штабс капитана Тушина. Молча и улыбаясь, Тушин, переступая с босой ноги на ногу, вопросительно глядел большими, умными и добрыми глазами то на князя Андрея, то на штаб офицера.
– Солдаты говорят: разумшись ловчее, – сказал капитан Тушин, улыбаясь и робея, видимо, желая из своего неловкого положения перейти в шутливый тон.
Но еще он не договорил, как почувствовал, что шутка его не принята и не вышла. Он смутился.
– Извольте отправляться, – сказал штаб офицер, стараясь удержать серьезность.
Князь Андрей еще раз взглянул на фигурку артиллериста. В ней было что то особенное, совершенно не военное, несколько комическое, но чрезвычайно привлекательное.
Штаб офицер и князь Андрей сели на лошадей и поехали дальше.
Выехав за деревню, беспрестанно обгоняя и встречая идущих солдат, офицеров разных команд, они увидали налево краснеющие свежею, вновь вскопанною глиною строящиеся укрепления. Несколько баталионов солдат в одних рубахах, несмотря на холодный ветер, как белые муравьи, копошились на этих укреплениях; из за вала невидимо кем беспрестанно выкидывались лопаты красной глины. Они подъехали к укреплению, осмотрели его и поехали дальше. За самым укреплением наткнулись они на несколько десятков солдат, беспрестанно переменяющихся, сбегающих с укрепления. Они должны были зажать нос и тронуть лошадей рысью, чтобы выехать из этой отравленной атмосферы.
– Voila l'agrement des camps, monsieur le prince, [Вот удовольствие лагеря, князь,] – сказал дежурный штаб офицер.
Они выехали на противоположную гору. С этой горы уже видны были французы. Князь Андрей остановился и начал рассматривать.
– Вот тут наша батарея стоит, – сказал штаб офицер, указывая на самый высокий пункт, – того самого чудака, что без сапог сидел; оттуда всё видно: поедемте, князь.
– Покорно благодарю, я теперь один проеду, – сказал князь Андрей, желая избавиться от штаб офицера, – не беспокойтесь, пожалуйста.
Штаб офицер отстал, и князь Андрей поехал один.
Чем далее подвигался он вперед, ближе к неприятелю, тем порядочнее и веселее становился вид войск. Самый сильный беспорядок и уныние были в том обозе перед Цнаймом, который объезжал утром князь Андрей и который был в десяти верстах от французов. В Грунте тоже чувствовалась некоторая тревога и страх чего то. Но чем ближе подъезжал князь Андрей к цепи французов, тем самоувереннее становился вид наших войск. Выстроенные в ряд, стояли в шинелях солдаты, и фельдфебель и ротный рассчитывали людей, тыкая пальцем в грудь крайнему по отделению солдату и приказывая ему поднимать руку; рассыпанные по всему пространству, солдаты тащили дрова и хворост и строили балаганчики, весело смеясь и переговариваясь; у костров сидели одетые и голые, суша рубахи, подвертки или починивая сапоги и шинели, толпились около котлов и кашеваров. В одной роте обед был готов, и солдаты с жадными лицами смотрели на дымившиеся котлы и ждали пробы, которую в деревянной чашке подносил каптенармус офицеру, сидевшему на бревне против своего балагана. В другой, более счастливой роте, так как не у всех была водка, солдаты, толпясь, стояли около рябого широкоплечего фельдфебеля, который, нагибая бочонок, лил в подставляемые поочередно крышки манерок. Солдаты с набожными лицами подносили ко рту манерки, опрокидывали их и, полоща рот и утираясь рукавами шинелей, с повеселевшими лицами отходили от фельдфебеля. Все лица были такие спокойные, как будто всё происходило не в виду неприятеля, перед делом, где должна была остаться на месте, по крайней мере, половина отряда, а как будто где нибудь на родине в ожидании спокойной стоянки. Проехав егерский полк, в рядах киевских гренадеров, молодцоватых людей, занятых теми же мирными делами, князь Андрей недалеко от высокого, отличавшегося от других балагана полкового командира, наехал на фронт взвода гренадер, перед которыми лежал обнаженный человек. Двое солдат держали его, а двое взмахивали гибкие прутья и мерно ударяли по обнаженной спине. Наказываемый неестественно кричал. Толстый майор ходил перед фронтом и, не переставая и не обращая внимания на крик, говорил:
– Солдату позорно красть, солдат должен быть честен, благороден и храбр; а коли у своего брата украл, так в нем чести нет; это мерзавец. Еще, еще!
И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»
«Ура а а а!» протяжным криком разнеслось по нашей линии и, обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но веселою и оживленною толпой побежали наши под гору за расстроенными французами.


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.