Аполлон-16

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Эмблема</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
</td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Фотография экипажа</th></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">
Слева направо: Томас Маттингли, Джон Янг, Чарльз Дьюк </td></tr> <tr><th colspan="2" cellspacing="0" cellpadding="2" style="background:#b0c4de; text-align: center">Связанные экспедиции</th></tr> <tr><td colspan="2">
Аполлон-16
Общие сведения
Полётные данные корабля
Ракета-носитель Сатурн-5 SA-511
Стартовая площадка Космический центр Кеннеди комплекс 39А, Флорида, США
Запуск 16 апреля, 1972
17:54:00 UTC
Посадка 27 апреля, 1972
19:45:05 UTC
Длительность полёта 265 часов 51 минут 5 секунд
Масса 30 354 кг
NSSDC ID [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftOrbit.do?id=1972-031A 1972-031A]
SCN [www.n2yo.com/satellite/?s=06000 06000]
Полётные данные экипажа
Членов экипажа 3
Предыдущая Следующая
Аполлон-15 Аполлон-17

</td></tr>


«Аполло́н-16» (англ. Apollo 16) — десятый пилотируемый полёт в рамках программы «Аполлон», состоявшийся 16—27 апреля 1972 года. Пятая высадка людей на Луну (21 апреля). Первая посадка в горной местности, на плоскогорье неподалёку от кратера Декарт. Это была вторая, после «Аполлона-15», Джей-миссия (англ. J-mission) с акцентом на научные исследования. В распоряжении астронавтов (как и у экипажа предыдущей экспедиции) был лунный автомобиль, «Лунный Ровер № 2».

Посадка на Луну едва не была отменена из-за возникших неполадок в резервной системе управления вектором тяги основного двигателя командно-служебного модуля. После тщательного анализа специалистами на Земле сложившейся ситуации и возможных последствий разрешение на посадку было дано с 6-часовой задержкой.

Командир экипажа Джон Янг и пилот лунного модуля Чарльз Дьюк провели на Луне почти трое суток — 71 час. Они совершили три поездки на «Лунном Ровере», общей протяжённостью 26,9 километра. Три выхода на поверхность Луны продолжались в общей сложности 20 часов 14 минут. Было собрано и доставлено на Землю 95,7 килограмма образцов лунной породы. В ходе этой экспедиции был установлен рекорд скорости передвижения по Луне на лунном автомобиле — 18 км/ч.





Содержание

Экипаж

Состав экипажей был официально объявлен 3 марта 1971 года, сразу после окончания трёхнедельного карантина для возвратившихся на Землю 9 февраля астронавтов «Аполлона-14» и более чем за год до намеченного старта «Аполлон-16»[1].

Основной

На момент полёта командир «Аполлона-16» Джон Янг был самым опытным в отряде астронавтов США. Для него это был четвёртый космический полёт и второй полёт к Луне. Первый раз он летал в космос в 1965 году в качестве пилота космического корабля «Джемини-3»[2]. Второй раз в 1966 году — командиром «Джемини-10»[3]. Свой третий полёт и в то же время первый полёт к Луне он совершил в мае 1969 года в качестве пилота командного модуля «Аполлона-10»[4]. В 1970 году Янг был дублёром Джеймса Ловелла, командира «Аполлона-13»[5].

Для Томаса (Кена) Маттингли это был первый полёт в космос. Он готовился к полёту «Аполлона-13» в качестве пилота командного модуля основного экипажа, но за три дня до старта был заменён дублёром из-за опасений, что заболеет краснухой, которую ему мог передать Чарльз Дьюк. Последний готовился к полёту «Аполлон-13» как дублёр пилота лунного модуля[5]. Астронавты «Аполлона-13» из-за аварии не смогли совершить посадку на Луну, а Маттингли не заболел краснухой. По иронии судьбы в первый полёт Маттингли и Дьюк отправились вместе.

Для Чарльза Дьюка полёт тоже был первым. 20 июля 1969 года он был оператором связи (англ. CapCom – Capsule Communicator) во время исторической высадки на Луну экипажа «Аполлона-11» Нила Армстронга и Эдвина Олдрина[6].

Дублирующий

Все члены дублирующего экипажа имели опыт полёта к Луне. Фред Хейз летал в качестве пилота лунного модуля «Аполлона-13»[5]. Стюарт Руса был пилотом командного модуля «Аполлона-14». Эдгар Митчелл летал вместе с ним как пилот лунного модуля и вошёл в историю как шестой человек, ступивший на Луну[7].

Команда поддержки

Члены команды поддержки не проходили предполётной подготовки и, соответственно, не были кандидатами, которые могли бы претендовать на место в составе экипажа. Но они имели полномочия представлять основной и дублирующий экипажи на различных совещаниях, если последние были заняты в это время на тренировках. Во время полётов они, как правило, выполняли очень важные функции операторов связи (англ. CapCom – Capsule Communicator).

Операторы связи

Позывные кораблей

  • Командный модуль — «Каспер» (англ.) — назван в честь героя популярного мультфильма. Этот вариант предложил Кен Маттингли, потому что на телекартинке астронавты на Луне были очень похожи на привидений[9].
  • Лунный модуль — «Орион», по названию созвездия. В древнегреческой мифологии — легендарный охотник. Лунный модуль «Аполлон-16» впервые доставил на Луну ультрафиолетовую фотокамеру, которая, как охотник, сделала первые астрономические фотографии с поверхности Луны[9].

Район посадки

В ходе полёта «Аполлона-16» лунный модуль «Орион» впервые осуществил посадку не в лунном море, а в высокогорном районе, на плато Кэйли (англ. Cayley Plains), примерно в 550 км к юго-востоку от центра лунного диска, севернее древнего кратера Декарт[10], названного в честь французского математика, философа, физика и физиолога XVII века Рене Декарта. Этот район лежит на 7800—8050 м выше поверхности сферы с радиусом, равным экваториальному радиусу Луны (1738 км)[11], и на 2250 м выше уровня района посадки «Аполлона-11» в Море Спокойствия[12]. Координаты места посадки: 8,97301° ю. ш. 15,49812° в. д.[13]

Места посадок КК «Аполлон» (отмечены зелёными треугольниками), КА «Луна» (красными) и «Сервейер» (жёлтыми) на карте видимого полушария Луны. «Аполлон-16» — к юго-востоку от центра Район посадки «Аполлона-16» (отмечен белой стрелкой левее и ниже центра) Район посадки более крупно. Ближе к левому нижнему углу — кратер Южный Луч. Два близко расположенных друг к другу кратера прямо к северу от места посадки — кратеры Кива и Северный Луч

Первоначально в качестве потенциальных районов посадки «Аполлона-16» рассматривались два: кратер Альфонс и район кратера Декарт к западу от Моря Нектара. Оба района интересовали учёных с точки зрения обнаружения лунных пород вулканического происхождения. Однако некоторые геологи предполагали, что кратер Альфонс загрязнён выбросами от метеоритного удара, образовавшего Море Дождей. В районе кратера Декарт интересными представлялись два геологических образования: формация Декарт и формация Кэйли. Фотоснимки, полученные с помощью земных телескопов и снятые на окололунной орбите, давали учёным основание полагать, что обе эти формации имеют вулканическое происхождение, хотя и образованы более вязкой магмой, чем лава, заполняющая лунные моря. Однако по результатам экспедиции «Аполлона-16» эти представления были признаны ошибочными. Считалось также, что возраст формации Кэйли был сопоставим с возрастом метеоритного удара, образовавшего Море Дождей. Обе геологические формации в районе Декарта покрывали 11 % площади видимой стороны Луны, что делало их изучение важным с точки зрения понимания формирования Луны. Наконец, район кратера Декарт был значительно удалён от мест посадок всех предыдущих «Аполлонов», что позволяло расширить сеть геофизических научных приборов, оставленных астронавтами на Луне. В июне 1971 года окончательный выбор был сделан в пользу Декарта. На основании фотоснимков, сделанных астронавтами «Аполлона-14», этот район был признан безопасным для посадки. Конкретное место посадки было выбрано между двумя молодыми ударными кратерами, кратером Северный Луч (англ. North Ray Crater, около 890 м в диаметре[14]) и кратером Южный Луч (англ. South Ray Crater, 680 м в диаметре), — природными скважинами, пробитыми в реголите до подстилающей породы. Кратер Альфонс на время стал главным кандидатом при выборе района посадки «Аполлона-17», но в конечном итоге от его исследования вовсе отказались[15].

Перенос старта

В процессе подготовки космического корабля к старту несколько раз возникала необходимость замены отдельных систем и узлов. В середине ноября 1971-го было решено заменить все три основных парашюта командного модуля из-за того, что в августе при посадке «Аполлона-15» один из них не раскрылся. 13 декабря 1971 года связка ракета-носитель Сатурн-5 — «Аполлон-16» была перевезена из здания вертикальной сборки на стартовую площадку 39-А[1]. Однако последующие испытания привели к разрушению одной из тефлоновых камер токсичного топлива для двигателей системы ориентации командного модуля. Поскольку в ходе испытаний использовался гелий, а не реальное топливо, ущерб был не очень велик. Но топливную камеру нужно было заменить, а для этого требовалось снять теплозащиту командного модуля. В это же время, в ходе испытаний, связанных с будущей орбитальной станцией «Скайлэб», были выявлены существенные дефекты, из-за которых не работали пирошнуры. Точно такой же пирошнур был установлен на корабле «Аполлон-16» для разделения лунного и командно-служебного модулей перед возвращением на Землю. Его также необходимо было заменить. В итоге впервые за всё время осуществления программы «Аполлон» было принято решение возвратить ракету-носитель со стартовой площадки в здание вертикальной сборки, а запуск, запланированный на 17 марта 1972 года, отложить[1]. Обратная транспортировка состоялась 27 января 1972-го[16]. Командно-служебный модуль был демонтирован и после всех замен снова водружён на своё место на вершине ракеты. 9 февраля «Аполлон-16» был окончательно установлен на стартовом столе. Следующее после 17 марта «окно» для запуска открывалось 16 апреля, далее — 14 мая[17].

Запуск и полёт к Луне

16 апреля 1972 года, в день старта «Аполлона-16», первым в кабину корабля поднялся пилот командного модуля из дублирующего экипажа Стюарт Руса. В его обязанности входила проверка и, при необходимости, установка в нужное положение всех до единого переключателей на главной панели управления. В шпаргалке-инструкции всё, что ему необходимо было проделать, было расписано по 454 пунктам[1].

Примерно за три часа до старта члены основного экипажа заняли свои места. Командир Джон Янг — в левом кресле, пилот командного модуля Кен Маттингли — в центре, пилот лунного модуля Чарльз Дьюк — справа. Старт «Аполлона-16» с космодрома на мысе Канаверал состоялся 16 апреля 1972 года в 17:54:00 UTC. Среди почётных гостей на космодроме находились: вице-президент США Спиро Агню, король Иордании Хусейн и советский поэт Евгений Евтушенко, первым из известных граждан СССР принявший приглашение присутствовать при старте пилотируемой лунной миссии. В районе мыса Канаверал за стартом наблюдали около полумиллиона человек, телевизионная аудитория составила 38 миллионов. Во время запуска и взлёта наибольшая частота пульса у Янга достигала 108, у Маттингли 115, у Дьюка — 130[18][19]. Через 11 минут 40 секунд корабль вышел на расчётную околоземную орбиту высотой 162,7 км на 169 км[1]. Далее на протяжении почти двух витков астронавты проверяли основные системы. На ночной стороне планеты они наблюдали грозы и лесные пожары в Африке[20]. Телеграфное агентство Советского Союза сообщило о запуске «Аполлона-16» через 22 минуты. По оценке агентства United Press International, это, по советским стандартам, было очень оперативно[19].

Через 2 часа 33 минуты после старта был включён двигатель третьей ступени. Он отработал почти 6 минут, 341,9 секунды[21]. «Аполлон-16» перешёл на траекторию полёта к Луне. Скорость корабля в этот момент составила 36 360 км/ч[22]. Ещё через 25 минут астронавты начали перестроение отсеков — манёвр, когда командно-служебный модуль отходит от третьей ступени, в верхней части которой находится лунный модуль, разворачивается в автоматическом режиме на 180°, стыкуется с лунным модулем и затем вытаскивает его из третьей ступени. По завершении разворота командно-служебный модуль находился примерно в 15 метрах от лунного модуля. Неожиданно для себя астронавты увидели вокруг третьей ступени и лунного модуля довольно плотное облако мельчайшего мусора. Для сближения на 4 секунды были включены двигатели системы ориентации служебного модуля. Но этого оказалось недостаточно. Потребовались ещё два очень коротких дополнительных включения, менее одной секунды каждое[23].

Старт «Аполлона-16» Вид Земли с орбиты до перехода «Аполлона-16» на траекторию полёта к Луне Снимок Земли, сделанный во время полёта «Аполлона-16» к Луне. Видно западное полушарие. Бо́льшая часть территории США свободна от облаков

Во время отхода от третьей ступени и разворота астронавтам не было слышно работы двигателей системы ориентации служебного модуля. Однако, когда расстояние между модулями сократилось до трёх метров, звук реактивных струй, ударяющих по обшивке лунного модуля, стал отчётливым[24]. Астронавты увидели в иллюминатор летящие крупные хлопья и поток частиц коричневого цвета. Это разрушалась краска на кремнийорганической основе, которая была дополнительным средством теплоизоляции лунного модуля на случай, если корабль был бы запущен на сутки позже, и, соответственно, Солнце стояло бы на Луне выше над горизонтом[11]. После стыковки на обшивке верхней части взлётной ступени лунного модуля были видны следы облетевшей краски. Кусочки и мелкие частицы краски окружали корабль вплоть до момента расстыковки на лунной орбите[25].

Под листом теплоизоляционной алюминиевой фольги толщиной 0,1 мм, от которого отшелушивалась краска, располагались два бака системы ориентации лунного модуля (с окислителем и гелием), а также бак с водой. В ЦУПе в Хьюстоне решили удостовериться, что разрушение краски не вызвано протечками этих баков[26]. Примерно через час после того, как экипаж доложил о проблеме с частицами мусора, он получил инструкцию перейти в лунный модуль для его первичного осмотра. Джон Янг и Чарльз Дьюк открыли переходной туннель и перешли в «Орион». Все системы корабля работали нормально. Никаких утечек в системах основного двигателя или двигателей системы ориентации не было. Через несколько минут астронавты вернулись в командный модуль[27].

На второй день полёта, после подъёма экипажа, «Аполлон-16» находился на расстоянии около 182 000 км от Земли[28]. Астронавты провели эксперимент по электрофорезу полистирола. Его целью была оценка возможностей производства в будущем на долговременных орбитальных станциях высокоочищенных вакцин и лекарственных препаратов[29]. Затем с помощью 2-секундного включения основного двигателя была проведена коррекция траектории полёта. В результате скорость корабля увеличилась на 3,84 м/с[28]. В этот же день Янг и Дьюк снова перешли в лунный модуль для уборки корабля и проверки систем связи. Внутри «Ориона» было чисто, если не считать пары маленьких винтиков, которые проплыли мимо астронавтов и были ими немедленно собраны[27].

В начале третьего дня полёта «Аполлон-16» находился на расстоянии 291 000 км от Земли[30]. Вскоре после подъёма Янг, Маттингли и Дьюк провели первый из двух запланированных экспериментов по наблюдению визуальных вспышек (фосфенов). Он продолжался 66 минут (такой же эксперимент в предыдущем полёте проводил экипаж «Аполлона-15»). Во время эксперимента Чарльз Дьюк надевал специальный шлем с нанесённой на стекло в районе глаз специальной чувствительной эмульсией для прямого измерения космических лучей, вызывающих визуальные вспышки. У Джона Янга глаза были закрыты повязкой, Кен Маттингли фиксировал результаты. Изначально предполагалось, что именно он будет в шлеме в течение всего эксперимента, но, по непонятной причине, он не видел ни одной вспышки. Маттингли стал единственным астронавтом после «Аполлона-11», который не наблюдал вспышек. Всего за 66 минут Янг и Дьюк отметили 70 вспышек. Командир наблюдал в среднем одну каждые 3,6 минуты, а пилот Лунного Модуля — одну каждые 1,3 минуты[31].

Позже Джон Янг и Чарли Дьюк в третий раз перешли в лунный модуль, подключили систему электропитания и проверили все системы. Всё функционировало нормально. Затем астронавты вернулись в командный модуль, надели скафандры без шлемов и перчаток и снова перешли в «Орион», отрепетировав последовательность своих действий в день посадки. Дьюк доложил в Хьюстон, что ему с трудом, и то с помощью Янга, удалось застегнуть молнии своего скафандра. Ощущения, по его словам, были такими, словно скафандр стал теснее, а сам он вырос на несколько сантиметров. Дьюк попросил разрешения немного ослабить шнуровку на ногах скафандра, увеличив их длину. Ответить на это ему пообещали на следующий день. В самом конце этого рабочего дня, в 59 часов 19 минут 45 секунд полётного времени, «Аполлон-16» пересёк воображаемую черту, за которой гравитационное воздействие Луны на него стало больше земного. В этот момент корабль находился на расстоянии 330 902 км от Земли, до Луны оставалось 62 636 км. Его скорость, которая к этому времени упала до 880 м/с, снова начала увеличиваться. В ЦУПе в Хьюстоне все полётные данные были переведены в значения относительно Луны, а не Земли, как было до этого[32].

Выход на орбиту Луны

В начале четвёртого дня полёта экипаж начал подготовку к включению основного двигателя, которое должно было вывести корабль на окололунную орбиту. На расстоянии 20 635 км от Луны была сброшена крышка-дверь, закрывавшая модуль научных приборов (англ. Scientific Instrument Module, SIM)[33]. На 75-м часу полёта «Аполлон-16» скрылся за западным краем лунного диска, связь с кораблём была на время потеряна. В 74 часа 28 минут 27 секунд полётного времени над обратной стороной Луны был включён основной двигатель командно-служебного модуля. Он отработал 6 минут 15,1 секунды. Скорость корабля уменьшилась на 854,6 м/с, он вышел на эллиптическую окололунную орбиту с апоселением 315,6 км и периселением 108 км. Вскоре после этого в Луну врезалась третья ступень (S-IVB) «Аполлон-16». Астронавты не видели этого, район падения находился от них за горизонтом, но удар был зафиксирован сейсмографами, оставленными на Луне предыдущими экспедициями. В ЦУПе в Хьюстоне было объявлено, что Джон Янг стал первым человеком, которому дважды довелось летать по окололунной орбите (до него первым человеком, дважды слетавшим к Луне [на «Аполлоне-8» и «Аполлоне-13»], стал Джеймс Ловелл, но «Аполлон-13» из-за аварии не выходил на орбиту, а только облетел Луну)[34].

В конце второго витка, также над обратной стороной Луны, астронавты осуществили манёвр изменения параметров орбиты. С помощью включения основного двигателя на 24,2 секунды корабль был переведён на орбиту снижения с апоселением 109 км и периселением 19,8 км[35]. Позже Хьюстон посоветовал астронавтам ничего не делать со скафандром Дьюка, если только во время надевания не возникнут действительно серьёзные проблемы, и в ответ на вопрос Янга рекомендовал не использовать пассатижи для застёгивания молний. На 4-м витке у экипажа начался 9-часовой период отдыха.

Ожидание посадки

Утром пятого дня полёта ЦУП в Хьюстоне рекомендовал экипажу попить апельсинового сока из-за слегка пониженного уровня калия в организмах астронавтов и поесть поплотнее, потому что день обещал стать напряжённым. После завтрака, на 10-м витке, астронавты надели скафандры, Янг и Дьюк перешли в лунный модуль и начали готовить его к отстыковке и посадке. Они опережали полётный план на 40 минут. Опоры посадочной ступени лунного модуля были приведены в рабочее состояние (до этого они были сложены)[36]. При проверке систем связи лунного модуля возникла проблема. Управляемая (поворачиваемая) коротковолновая антенна высокого усиления не поворачивалась вокруг вертикальной оси, то есть не работала в режиме рыскания. Астронавты слышали ЦУП хорошо, но в Хьюстоне принимали слабый радиосигнал и с большими помехами. В результате оказалось невозможным передать навигационные данные по радио и напрямую закачать их в компьютер «Ориона». Оператору связи в Хьюстоне пришлось диктовать длинный ряд цифр, а астронавтам записывать их и вручную вводить в компьютер (во время посадки должны были быть доступны большие антенны станции дальней космической связи в Голдстоуне в Калифорнии, что давало возможность использовать ненаправленные антенны лунного модуля). Далее тестирование системы ориентации лунного модуля, состоявшей из двух дублировавших друг друга контуров, выявило опасное повышение давления в одном из них. Имея в виду обе проблемы, Янг заметил, что это худший переплёт из всех, в которые он попадал. По совету с Земли астронавты понизили давление, перекачав часть топлива в топливный бак взлётной ступени, и затем успешно произвели пробное включение двигателей системы ориентации. Перед тем, как ещё состыкованные «Каспер» и «Орион» скрылись за лунным диском, завершая 11-й виток, астронавтам было дано разрешение на расстыковку. Тем временем у Чарльза Дьюка начал подтекать клапан трубочки, соединённой с ёмкостью с жидкостью для питья. Она крепилась изнутри к шейному кольцу скафандра и на этот раз была наполнена апельсиновым соком. Дьюк не мог дотянуться и слизнуть капельки языком и был вынужден наблюдать, как они летают перед глазами, садятся на нос, загрязняют стекло гермошлема. Постепенно в соке вымокли волосы астронавта. Расстыковка состоялась в начале 12-го витка, в 96 часов 13 минут 31 секунду полётного времени. После этого Янг и Дьюк сняли гермошлемы и перчатки[37][38].

Командно-служебный модуль «Каспер» вскоре после расстыковки на фоне лунной поверхности Лунный модуль «Орион» после расстыковки «Каспер» и Земля над лунным горизонтом, снятые из «Ориона» «Орион» в ожидании посадки. В левом нижнем углу — поверхность Луны

На 12-м витке, во время пролёта над видимой стороной Луны Маттингли готовил командно-служебный модуль «Каспер» к переводу на круговую орбиту с помощью включения основного двигателя, а Янг и Дьюк на борту «Ориона» продолжили подготовку к посадке, которая должна была состояться на следующем, 13-м витке. Однако, когда корабли в очередной раз показались из-за восточного края диска Луны и вошли в зону радиовидимости, астронавты доложили, что двигатель «Каспера» не был включён. Маттингли сообщил о неполадках в резервной системе управления отклонением основного двигателя на кардане (системе управления вектором тяги). Включение электромоторов кардана резервной системы приводило к сильной вибрации всего корабля. При этом стрелка одного из индикаторов колебалась. Это означало, что двигатель не зафиксировался в карданном подвесе и качается относительно оси рыскания. Всего за неделю до старта «Аполлона-16» полётные правила были изменены. Теперь они гласили, что для включения маршевого двигателя должны быть исправны обе системы управления, и основная, и резервная. Посадка была отложена и вообще оказалась под вопросом. До тех пор, пока лунный модуль ещё не сел на Луну и не израсходовал топливо, он мог сыграть роль спасательной шлюпки, как было с «Аполлоном-13». После посадки, в случае отказа маршевого двигателя командно-служебного модуля, возвращение на Землю стало бы невозможным. У Центра управления полётами в запасе было пять витков (10 часов) для принятия решения о возможности посадки или о немедленном возвращении на Землю (после пяти витков плоскости орбит кораблей сместились бы слишком далеко в сторону от запланированного района прилунения)[39]. Кораблям, уже удалившимся более чем на 2 км друг от друга, был отдан приказ снова сблизиться до расстояния 150 м и продолжать полёт строем. Десятки специалистов в ЦУПе, а также на заводе корпорации North American Rockwell в Дауни (Калифорния), где производились командно-служебные модули, и в Массачусетском технологическом институте занялись поиском выхода из критической ситуации. Проведённые на Земле испытания на аналогичных двигательных установках, их анализ и расчёты показали, что, скорее всего, произошёл обрыв электрической цепи в контуре обратной связи системы управления сервоприводами отклонения двигателя на кардане. В результате был сделан вывод, что основной двигатель «Каспера» можно использовать, а посадку не отменять. К большому облегчению всего экипажа, управляемый спуск решено было начать на 16-м витке, на 5 часов 42 минуты позже, чем было по плану. Из-за этой задержки торможение и спуск с орбиты должны были начаться на самой большой высоте по сравнению со всеми предшествовавшими миссиями — 20,1 км — и в точке, лежащей на 4,8 км южнее первоначально запланированной трассы орбиты. Это означало, что на зависание у поверхности Луны на завершающей стадии посадки останется меньше времени, поскольку дополнительное топливо придётся потратить на отрезке торможения для перемещения «Ориона» к северу. К тому же во время ожидания разрешения на посадку в топливных баках лунного модуля вновь до опасного предела возросло давление, и Янгу и Дьюку пришлось включать двигатели системы ориентации, чтобы его понизить, израсходовав немного топлива[11][20][40].

На 15-м витке Кен Маттингли снова отвёл «Каспер» от «Ориона» и вскоре после этого, на 5 секунд включив маршевый двигатель, совершил необходимый манёвр и перевёл корабль на более высокую орбиту 98 км на 125,6 км[41].

Посадка

Незадолго до начала управляемого спуска с орбиты Джон Янг и Чарльз Дьюк, по совету ЦУПа, повернули лунный модуль на 20° вправо в плоскости рыскания (вокруг вертикальной оси), чтобы ненаправленная антенна «Ориона» смотрела на Землю. Это улучшило качество радиосигнала и позволило автоматически обновить навигационные данные в бортовом компьютере корабля. Двигатель посадочной ступени лунного модуля был включён в 104 часа 17 минут 25 секунд полётного времени. На высоте около 15 000 м посадочный радар «Ориона» захватил лунную поверхность. На высоте около 6000 м Джон Янг, вытянув шею, смог разглядеть детали поверхности вблизи запланированного района посадки: западный склон горы Стоун Маунтин (англ. Stone Mountain) и кратер Южный Луч (англ. South Ray Crater). Было очевидно, что лунный модуль почти идеально нацелен внутрь посадочного эллипса. С высоты примерно 4000 м Янгу был виден уже весь район посадки. После поворота «Ориона» по тангажу вперёд, в вертикальное положение на высоте 2200 м стало ясно, что без дополнительных коррекций траектории лунный модуль сядет примерно на 600 м севернее и 400 м западнее выбранной заранее точки посадки. Начиная с высоты 1200 м, Янг с помощью рукоятки манипулятора сделал в общей сложности 10 коррекций курса. Дьюк, на мгновение отвлёкшись от приборов и осмотрев окрестности кратера Северный Луч (командиру они не были видны), сказал Янгу, что, похоже, они смогут до него доехать, там не очень много больших камней[комм. 1][42][43]. На высоте около 140 метров Дьюк в свой правый иллюминатор первым увидел тень от «Ориона». Когда до лунной поверхности оставалось около 90 метров, Янг перешёл на ручное управление, вскоре повернул корабль вправо и тоже увидел тень. Это позволило лучше оценивать расстояние до поверхности, скорость снижения и размеры кратеров. С этого момента командир смотрел только в иллюминатор, а Дьюк диктовал показания приборов. Янг поддерживал очень медленное перемещение лунного модуля вперёд и гасил вертикальную скорость. Она быстро была уменьшена с 3,35 м/с до 1,5 м/с. Первые следы пыли появились на высоте около 25 м. Дальше её становилось всё больше, но, несмотря на это, кратеры и валуны на поверхности были всё равно видны. Перед самой посадкой Янгу пришлось облететь небольшой кратер диаметром 15 м. На высоте около 6 м он перевёл «Орион» в режим зависания и переместил его вперёд и вправо, после чего выровнял и начал сажать. Двигатель был выключен примерно через 1 секунду после сигнала «контакт». Около метра лунный модуль падал со скоростью примерно 0,5 м/с. В 104 часа 29 минут 35 секунд полётного времени (02:23:35 UTC 21 апреля) он встал на грунт с наклоном 2,5° назад в 210 м к северу и в 60 м к западу от расчётной точки. Янг доложил в ЦУП: «Нам не придётся далеко ходить за камнями, Хьюстон, мы среди них». «Орион» оказался на ровной площадке. Если бы он сел со смещением на 25 м в любую сторону от этого места, он оказался бы на склоне крутизной 10°. Задняя опора посадочной ступени лунного модуля встала всего в трёх метрах от кромки кратера, который астронавты перелетели[20][41][42][44].

После посадки

Сразу после посадки астронавты привели взлётную ступень «Ориона» в полную готовность к экстренному взлёту с Луны на случай, если лунный модуль получил какие-либо повреждения. Специалисты в Хьюстоне тем временем проверяли поступавшую от всех систем телеметрическую информацию. Окончательное разрешение остаться на Луне ЦУП дал примерно через 13 минут после посадки. Затем были приняты меры по снижению потребления электроэнергии. Шестичасовое опоздание с посадкой привело к расходованию дополнительных 200 ампер-часов (суммарная ёмкость пяти батарей электропитания посадочной ступени лунного модуля составляла около 2025 ампер-часов). Были отключены: неисправная антенна высокого усиления, дисплей компьютера и таймер полётного времени. У астронавтов остались только наручные часы, которые показывали Центральноамериканское время (местное время Хьюстона), но не полётное время, по которому был расписан весь полётный план[45].

Часть панорамы, снятой из кабины «Ориона» вскоре после посадки. На этом снимке, сделанном через левый иллюминатор, — гора Стоун Маунтин (на переднем плане — сопло двигателя системы ориентации) Местность правее горы Стоун Маунтин. Светлая полоса в центре — выброс породы от метеоритного удара вокруг кратера Южный Луч Вид из правого иллюминатора, открывавшийся Чарли Дьюку Часть 15-метрового кратера, который Янгу пришлось перелететь перед посадкой

Задержка с посадкой потребовала корректировки планов и графика миссии. ЦУП сообщил Янгу и Дьюку, что вместо выхода на поверхность, который планировался сразу после прилунения, им надлежит готовиться ко сну. Для астронавтов это не стало неожиданностью. Они сами первыми предложили такой вариант, когда ещё находились на орбите в ожидании (правда, тогда они были почти уверены, что посадку вообще отменят, а полёт прервут). Что касается первой прогулки, то больших изменений Хьюстон не планировал. Из-за режима энергосбережения решено было только не включать телекамеру лунного модуля, когда астронавты будут спускаться на поверхность и выгружать «Лунный Ровер». Трансляция должна была начаться после того, как будут развёрнуты антенны и включена телекамера луномобиля[45]. В оставшееся до сна время Янг и Дьюк, сняв скафандры, давали специалистам в Хьюстоне подробные геологические описания окружавшей их местности, после чего поужинали и улеглись в свои гамаки — командир вверху, головой к задней стенке кабины, пилот ниже, перпендикулярно Янгу, головой к правой стенке. Оба астронавта находились в состоянии сильного эмоционального возбуждения. Чтобы заснуть, Дьюку пришлось принимать снотворное[46].

Первый день на Луне

Выход на поверхность

На шестой день миссии после завтрака Янг и Дьюк начали подготовку к первому выходу на поверхность. Хьюстон попросил Дьюка промыть гермошлем водой от остатков апельсинового сока и как следует его вытереть, прежде чем нанести на стекло средство от запотевания. По поводу этой просьбы Янг, размышляя вслух и забыв, что микрофон включён, сказал: «Кретины, мы могли это сделать вчера!» (англ. We could've done it last night, you assholes!). Оператор связи сразу же напомнил ему о включённом микрофоне. Затем Дьюк вновь испытал затруднения с надеванием скафандра. Он никак не мог застегнуть молнию. Проблему удалось решить только с помощью Янга. Дьюку пришлось также прочищать и продувать свои микрофоны от накопившегося в них апельсинового сока, иначе в ЦУПе его плохо слышали[47].

Проверив герметичность скафандров, астронавты начали разгерметизацию кабины. Чтобы следить за временем, прошедшим от начала 1-й внекорабельной деятельности (ВКД), Янг и Дьюк одновременно включили таймеры своих наручных часов Omega Speedmaster Professional (англ.)[47]. Джон Янг открыл люк, выбрался на площадку над лестницей и выбросил мешок с мусором. Дьюк включил 16-мм кинокамеру в кабине лунного модуля, Янг с помощью троса с крючком опустил на лунную поверхность чемоданчик с фотокамерами и начал спускаться по лестнице. Шагнув с тарелки опоры «Ориона» в лунную пыль, он сказал[48]:

А вот и ты, загадочный и неизвестный Декарт. Горные равнины. Аполлон-16 изменит представления о тебе. Я очень рад, что Братца Кролика бросили сюда, в его родной терновый куст[комм. 2]

Янг убрал мешок с мусором под сопло двигателя посадочной ступени, нагнулся и подобрал лунный камешек, чтобы проверить, насколько легко это у него получится. Затем он осмотрел опоры лунного модуля и доложил в Хьюстон, что все три щупа сломаны ровно, то есть «Орион» садился строго вертикально в последние секунды посадки. Вскоре по лестнице стал спускаться и Дьюк. Он отметил, что Янг едва не посадил лунный модуль на большой, 50 см в поперечнике, камень, который лежал рядом с одной из опор. Янг порекомендовал ему лучше полюбоваться на «дыру», 25-метровый кратер сразу позади «Ориона», в который они едва не угодили. Сделав первый шаг и обращаясь к оператору связи в ЦУПе, Дьюк произнёс: «Фантастически! О, этот первый шаг на лунной поверхности восхитителен, Тони! Мы оставляем следы около 1 см глубиной, не поднимая много пыли»[48]. Дьюк стал десятым и самым молодым человеком, ступившим на Луну. На тот момент ему было 36.

Выгрузка «Ровера»

Первоочередной задачей астронавтов была выгрузка «Лунного Ровера». Всё прошло нормально, но пробная поездка показала, что стрелки индикаторов ампер-часов и напряжения батареи № 2 лежали на нуле и не работал рулевой привод задних колёс. На послеполётном опросе Янг говорил, что заднее рулевое управление его не очень беспокоило. Он его и не планировал использовать. А если бы из строя вышли и переднее, и заднее рулевое управление, план был таким: ехать по прямой пока это возможно, а потом менять направление, вручную поворачивая «Ровер». И так столько раз, сколько потребуется. Всё равно это было лучше, чем идти пешком[49]. Затем Янг выгрузил и установил в тени лунного модуля ультрафиолетовую фотокамеру/спектрометр, а также разместил в тарелке опоры «Ориона» детектор космических лучей. Дьюк поставил на «Лунный Ровер» лунный передатчик информации (англ. Lunar Communications Relay Unit — LCRU), устройство управления телевизионной камерой по командам с Земли, саму телекамеру и две антенны. Качество радиосвязи с астронавтами сразу улучшилось, и вскоре на Земле получили телевизионную картинку с Луны[50].

Далее Джон Янг собрал и установил флаг США, а Чарльз Дьюк тем временем выгрузил из лунного модуля комплект научных приборов ALSEP (англ. Apollo Lunar Surface Experiments Package). Выгрузив, он запустил вдаль ручки для переноски двух пакетов ALSEP, сообщив в Хьюстон, что он теперь будет выступать на Олимпийских играх в метании молота, потому что ручки улетели метров на 200, образовав при падении кратеры. У Янга, когда он расправлял флаг, разъединились верхняя и нижняя секции флагштока, и флаг чуть не упал. На послеполётном опросе астронавт говорил, что телекамера «Ровера» была нацелена на него, и он очень боялся извалять флаг в лунной пыли и, не дай бог, наступить на него. В итоге он установил флаг рядом с большим камнем. Дьюк поспешил к нему, чтобы запечатлеть всё на фото. Он попросил Янга показать, как отдают большое военно-морское воинское приветствие. Янг дважды высоко прыгнул и отсалютовал флагу в прыжке. Первый раз он выпрыгнул на 42 см вверх, второй раз — на 34 см. Потом астронавты поменялись местами. «Я бы хотел увидеть воинское приветствие военно-воздушных сил, Чарли, но я не думаю, что там это делают», — сказал Янг. Дьюк ответил: «Да, сэр, мы делаем». И, в свою очередь, отсалютовал флагу, но стоя на месте. Янг тоже сделал два снимка[51].

Посадочная ступень «Ориона» на краю 15-метрового кратера. Низкое закатное Солнце светит с запада (слева). Снимок сделан КА Lunar Reconnaissance Orbiter в июле 2009 года Лунный модуль «Орион» и «Лунный Ровер». За «Ровером», в отдалении виден Джон Янг Джон Янг салютует флагу США в прыжке. Чарли Дьюк его фотографирует. Снято телекамерой «Лунного Ровера» Джон Янг салютует флагу. Снято Дьюком. На заднем плане — гора Стоун Маунтин

Установка научных приборов ALSEP

Далее по плану нужно было установить приборы комплекта ALSEP. Для транспортировки они были упакованы в два пакета, похожих на коробки. Янг соединил их специальной перекладиной для удобства переноски, а Дьюку предстояло всё это отнести примерно на 100 метров к западу от лунного модуля. Во время переноски частота пульса у Дьюка достигла 160 ударов в минуту. Когда он прошёл всего около 20 метров, правый пакет сорвался с перекладины, упал в лунную пыль и скатился в неглубокий кратер. Дьюк качнулся влево, чтобы сохранить равновесие и удержать вторую коробку. Он отряхнул упавший пакет от пыли и снова закрепил на перекладине. Позднее он признавался, что в тот момент думал, что разбил все приборы. Но, как оказалось, ничто не сломалось. Единственная относительно ровная площадка нашлась примерно в 90 метрах к юго-западу от «Ориона». Когда Янг снова включил «Ровер», чтобы поехать к Дьюку, на место размещения приборов ALSEP, индикаторы батареи № 2 и рулевой привод задних колёс неожиданно заработали[52].

Комплект ALSEP «Аполлон-16» состоял из приборов для четырёх экспериментов: прибора для изучения тепловых потоков в лунном грунте, магнитометра, пассивного сейсмометра и оборудования для активного сейсмического эксперимента[53]. Пока Янг устанавливал пассивный сейсмометр, Дьюк дрелью пробурил в грунте два глубоких отверстия и разместил прибор для изучения тепловых потоков. Учёные на Земле очень ждали результатов работы этого прибора. В предыдущей экспедиции «Аполлон-15» Дэвид Скотт из-за неудачного дизайна свёрл не смог пробурить отверстия для такого же прибора на необходимую глубину. Температуры грунта в месте посадки «Аполлон-15» оказались больше, чем ожидали специалисты. Нужен был ещё один прибор для сравнения. Когда Янг начал размещать миномёт для активного сейсмического эксперимента, он случайно задел ногой один из кабелей и оборвал его у самого основания. Прибор для изучения тепловых потоков в лунном грунте вышел из строя[54].

Дьюк салютует флагу Ультрафиолетовая камера/спектрометр. За ней в тени — Чарли Дьюк Дьюк переносит приборы ALSEP к месту установки и роняет правый пакет. На переднем плане Янг работает с ультрафиолетовой камерой

Далее Дьюк приступил к бурению отверстия для забора глубокой пробы грунта. Ему нужно было пробурить на глубину четырёх секций пробы, каждая из которых имела длину 60 см. Дьюк пробурил на глубину 2 м 24 см и затем извлёк глубокую пробу с помощью специального домкрата, который был разработан с учётом уроков миссии «Аполлон-15». Янг тем временем установил магнитометр, сориентировал и активировал центральную станцию ALSEP[55]. Затем оба астронавта протянули кабель с тремя геофонами (англ.) для активного сейсмического эксперимента. Первый геофон был установлен на расстоянии 3,5 м от центральной станции, второй на 45 м дальше, и третий ещё через 45 м. Кабель нужно было уложить строго по прямой линии. Поэтому Янг заранее, ещё до размещения других приборов ALSEP, проехал на «Ровере» 100 метров по прямой. Кабель уложили параллельно следам луномобиля.

«Лунный Ровер» у места размещения научных приборов ALSEP. Справа в центре — дрель. Слева — контейнер со свёрлами Джон Янг с пакетом для образцов грунта у приборов ALSEP. Справа от него — дрель, прибор для изучения тепловых потоков в грунте, радиоизотопный термоэлектрический генератор (чёрного цвета) и на самом краю снимка — центральная станция ALSEP. Слева — подставка со свёрлами для дрели, а за ней — магнитометр Центральная станция ALSEP и оборванный у самого основания кабель прибора для изучения тепловых потоков в лунном грунте На переднем плане — миномёт для активного сейсмического эксперимента

Затем Янг, продвигаясь вдоль кабеля, по очереди, примерно через каждые 4,5 м, подорвал 19 небольших зарядов из 21, которые состояли из стандартных взрывателей, использовавшихся в «Аполлонах» (два не были подорваны специально по просьбе из ЦУПа). Эти заряды располагались на специальной плате на конце длинной трости, которая называлась «колотушка» (англ. thumper). Перед каждым подрывом оба астронавта на 10 секунд замирали неподвижно, чтобы затухли колебания грунта от их шагов. 23 мая 1972 года, почти через месяц после того, как астронавты уже покинут Луну, из миномёта, по команде с Земли, будут выпущены три из четырёх гранат. Последней, четвёртой гранатой предполагалось выстрелить дальше всего, на 1500 м. Но от этого отказались, поскольку миномёт либо слишком сильно накренился, либо вышел из строя датчик его наклона (Янг при развёртывании установил миномёт на три опоры из четырёх, последняя не раскрылась). Этот эксперимент даст учёным информацию о подповерхностной структуре реголита и о скорости распространения звука в нём[56].

Протянутый геофонный кабель. В самом центре снимка виден Джон Янг на дальнем конце кабеля (верхняя часть туловища, нижняя скрыта неровностью рельефа). На переднем плане ненужные детали упаковки приборов ALSEP Магнитометр. В правой части снимка виден Джон Янг вдали, у геофонного кабеля Магнитометр, на заднем плане — центральная станция ALSEP и радиоизотопный термоэлектрический генератор. Джон Янг делает подрыв последнего заряда Детектор космических лучей на опоре лунного модуля

После установки всех научных приборов Янг и Дьюк собрали здесь же несколько геологических образцов.

Первая поездка на «Ровере»

Примерно через четыре часа после начала первого выхода на поверхность Луны астронавты отправились в первую поездку на «Ровере». Им предстояло ехать прямо на запад (в противоположную от солнца сторону), к кратеру Плам (англ. Plum) диаметром около 40 метров, расположенному на кромке кратера Флэг (англ. Flag), 290 метров в поперечнике. На послеполётном опросе Янг рассказывал, что ехать на запад, по солнцу, было очень сложно. Все детали рельефа в этом направлении были размыты. Большие камни и валуны были видны, но кратеры и ступеньки совершенно неразличимы. И он боялся ехать быстрее 4—5 км/ч[57].

Карта трёх поездок Янга и Дьюка Янг ногами разгрёб поверхностный слой серого реголита, под которым виден белый грунт Янг готовится молотком отколоть кусок от валуна на краю кратера Плам Чарли Дьюк у кратера Плам

До первой геологической остановки (англ. Station 1) у кратера Плам Янг и Дьюк проехали ровно 2 км, по прямой до лунного модуля от того места было 1,4 км. Пока астронавты собирали образцы лунного грунта, в Хьюстоне заметили, что Дьюк расходует воду, предназначенную для охлаждения скафандра гораздо быстрее, чем Янг. И хотя он сказал, что система охлаждения работает отлично, ему посоветовали переключить ранец портативной системы жизнеобеспечения (англ.) с основного водяного бака на дополнительный (всего за время первого выхода на поверхность Луны Дьюк израсходует 5,27 л воды, к концу 1-й ВКД у него в ранце останется всего 0,19 литра. Янг израсходует 4,12 литра. В последующих ВКД расход воды у Дьюка будет постепенно уменьшаться)[58]. Работая у кратера Плам, Дьюк заметил, что под тонким слоем серого реголита, глубже 1 см, лежит грунт белого цвета. Он прокопал несколько небольших канавок, и астронавты собрали несколько пакетов белого грунта. Янг молотком отколол кусок от большого валуна, и под занавес работы в этом месте Хьюстон попросил астронавтов подобрать большой камень, лежавший недалеко от «Ровера». Янг и Дьюк предупредили ЦУП, что камень имеет размеры футбольного мяча и потянет не менее чем на 9 кг, но получили подтверждение забрать его с собой. Его подобрал Чарли Дьюк, закатив одной рукой по правой ноге. Позднее эта брекчия была названа «Большой Мюли» в честь главного геолога-исследователя миссии Билла Мюльбергера. «Большой Мюли», массой 11,7 кг (размеры 28 х 18 х 16 см)[59], превзошёл «Великого Скотта» (9,6 кг), подобранного командиром «Аполлона-15» Дэвидом Скоттом на краю каньона Хэдли Рилл, и «Большую Берту» (9,0 кг), привезённую экипажем «Аполлона-14». Он стал самым массивным камнем из всех, доставленных с Луны «Аполлонами» (самым большим образцом, добытым астронавтами «Аполлона-17», стал камень массой 8,1 кг)[58].

«Большой Мюли» в Лунной приёмной лаборатории на Земле. Условия освещения приближены к лунным Район первой поездки Янга и Дьюка, снятый с орбиты картографирующей камерой командно-служебного модуля. Слева — кратер Флэг и кратер Плам на его юго-восточной кромке. Правее — кратер Хафвей (англ. Halfway), ещё правее — кратер Buster. В центре — кратер Спук. Справа — лунный модуль (LM) Кратер Buster (90 м в диаметре) «Гран-при». Фрагмент демонстрационного заезда Янга на «Ровере»

От кратера Плам астронавты поехали назад. Они уже отставали от графика на 24 минуты. Поэтому следующую остановку (англ. Station 2) у кратера Спук (англ. Spook), учитывая проблему с потреблением воды у Дьюка, решено было сократить. Ехать обратно против слепящего солнца было тоже сложно, хотя кратеры были видны гораздо лучше. Янг ехал по следам «Ровера», и на отдельных участках скорость достигала 11 км/ч. Вскоре они остановились посередине между кратерами англ. Buster и Спук. Всего они проехали 2,8 км, до лунного модуля по прямой оставалось 0,8 км[60]. Дьюк снял на фото несколько панорам и в одиночку собрал несколько образцов камней и грунта, а Янг сделал замеры с помощью портативного магнитометра[61].

После возвращения к лунному модулю, недалеко от места размещения приборов ALSEP, астронавты по плану устроили так называемый гран-при. Янг совершил демонстрационную поездку на «Ровере», выполняя заранее оговорённые на Земле манёвры, а Дьюк заснял всё это на 16-мм кинокамеру (в предыдущей экспедиции «Аполлона-15» из-за поломки кинокамеры Скотт и Ирвин не смогли выполнить этот пункт программы). Первый дубль получился продолжительностью 1 минута 5 секунд. Астронавты сняли ещё один такой же дубль. Собрав секции глубокой пробы грунта, Дьюк пешком вернулся к лунному модулю, упаковал секции в контейнер и разместил экран ловушки солнечного ветра. Янг тем временем поставил миномёт на боевой взвод[62]. Астронавты, насколько это было возможно, почистили друг друга щёткой от лунной пыли и загрузили в кабину лунного модуля контейнер с собранными геологическими образцами, секции глубокой пробы грунта, чемоданчик с фотокамерами и отснятой плёнкой. «Большой Мюли», не поместившийся в контейнер, решено было пока оставить снаружи. Первым в кабину «Ориона» поднялся Дьюк, за ним — Янг[63]. Первая ВКД продолжалась 7 часов 11 минут 2 секунды. Астронавты проехали на «Ровере» 4,2 км. Луномобиль находился в движении в общей сложности 43 минуты и стоял на всех остановках (включая район ALSEP) 3 часа 39 минут. Было собрано 29,9 кг образцов лунного грунта[8].

После ВКД

Несмотря на старания астронавтов, они всё равно занесли на скафандрах в кабину очень много лунной «грязи», которая пахла, как порох. У Дьюка очень болели пальцы рук (из-за постоянного сопротивления давлению в скафандре), он даже попросил Янга помочь снять перчатки. А Янгу очень хотелось пить. За всю прогулку он, в отличие от Дьюка, не смог сделать ни одного глотка воды, ёмкость с нею сместилась далеко влево на шейном кольце, и он не мог достать губами до трубочки. Астронавты заправили ранцы портативной системы жизнеобеспечения водой и кислородом[64] и ответили на вопросы специалистов, большая часть которых касалась геологической специфики района прилунения. После этого у Янга не отключился микрофон (видимо, залипла кнопка отключения), и на Земле услышали, как он жалуется Дьюку, что постоянно пукает, потому что и за 20 лет не употребил столько цитрусовых, включая апельсиновый сок, сколько в одном этом полёте[комм. 3]. Из ЦУПа напомнили о микрофоне. Начальник отряда астронавтов Дик Слейтон, занявший на время место оператора связи, сообщил Янгу и Дьюку, что вторая ВКД на следующий день будет продолжаться тоже около семи часов, а третья в последний день — около пяти. Общее время пребывания на Луне, по оценкам Хьюстона, должно было составить около 71 часа. Янг ещё раз выразил сожаление по поводу оборванного кабеля эксперимента по изучению тепловых потоков в грунте. Слейтон отметил, что группа специалистов пытается придумать способ его починить, но добавил, что, по его собственному мнению, из этого вряд ли что-то получится и не стоит на это тратить время. После этого ЦУП пожелал астронавтам крепкого сна[65].

Второй день на Луне

Поездка к горе Стоун Маунтин

На седьмой день миссии, 22 апреля, астронавтам предстояла поездка в южном направлении, в район кратера Южный Луч и подъём по склону горы Стоун Маунтин к группе из пяти небольших кратеров Синко (исп. cinco — «пять»). За завтраком Янг и Дьюк обсудили с ЦУПом детали второй ВКД. По мнению Хьюстона, она должна была пройти в основном в соответствии с первоначальными планами. Решено было только сократить одну из запланированных геологических остановок, с тем чтобы астронавты могли больше времени уделить сбору образцов вблизи лунного модуля. Что делать с оборванным кабелем прибора для изучения тепловых потоков в лунном грунте, ещё не было ясно. Эксперименты с его починкой на Земле продолжались, и главным действующим лицом в них был командир дублирующего экипажа Фред Хейз, работавший в скафандре под давлением[66].

Сразу после начала второй ВКД Янг, по просьбе Хьюстона, переместил ультрафиолетовую фотокамеру ближе к лунному модулю, поскольку тень, которую отбрасывал «Орион», стала короче, а лучи поднимавшегося Солнца уже попадали на корпус камеры. Дьюк тем временем включил телекамеру «Лунного Ровера»[59]. До первой геологической остановки (англ. Station 4) во второй поездке астронавты, как и планировалось, добрались примерно за 38 минут. Во время поездки Маттингли, пролетавший на высоте 111 км над местом посадки, доложил, что видел маленькую вспышку отражённого солнечного света. Вероятно, это был солнечный зайчик от зеркал электробатарей «Лунного Ровера». Это был единственный знак присутствия его коллег на поверхности, который он видел за всё время[38]. Проехав 5,2 км, Янг и Дьюк остановились у кромки кратера Синко B, всего в 80 метрах от кратера Синко А, самого крупного из группы кратеров Синко. Его не было видно из-за неровностей рельефа. Расстояние до лунного модуля по прямой составляло 4,1 км[67]. В это время в ЦУПе было принято окончательное решение не предпринимать попыток починить кабель прибора по изучению тепловых потоков в грунте[68].

Лунный модуль «Орион» вдали (слева внизу). Видна скала House Rock, огромный валун на краю кратера Северный Луч (чуть выше и правее центрального перекрестия). Снимок сделан Чарли Дьюком со Station 4 на камеру с 500-мм объективом Чарли Дьюк у «Лунного Ровера» Джон Янг у «Ровера» на склоне горы Стоун Маунтин (Station 4) Джон Янг и Чарли Дьюк (внизу тень от его гермошлема) перед сбором первого образца на Station 6

В этом месте астронавты находились на высоте 175 м от подножия горы Стоун Маунтин и на 130 м выше уровня лунного модуля[68] (выше, чем в других миссиях «Аполлонов»)[38]. Главной задачей здесь было найти первичный кратер, на кромке которого можно было бы собрать образцы подстилающей породы самой горы Стоун Маунтин, то есть образцы геологической формации Декарта, а не породу формации Кэйли, выброшенную из кратера Южный Луч[68].

После 54-минутной работы у кратера Синко B Янг и Дьюк поехали вниз по следам «Ровера» и примерно через 500 метров сделали следующую остановку (Station 5) у кратера 20 м в поперечнике. Здесь Янг нашёл первый кристаллический камень, до этого попадались только брекчии. Из ЦУПа предложили назвать его «Великим Янгом» по аналогии с «Великим Скоттом» (9,6 кг), которого командир «Аполлон-15» Дэвид Скотт нашёл на краю каньона Хэдли Рилл. «Да ладно вам», — ответил Янг. А Дьюк добавил, что камень не очень большой, но славный[69].

Очередную остановку (англ. Station 6) астронавты сделали у 10-метрового кратера у подножия горы Стоун Маунтин, где геологи надеялись получить образцы формации Кэйли. Общее расстояние, покрытое от начала поездки до этого места, составило 6,7 км, до лунного модуля по прямой оставалось 3,1 км. Реголит там был гораздо более плотным, Янг и Дьюк не утопали в нём так, как вверху, на склоне. Астронавты работали на этой остановке около 20 минут и собрали несколько камней и мешочек белого грунта, который небольшим пятном лежал прямо на поверхности, на краю кратера. Кроме того, Дьюк молотком отколол два куска от большого валуна[70].

Джон Янг на Station 6 перед забором белого грунта Белый грунт на Station 6 Чарли Дьюк отколол молотком кусок валуна (Station 6)

Следующую запланированную остановку (англ. Station 7) для экономии времени решено было отменить. Теперь астронавтам нужно было проехать около 800 м в западном направлении и остановиться (англ. Station 8) для забора геологических образцов посреди одного из лучей выбросов из кратера Южный Луч. Ехать пришлось поперёк склона. Дьюк на правом сидении оказался внизу, и на склоне, крутизна которого достигала 10—15°, ему временами казалось, что он может вывалиться из «Ровера». Уже на подъезде к намеченному месту луномобиль на подъёме заметно замедлился. Оказалось, что не работает двигатель одного из задних колёс, амперметр показывал «0». Вскоре астронавты остановились у россыпи больших валунов, некоторые из них достигали 2—3 м в поперечнике. Общий пробег «Ровера» от начала второй поездки составил 7,9 км, до лунного модуля по прямой оставалось 2,9 км. Янг в переговорах с ЦУПом предположил, что причиной отказа двигателя могло стать повреждение одного из электрокабелей: по пути «Ровер» дважды подпрыгивал и ударялся днищем о камни[71].

Чарли Дьюк забивает молотком трубку-пробоотборник на Station 8, роняет молоток, делает несколько безуспешных попыток его поднять и, наконец, поднимает с помощью клещей-граблей на длинной рукоятке Фрагмент, отколотый от белого валуна на Station 8. Снимок сделан на Земле в Лунной приёмной лаборатории Третий валун, который Янг и Дьюк не смогли перевернуть на Station 8. На заднем плане Джон Янг. Молоток в его подколенном кармане. На переднем плане — совок в роли гномона

На Station 8 Янг начал собирать мелкие камешки с помощью специальных грабель, а Дьюк должен был взять керн реголита двойной трубкой-пробоотборником. Ему удалось заглубить только одну секцию, дальше пробоотборник не забивался даже молотком, видимо, упёрся в камень. Молоток вырвался из руки Дьюка и ударил по левой лодыжке. После полёта астронавт признавался, что молоток всё время норовил вырваться. Чтобы этого не происходило, его рукоятку нужно было очень сильно сжимать, поэтому после каждых трёх-четырёх ударов приходилось давать руке небольшой отдых. Четыре попытки поднять молоток оказались неудачными. Пришлось прибегнуть к помощи специальных грабель-щипцов. Дьюк вынул трубку-пробоотборник, вытряхнул содержимое и заглубил её в другом месте. Для этого потребовалось более полусотни ударов молотком. Янг предложил ЦУПу немного проехать до расположенных рядом валунов и по пути поэкспериментировать с «Ровером». Меняя по подсказке с Земли конфигурацию системы распределения мощности, он обнаружил неправильно включённый тумблер. Двигатель заднего колеса снова заработал. Астронавты хотели перевернуть один из валунов, чтобы взять пробу грунта из-под него, но отказались от этой идеи. Валун был слишком большим, 1×1,5 м. Они откололи от него кусок размером с кулак и взяли грунт рядом с валуном. Затем они откололи три куска от другого камня, который оказался полевым шпатом. Хьюстон попросил перевернуть его. Но, хотя он был меньше первого (0,5 х 0,5 х 0,75 м), у Янга и Дьюка тоже ничего не получилось. Несколько попыток перевернуть ещё один 1,5-метровый валун также оказались неудачными. Его основание отрывалось от реголита всего на 1—2 см. Контейнеры для образцов, которые крепились сбоку к ранцам системы жизнеобеспечения, у обоих астронавтов уже были заполнены до отказа. Мешочки с образцами из них начали вываливаться, и их приходилось подбирать. Янг и Дьюк заменили контейнеры на новые. Из ЦУПа им передали, что вторая ВКД может быть немного продлена. После замены контейнеров Янг задел молотком, торчавшим из кармана, удлинитель крыла заднего правого колеса. Удлинитель оторвался. Такое у астронавтов случалось пару раз во время тренировок на Земле. Поэтому они не придали значения этому инциденту и оставили отломанный удлинитель крыла на месте. На замену контейнеров было потрачено почти 9 минут, а всего на Station 8 астронавты находились уже целый час. Хьюстон дал указание отправляться дальше[72][73].

Следующую остановку (англ. Station 9) было запланировано сделать поближе к лунному модулю, на расстоянии примерно 2 км от него, между двумя лучами выбросов из кратера Южный Луч. Нужно было найти место без россыпей валунов и камней, но желательно с одним отдельно лежащим валуном и поставить эксперимент «чистого реголита». Янг должен был со стороны, в которой находился лунный модуль, тихонько подкрасться к валуну, чтобы не очень пылить, и, осторожно нагнувшись через него, специальным приспособлением с двумя разными бархотками взять тончайший поверхностный слой лунной пыли с «чистой» стороны валуна. Первой бархоткой слой пыли толщиной 100 микрометров (0,1 мм), второй — 1 мм[74]. Проехав несколько сотен метров, астронавты нашли подходящее место. Это был неглубокий кратер с одиноким валуном на склоне, противоположном от «Ориона», до которого оставалось 2,6 км. Янг остановил «Ровер» поодаль от валуна в маленьком кратере. Дьюку было сложно вылезти, и, вылезая, он упал, но смог самостоятельно подняться. Всего от начала второй поездки астронавты покрыли расстояние в 8,7 км[73][75].

Снимок валуна после забора пыли на Station 9. Справа — Джон Янг Тот же валун крупно. Отпечаток одной из бархоток рядом с тенью. Второй отпечаток не виден в тени Валун после того, как Янг его перевернул «Орион», снятый Дьюком в конце второй поездки. Вид с юга на север. На заднем плане — гора Смоки. На переднем — телекамера «Лунного Ровера»

Янг подкрался к валуну очень медленно и осторожно. Этот процесс в ЦУПе не увидели, потому что оператор дистанционного управления телекамерой не понял подсказки Дьюка и стал делать панораму в другую сторону. Он нашёл Янга, только когда тот уже взял первый образец пыли, закрыл и снял с рукоятки первую бархотку. «Первая великая лунная охота на валуна, и мы её пропустили», — посетовал оператор связи в Хьюстоне. Дьюк изобразил на камеру, как командир подкрадывался. А Янг доложил, что этот валун они точно смогут перевернуть, потому что, когда он опёрся на него, камень слегка покачнулся. Подкрадывание Янга к валуну со второй бархоткой на Земле уже смогли увидеть. Но пыль отпечаталась только на одном из углов бархотки. Поверхность реголита за валуном была неровной, а вдавливать инструмент в грунт было нельзя. Затем астронавты совком взяли пробу реголита рядом с отпечатками бархоток, Янг молотком отколол кусок от валуна, а Дьюк углубил в грунт трубку-пробоотборник, из которой пересыпал реголит в специальный вакуумный металлический контейнер. Наконец, Янг в одиночку перевернул валун, Дьюк совком зачерпнул реголит из углубления, которое камень оставил в грунте, а Янг отколол кусок от нижней части камня, которая до переворачивания лежала на грунте[74].

Вместо запланированных 25 минут Янг и Дьюк провели на Station 9 почти вдвое дольше и уже отставали от графика на 30 минут. Последнюю геологическую остановку во второй поездке (англ. Station 10) намечалось сделать почти у лунного модуля, примерно посередине между ним и местом размещения научных приборов ALSEP. Вскоре после того, как астронавты снова поехали к «Ориону», они пожалели о том, что бросили удлинитель крыла. Пыль, летевшая из-под заднего колеса, осыпа́ла их обоих. В пути также выяснилось, что частично вышла из строя навигационная система «Ровера». Она перестала обновлять данные о магнитном путевом угле, пройденном расстоянии и дистанции до лунного модуля по прямой. В то же время индикаторы путевого угла и скорости работали нормально. После полёта был сделан вывод, что к этому привели переключения выключателей в системе распределения мощности луномобиля, предпринятые на Station 8 и Station 9. Подъезжая к лунному модулю, астронавты доложили в ЦУП, что они грязные с ног до головы и что чиститься на этот раз придётся очень основательно. Янг поставил «Ровер» на полпути между «Орионом» и ALSEP и не смог прочесть на коробке устройства дистанционного управления на груди, сколько у него осталось кислорода. Всё было в пыли. Из Хьюстона ему подсказали, что остаток равен 35 %. Дьюк смог разглядеть, что у него 33 %, и сообщил, что «Ровер» в районе его правого сидения особенно грязен. По совету с Земли Янг перезагрузил навигационную систему[76]. За время второй поездки астронавты проехали в общей сложности 11,3 км. «Ровер» находился в движении 1 час 31 минуту и стоял на остановках 3 часа 56 минут[8].

Station 10 и завершение 2-й ВКД

Перед началом работы на Station 10 астронавты запросили ЦУП о продлении ВКД. Им хотелось побить текущий рекорд продолжительности выхода на лунную поверхность, установленный во время предыдущей экспедиции «Аполлона-15» Дэвидом Скоттом и Джеймсом Ирвином — 7 часов 12 минут 14 секунд. В 1-й ВКД Янгу и Дюку не хватило до рекорда всего одной минуты и нескольких секунд. Хьюстон дал согласие на 10-минутное продление. Выйдя из «Ровера», Янг обнаружил, что контейнер с образцами, который был прикреплён к его ранцу, отцепился во время езды, но не потерялся, а застрял между левым задним крылом и рамой луномобиля. Затем Янг углубил двойную трубку-пробоотборник, а Дьюк с помощью пенетрометра провёл эксперименты по механике грунта. И, наконец, Янг подобрал камень, который выглядел как базальт, но при ближайшем рассмотрении оказался брекчией[77]. Астронавты усердно, не очень спеша, почистили друг друга от лунной пыли. Создалось впечатление, что они делали это нарочито долго, чтобы побить рекорд. Дьюк поднялся в кабину лунного модуля первым. Янг передал ему контейнеры с собранными образцами и чемоданчик с фотокамерами и отснятой плёнкой, после чего тоже забрался в кабину[78]. Второй выход на лунную поверхность продолжался 7 часов 23 минуты 9 секунд. Янг и Дьюк собрали 29 кг образцов лунной породы[8].

После ВКД

После того, как астронавты сняли гермошлемы, Дьюк сообщил ЦУПу, что лунная пыль очень сильно пахнет порохом и сказал, что у Янга, видимо, когда он вползал в лунный модуль, отломалась верхняя часть антенны длиной около 5 см. На качество связи это повлияло не очень сильно, громкость звука уменьшилась на 15 децибел. Янг и Дьюк сняли скафандры, ответили на несколько вопросов специалистов, касавшихся геологии, и поужинали. Затем ЦУП попросил их внимательно осмотреть антенну Янга, удалить, если нужно, острые зазубрины в месте слома и обмотать её клейкой лентой. Астронавтам также посоветовали на следующий день поменяться системами аварийной продувки скафандров кислородом. Эти системы, к которым и крепились антенны, представляли собой верхнюю, съёмную часть ранцев портативной системы жизнеобеспечения (англ.). Но во время ВКД голоса обоих астронавтов на Землю ретранслировал только ранец командира, поэтому ему нужна была исправная антенна. Хьюстон сообщил, что в последний день третья ВКД с поездкой к Северному Лучевому кратеру продлится около 5 часов[79].

Третий день на Луне

Поездка к горе Смоки и кратеру Северный Луч

Восьмой день экспедиции, 23 апреля, был последним днём пребывания Янга и Дьюка на Луне. После третьего выхода на поверхность астронавты должны были вернуться на орбиту и присоединиться к Маттингли. Утром после подъёма ЦУП напомнил им, что перед третьей ВКД они должны поменяться системами аварийной продувки скафандров кислородом, чтобы у Янга была исправная радиоантенна. Скорректированные планы третьей ВКД предусматривали только одну остановку у кромки кратера Северный Луч, а не две, продолжительностью около 1 часа 5 минут. Ещё одну геологическую остановку (15—20 минут) решено было сделать на расстоянии 0,5—1 км от кромки кратера[80].

Джон Янг у «Ровера» перед поездкой к кратеру Северный Луч Район посадки «Аполлон-16», снятый панорамной камерой командно-служебного модуля. Видны: лунный модуль, скала House Rock на краю кратера Северный Луч и скала Shadow Rock Кратер Северный Луч, снятый Янгом со Station 11 Джон Янг на Station 11. Позади него и чуть левее — скала House Rock. На заднем плане — гора Смоки

К началу третьего выхода на поверхность Солнце поднялось на 45° над горизонтом, а температура на поверхности повысилась до 85 °C. Астронавты опережали график примерно на 30 минут. Перед началом поездки Янг установил все переключатели на панели управления «Ровера» в нормальное штатное положение[81]. С самого начала третьей поездки навигационная система луномобиля работала нормально. До кратера Северный Луч на склоне горы Смоки (англ. Smoky Mountain) астронавты доехали примерно за 36 минут, на 17 минут раньше графика. Преодолев 5,5 км, они сделали геологическую остановку (англ. Station 11) на самой кромке кратера, до лунного модуля по прямой было 4,5 км[82]. Кратер диаметром около 1 км и глубиной 230 м имел внутренние стенки крутизной 30—35°, и астронавты, даже стоя на самом краю, не видели его дна. Вопреки ожиданиям учёных, они не увидели на стенках кратера и слоистости древних лавовых потоков. Янг и Дьюк отсняли несколько панорам кратера с разных точек и собрали геологические образцы, в том числе откололи фрагменты больших валунов, после чего предложили ЦУПу обследовать огромную скалу. По оценкам Янга, она находилась в 150 метрах от них. Хьюстон поддержал предложение[83]. Скала высотой 12 м, длиной 20 м и шириной 16 м в действительности оказалась на расстоянии 220 м от «Ровера». Хотя ЦУП решил продлить работу на Station 11 на 25 минут, у астронавтов осталось всего 17 минут до отправления в обратный путь к лунному модулю, когда они дошли до скалы. Дьюк назвал её англ. House Rock. Рядом с ней находился осколок поменьше, за которым позже закрепилось название англ. Outhouse Rock. Их разделяла узкая расщелина. Астронавты успели взять образцы сколов обеих скал, которые были брекчиями, грунта из расщелины и из другого места рядом со скалой House Rock. На обратном пути к «Роверу» Хьюстон попросил их подобрать небольшие, с кулак величиной, образцы вулканического происхождения, если таковые найдутся. Янг и Дьюк подобрали по одному сильно запылённому, но очень твёрдому камню, но и они в результате анализа на Земле были отнесены к брекчиям[84].

Чарли Дьюк у «Ровера» на кромке кратера Северный Луч Основание скалы House Rock. Панорама составлена из четырёх снимков, сделанных Чарли Дьюком Дьюк с молотком у скалы Outhouse Rock Часть скалы House Rock (справа). Слева Янг осматривает скалу Outhouse Rock

На Station 11 астронавты пробыли чуть больше 1 часа 20 минут. Дальше ЦУП попросил их ехать обратно по своим следам примерно полкилометра и остановиться посреди больших валунов, о которых они рассказывали по пути к кратеру Северный Луч. Янгу и Дьюку не верилось, что они смогли забраться в этом месте вверх и совсем не почувствовать крутизны склона. Она составляла в среднем 13°. И на пути вниз это было очень ощутимо. Скорость заметно выросла, а перепад высот составлял 35 м на каждые 150 м пути. Дьюк постоянно просил Янга тормозить, а Янг доложил в ЦУП, что только что установил мировой рекорд скорости передвижения по Луне — 18 км/ч. Хьюстон попросил не ставить новых рекордов, с чем Янг согласился. Одной из геологических задач астронавтов в этой поездке было найти валун с углублением у основания, где была бы «постоянная тень» (англ. Permanent shadow) и можно было бы взять образцы лунного грунта, на который никогда не попадают солнечные лучи. Такие валуны им ещё ни разу не попадались. Янг и Дьюк поехали к двум валунам примерно 3 м в поперечнике, совсем не будучи уверенными, что найдут там «постоянную тень»[85].

Янг и Дьюк приближаются к скале House Rock (снято телекамерой «Лунного Ровера») Юго-восточная часть кромки кратера Северный Луч. Белыми стрелками отмечены: Station 11 — место стоянки «Ровера» — и скала House Rock. Чёрными стрелками — следы астронавтов. Снимок сделан КА LRO в марте 2012 года. Ширина снимка 300 метров Янг работает с лунным портативным магнитометром. Затем в кадре появляется Дьюк, который собирает грунт у скалы Shadow Rock (по звуку в начале видео говорит Дьюк) Янг у скалы Shadow Rock осматривает постоянно затенённый грунт после того, как там поработал Дьюк

Когда астронавты остановились (англ. Station 13), прежде всего потребовалось почистить приборы «Ровера». Из-за пыли не было видно показаний навигационной системы, а лунный передатчик информации, по словам ЦУПа, начал перегреваться. После чистки стало ясно, что от начала поездки они проехали 6,5 км, до лунного модуля по прямой оставалось 3,8 км. Расстояние от скалы House Rock составляло около 830 м. Затем Хьюстон попросил астронавтов взять граблями образец грунта, после чего Янгу нужно было сделать замеры с помощью портативного магнитометра, а Дьюку заняться сбором камней. Пока астронавты работали с граблями, в ЦУПе с помощью телекамеры «Ровера» увидели, что выступ с южной стороны ближайшего валуна, который получил название скала англ. Shadow Rock, создавал постоянно затенённый участок лунного грунта. Дьюка попросили взять пробы грунта оттуда, в то время как Янг делает замеры с магнитометром. Дьюк обнаружил, что в затенённом месте у самого основания валуна в грунте есть яма около метра глубиной, в которую солнечные лучи никак не могли попасть с тех пор, как скала Shadow Rock находится на этом месте. Встав на колени, он достал из ямы несколько совков реголита, а затем с освещённой стороны отколол молотком от скалы три куска. После этого Хьюстон дал астронавтам указание возвращаться[86].

Пока Янг и Дьюк ехали от Station 13 к лунному модулю, из ЦУПа им сообщили, что Маттингли, включив маршевый двигатель командно-служебного модуля, совершил плановый манёвр изменения плоскости орбиты. Это было необходимо, потому что за 65 часов, прошедших после посадки, вращение Луны увело район прилунения по долготе на 33° от плоскости орбиты «Каспера». После манёвра КСМ и ЛМ должны были оказаться в одной плоскости ко времени взлёта «Ориона». Вернувшись к лунному модулю, астронавты поставили «Ровер» в 70 метрах к юго-западу от него и в 50 метрах к северу от приборов ALSEP. Это была последняя геологическая остановка (англ. Station 10 Prime), которая должна была образовать треугольник с местами заборов глубокой пробы грунта и двойной трубки-пробоотборника в предыдущих ВКД[87]. Всего за третью поездку астронавты проехали 11,4 км, «Ровер» находился в движении 1 час 12 минут и стоял на двух остановках 2 часа 26 минут[8].

ЛМ «Орион», снятый Дьюком в конце третьей поездки. Вид с севера на юг. Слева — гора Стоун Маунтин. Справа видны приборы ALSEP Янг поправляет антенну «Ровера» на Station 10 Prime Редкие снимки, на которых видна Венера, взошедшая над восточным горизонтом. Это анимация из трёх кадров панорамы, отснятой Дьюком на Station 10 Prime Дьюк углубил двойную трубку-пробоотборник на Station 10 Prime

Station 10 Prime и завершение 3-й ВКД

На Station 10 Prime астронавты собрали граблями мелкие камешки и грунт, Дьюк углубил двойную трубку-пробоотборник. Затем Янг и Дьюк, по просьбе ЦУПа, собирали камни, похожие на базальты, но при ближайшем рассмотрении все они оказывались брекчиями. «Бьюсь об заклад, мы не найдём здесь ни одного базальта», — радировал Янг в ЦУП. Но Хьюстон попросил астронавтов подобрать камень около лунного модуля, который Дьюк описал как пористый базальт ещё во время выгрузки «Ровера» в начале первой ВКД. Дьюк, со словами: «Базальты, где вы?», подобрал этот камень позади ЛМ, на краю кратера, который перелетел Янг во время посадки. Но и он оказался не базальтом[88].

Фото семьи Дьюка: Чарли с женой Дотти и сыновьями Чарльзом и Томасом Памятная медаль в честь 25-летия основания ВВС США

В конце третьего выхода на поверхность Дьюк недалеко от ЛМ положил на лунный грунт фотографию своей семьи и памятную медаль в честь 25-летия образования ВВС США. Затем он собрал в чемоданчик кассеты с отснятой плёнкой. Астронавты вдвоём с трудом вытащили из детектора космических лучей возвращаемую плату. Это удалось сделать только с помощью пассатижей Янга, корпус детектора сильно нагрелся. Дьюк свернул экран ловушки солнечного ветра и, как копьё, запустил вдаль подставку для неё, правда, она улетела не дальше, чем на 20 метров. Астронавты упаковали в контейнер «Большого Мюли», который всё это время лежал в тарелке одной из опор «Ориона», и собрали отснятые кассеты ультрафиолетовой камеры. Перед тем, как отвезти «Ровер» на место последней стоянки, Янг четыре раза подпрыгнул вверх, с каждым разом отрываясь от поверхности всё больше. В последнем прыжке он взмыл вверх на 69 см. Затем он подпрыгнул ещё несколько раз. «Мы хотели проделать здесь ряд упражнений, которые мы задумывали, как лунную Олимпиаду, чтобы показать, что могут делать на Луне парни с ранцами за спиной, но всё это выкинули (из плана)», — сказал он. Следом прыгнул и Дьюк, оторвавшись от грунта на 81 см. В прыжке его начало заваливать назад, и он упал на спину, прямо на ранец. Позднее в своей книге Moonwalker Дьюк признался, что в этот момент он единственный раз за всё пребывание на Луне испытал панический страх, что погубил сам себя. Могла произойти мгновенная разгерметизация, но ничего не случилось. Дьюк только испачкался ещё сильнее. Он не смог встать самостоятельно, и Янг помог ему[89].

Джон Янг (справа, с красными полосами на скафандре) и Чарли Дьюк (слева, позади «Ровера») прыгают в высоту в конце 3-й ВКД. Чарли теряет равновесие и падает на спину Лунный портативный магнитометр с камнем Дьюк в самом конце 3-й ВКД. Это предпоследний снимок, сделанный Янгом в конце третьего выхода на поверхность (последний оказался наполовину засвеченным)

Янг, объехав кратер, отвёз «Ровер» на место последней стоянки и поставил его примерно в 90 метрах прямо позади (восточнее) лунного модуля, чтобы его телевизионная камера могла показать старт взлётной ступени «Ориона» с Луны (послеполётный анализ фотографий показал, что луномобиль стоит в 81 метре от ЛМ). Тем временем Дьюк поднял на площадку перед люком «Ориона» два контейнера с образцами, оставив остальное Янгу, и прибрался, запихнув всё выброшенное ранее и более ненужное под лунный модуль. Хьюстон попросил его пойти к Янгу и помочь ему с последним экспериментом с портативным магнитометром «Ровера». Дьюк нашёл твёрдый камень для эксперимента и почистил все приборы «Ровера» от густого слоя пыли, чтобы они не перегрелись до старта. Янг сделал контрольные замеры с магнитометром, а потом ещё замеры с камнем поверх инструмента. Дьюк пошёл обратно к «Ориону», пообещав не забираться внутрь, пока Янг его не почистит, и извинившись за своё недавнее падение (оно было пятым по счёту за три ВКД). Прихватив, как и было предписано, этот камень с собой, Янг вернулся к ЛМ. Астронавты почистили друг друга щёткой. Они были грязными с ног до головы. Пыль лежала даже на шлемах и уже сильно въелась в скафандры. Дьюк поднялся в кабину первым. Янг поднял и передал ему всё, что ещё оставалось снаружи, и тоже занял своё место в корабле. Астронавты герметизировали и наддули кабину[90]. Общая продолжительность третьего выхода на лунную поверхность составила 5 часов 40 минут 3 секунды, в ходе этой ВКД Янг и Дьюк собрали 35,4 кг образцов лунной породы[8].

Взлёт с Луны и стыковка

После взвешивания образцов выяснилось, что их общая масса превышает запланированный лимит. Однако ЦУП после 15-минутных размышлений и расчётов дал разрешение не выбрасывать ни одного камня, потому что плоскости орбит двух кораблей после взлёта «Ориона» должны были почти идеально совпасть. Астронавты в последний раз разгерметизировали кабину и выбросили ранцы системы жизнеобеспечения и мешок с мусором[91]. После этого они включили бортовой компьютер и остальные отключённые после прилунения приборы и подготовили все системы лунного модуля к старту. Из Хьюстона сообщили, что электроэнергии хватит ещё на 18 часов[92].

Взлёт «Ориона» с Луны «Орион» во время сближения с «Каспером» «Орион» поворачивается перед стыковкой для фотографирования. Слева на корпусе корабля видны частично оторвавшиеся внешние панели термоизоляции Место посадки «Аполлон-16», снятое КА LRO в апреле 2012 года. Чуть правее центра — посадочная ступень «Ориона». LPM — лунный портативный магнитометр, LRV — «Лунный Ровер». К юго-западу от «Ориона» место установки приборов ALSEP. От него налево вверх тянется геофонная линия

Зажигание основного двигателя взлётной ступени «Ориона» было включено в 175 часов 31 минуту 47,9 секунды полётного времени (01:25:47 UTC 24 апреля). Взлёт был показан телекамерой «Лунного Ровера». Янг и Дьюк находились на поверхности Луны 71 час 2 минуты 13 секунд. Двигатель взлётной ступени отработал 427,8 секунды и вывел корабль на орбиту с апоселением 74,5 км и периселением 14,6 км. Перед стыковкой было совершено два манёвра по сближению. Когда корабли сблизились до расстояния в несколько десятков метров, ЦУП попросил Янга медленно повернуть «Орион» на 360° вокруг вертикальной оси с тем, чтобы Маттингли сфотографировал лунный модуль. Специалисты на Земле, просматривая запись телетрансляции взлёта, заметили, что на задней стенке взлётной ступени оторвались термозащитные панели. Маттингли доложил, что несколько внешних панелей действительно частично оторвались и деформировались, но внутренние панели термозащиты не повреждены. Янг и Дьюк осмотрели и сфотографировали «Каспер» и отсек научной аппаратуры служебного модуля, потому что некоторые приборы работали с перебоями. Стыковка состоялась в 177:41:18 на высоте 121,5 км над поверхностью Луны[8]. После неё Хьюстон сообщил астронавтам об изменениях программы. Им следовало отключить электропитание «Ориона» и перейти в командный модуль для ночного отдыха. Сброс лунного модуля был отложен на следующий день. Также на следующий день астронавтам предстояло запустить научный мини-спутник и стартовать обратно к Земле (почти на сутки раньше первоначального плана)[93]. Янг и Дьюк пылесосом почистили кабину «Ориона» от лунной пыли, но это не дало желаемого результата. Во время перехода астронавтов в командный модуль и переноски контейнеров с образцами значительное количество пыли попало в кабину «Каспера». Вычистить её всю не удалось. Пылесос вышел из строя[20].

Работа на лунной орбите и старт к Земле

Девятый день полёта, 24 апреля, начался с того, что после завтрака ЦУП долго диктовал астронавтам многочисленные обновления полётного плана. В результате план приобрёл очень неряшливый вид со сплошными вычёркиваниями и добавлениями, написанными от руки, в которых очень легко можно было запутаться. Янг и Дьюк снова перешли в лунный модуль, активировали его системы и надели скафандры. То же самое сделал и Маттингли в командном модуле[94]. Янг и Дьюк возвратились в командный модуль и задраили люки. ЦУП попросил подтвердить, что переключатель режимов управления стоит в положении «авто». Дьюк ответил, что поставил его в положение «поддержание ориентации». Он пояснил, что так получилось, потому что на той странице плана было слишком много исправлений. Тем не менее, Хьюстон дал разрешение на сброс «Ориона». После разделения обоих кораблей лунный модуль стал медленно кувыркаться, не удерживая ориентацию в пространстве (не сработал ни один из его двигателей системы ориентации). Это сделало невозможным включение основного двигателя для управляемого сведения «Ориона» с орбиты. ЛМ разбился о поверхность Луны спустя примерно год после завершения полёта. Через час после сброса «Ориона» астронавты запустили из модуля научных приборов небольшой искусственный спутник Луны, предназначенный для измерения её магнитного и гравитационного полей и плотности и энергии заряженных частиц в окололунном пространстве. Но перед этим им пришлось отстрелить из того же модуля научных приборов выносную стрелу вместе с масс-спектрометром. Стрела перестала полностью выдвигаться и убираться и могла помешать запуску спутника. Активировать спутник и начать приём информации ЦУПу удалось только через 20 часов после запуска, то есть после того, как разрядились источники питания «Ориона», у которого была включена система связи (лунный модуль и спутник работали на одинаковых радиочастотах). Изначально планировалось запустить мини-спутник на более высокой орбите. Но ЦУП решил лишний раз не включать маршевый двигатель «Каспера» перед ответственным манёвром перехода на траекторию полёта к Земле. Из-за этого спутник проработал на окололунной орбите меньше половины положенного времени. 29 мая 1972 года, на 425-м витке, от спутника перестала поступать телеметрическая информация, он скрылся за диском Луны. В расчётное время связь не восстановилась. Предполагается, что спутник разбился на обратной стороне Луны. После запуска спутника астронавты по заданию Хьюстона много фотографировали лунную поверхность с помощью картографирующей и панорамной камер модуля научных приборов. В самом начале 65 витка вокруг Луны был включён маршевый двигатель «Каспера». Он отработал в штатном режиме 162,29 секунды и перевёл корабль на траекторию полёта к Земле. На окололунной орбите «Аполлон-16» находился в течение 125 часов 49 минут и 32,59 секунды[8][20][95].

Примерно через два часа после старта к Земле часы в ЦУПе и на корабле были переведены на 24 часа 34 минуты и 12 секунд вперёд и синхронизированы. Это было сделано для того, чтобы не переписывать больше полётный план пункт за пунктом из-за сдвига всех событий в связи с задержкой посадки на Луну и значительно более ранней отправкой в обратный путь. По предложению Дьюка астронавты провели незапланированную 15-минутную телетрансляцию, показав быстро удаляющуюся Луну с расстояния более 14 000 км. Хьюстон попросил всех членов экипажа по очереди показаться в кадре крупным планом, пообещав на следующий день дать посмотреть видеозапись их жёнам. Янг показал лунную пыль у него под ногтями. Астронавты перевели корабль в режим пассивного термического контроля, когда он медленно вращается вокруг продольной оси, делая три оборота за один час, и стали готовиться ко сну[95].

Полёт к Земле и возвращение

Место приводнения «Аполлона-16» в Тихом океане

Утром десятого дня миссии, вскоре после подъёма астронавтов «Аполлон-16» пересёк воображаемую границу, за которой гравитационное воздействие Земли на него стало больше лунного[96]. От Луны корабль удалился на 62 636 км, а до Земли оставалось 347 855 км[95]. Астронавты провели промежуточную коррекцию траектории № 5, включив на 8 секунд двигатели системы ориентации. Это увеличило скорость корабля примерно на 1 м/с[96]. На расстоянии чуть более 321 000 км от Земли Кен Маттингли начал выход в открытый космос (Дьюк подстраховывал его, по пояс высунувшись из основного люка командного модуля). Маттингли извлёк из модуля научных приборов две кассеты с плёнкой от панорамной камеры и картографирующей камеры (массой 33 кг и 9 кг соответственно). Затем он провёл биологический эксперимент с помощью устройства оценки экологии микробов (англ. Microbial Ecology Evaluation Device, MEED). Этот эксперимент проводился только на «Аполлон-16». Небольшой контейнер с 60 миллионами бактерий пяти различных штаммов был закреплён на штативе для телекамеры на обшивке корабля у люка и сориентирован на Солнце. Эксперимент, имевший целью оценить воздействие невесомости, вакуума и солнечного ультрафиолетового излучения на микроорганизмы, продолжался 10 минут. Во время эксперимента Маттингли чуть не лишился своего обручального кольца, которое он снял ещё в начале полёта и с тех пор не мог найти. Дьюк увидел кольцо, когда оно уже выплыло в открытый люк, ударилось о скафандр Маттингли и вплыло обратно в кабину. Тут Дьюк его поймал[97]. Продолжительность этой ВКД составила 1 час 23 минуты 42 секунды[8].

На одиннадцатый день полёта астронавты после завтрака ответили на ряд вопросов специалистов-геологов, которые им задавал оператор связи. Затем они провели второй эксперимент по наблюдению визуальных вспышек (фосфенов). Он продолжался примерно час. Во время эксперимента глаза Янга и Дьюка были закрыты повязкой, а Маттингли надел шлем с нанесённой на стекло в районе глаз специальной чувствительной эмульсией для прямого измерения космических лучей, вызывающих визуальные вспышки. За 32 минуты, в течение которых астронавты вслух докладывали о своих наблюдениях, Янг увидел 7 вспышек, Дьюк — 15, Маттингли опять ни одной. Командир наблюдал в среднем одну вспышку каждые 4,5 минуты, а пилот лунного модуля — одну каждые 2,1 минуты[31][98].

В тот же день состоялась пресс-конференция, которая продолжалась около 20 минут и транслировалась по телевидению. Вопросы были подготовлены и расставлены в определённом порядке журналистами, аккредитованными в Центре пилотируемых полётов в Хьюстоне. Первый вопрос был адресован Янгу. Его спросили, как же мог отличный парень из Флориды так нелестно отзываться о цитрусовых при включённом микрофоне. «А вы попейте апельсиновый сок днём и ночью в течение двух недель, тогда узнаете», — ответил командир экипажа. На вопрос, удивлены ли они камнями, которые нашли в месте посадки, Дьюк ответил утвердительно. По его словам, их нацеливали искать породы вулканического происхождения. Но таковых они нашли немного. Зато найденные ими камни уникальны, они не похожи на другие образцы лунной породы. Янгу задали вопрос по поводу оборванного кабеля эксперимента по изучению тепловых потоков в грунте. На Земле в ходе моделирования его удалось починить, хотя это оказалось сложным и заняло много времени. Астронавта спросили, считает ли он, что кабель нужно было починить. Командир ответил, что такие вопросы решает Земля, и если бы была команда починить, они бы обязательно всё исправили. Один из вопросов был задан всем троим: что они расскажут своим внукам, как самое запомнившееся из путешествия на Луну? Дьюк ответил, что его поразили две вещи: ослепительная красота Декарта, места посадки, и абсолютная чернота космоса, если смотришь не на Землю и не на Луну. Маттингли сказал, что всего за несколько дней так много событий и так много увидено, что весь полёт — это самая фантастическая вещь, которая с ним когда-либо приключалась. Янг его поддержал, добавив, что за десять дней они увидели столько, сколько другие не увидят и за 10 жизней[99].

После пресс-конференции астронавты в течение двух с лишним часов проводили эксперименты в интересах планирования будущей американской программы орбитальной станции Скайлэб. С помощью кинокамеры и двух фотоаппаратов, Nikon и Hasselblad, они снимали тусклые астрономические объекты при различной ориентации корабля в пространстве. Отдельный сеанс съёмки был проведён после частичного сброса использованной воды из баков служебного модуля, чтобы определить, насколько облако мелких ледяных кристаллов мешает съёмке и как долго такое облако продолжает существовать. Астронавты также подготовили корабль к предстоявшей посадке, разложив и закрепив образцы лунного грунта, камеры, отснятые кассеты и прочие предметы в отсеках командного модуля. В конце последнего полного рабочего дня полёта «Аполлон-16» находился на расстоянии около 149 000 км от Земли и приближался к ней со скоростью около 2 км/с. До приводнения оставалось около 14 часов[99].

В последний день полёта, 27 апреля, когда астронавты проснулись, «Каспер» находился на расстоянии около 84 000 км от Земли и двигался со скоростью 2,8 км/с. За 3 часа 14 минут до посадки с помощью включения двигателей системы ориентации на 6,4 секунды была проведена последняя коррекция траектории. Это изменило скорость корабля на 0,43 м/с. Коррекция потребовалась по двум причинам: во-первых, она позволила оптимизировать угол вхождения в атмосферу Земли, а во-вторых, без неё обломки служебного модуля могли упасть на атолл Пенрин в северной части островов Кука с населением 500—600 человек. Через 15 минут после отстрела служебного модуля на высоте около 122 км «Каспер» со скоростью 11 км/с вошёл в плотные слои атмосферы. Ещё через 1 минуту 25 секунд температура термоизоляционного щита достигла максимальных значений, 2200—2480°С, а перегрузки 7g. Завершающий этап посадки от раскрытия вспомогательных тормозных парашютов до приводнения транслировался по телевидению. Основные парашюты раскрылись нормально, и через 13 с половиной минут после вхождения в атмосферу «Аполлон-16» приводнился в Тихом океане. Это произошло в 19:45:05 UTC, в точке с координатами 0,70° ю. ш. 156,22° з. д. Продолжительность миссии составила 265 часов 51 минуту 5 секунд, «Аполлон-16» преодолел расстояние 2 238 598 км[8][100].

«Аполлон-16» вскоре после приводнения. В спасательной шлюпке — пловцы ВМФ США Аквалангист помогает Маттингли выйти из «Каспера». В люке внизу справа виден Дьюк Командир покидает корабль Дьюк, Янг и Маттингли (слева направо) в спасательной шлюпке

После приводнения корабль оказался в перевёрнутом положении (острым концом в воде), но через 4 минуты 25 секунд с помощью надувных выравнивающих поплавков был приведён в нормальное положение. «Аполлон-16» приводнился в 5,5 км от расчётной точки и в 5 км от поискового корабля. Поисково-спасательная операция была проведена в рекордные сроки. Экипаж был доставлен на борт авианосца ВМФ США USS Ticonderoga через 37 минут после приводнения. Ещё через 62 минуты туда же был доставлен «Каспер»[8][100].

Экипаж «Аполлон-16» доставлен на борт авианосца USS Ticonderoga Высокие чины ВМФ США приветствуют Маттингли, Дьюка и Янга (слева направо) Джон Янг разрезает лунный торт

Астронавты оставались на борту поискового судна в течение почти двух суток. 29 апреля они были доставлены с авианосца по воздуху на базу ВВС США Хикэм (англ.), на Гавайских островах. В Хьюстон они возвратились 30 апреля в 03:40 UTC[8].

«Каспер» после полёта

Командный модуль «Каспер» 30 апреля сделал короткую остановку на Гавайях, а уже 1 мая был отправлен на деактивацию на авианосную базу North Island (англ.), в Сан-Диего (Калифорния), куда прибыл 6 мая в 00:00 UTC. 7 мая во время работ по откачке высокотоксичного топлива для двигателей системы ориентации из-за превышения давления взорвался бак на тележке. 46 человек технического персонала были кратковременно госпитализированы из-за опасений, что они могли надышаться ядовитыми веществами. Однако эти опасения не подтвердились. Правда, один техник получил ранение: у него были сломаны коленная чашечка и два пальца ноги, ещё шесть человек обратились за помощью в связи с лёгкими порезами и синяками. Командный модуль повреждён не был[8][101].

11 мая в 00:00 UTC деактивация «Каспера» была завершена. 12 мая он был доставлен для послеполётного анализа в космическое подразделение корпорации North American Rockwell в Дауни (Калифорния)[8]. В настоящее время «Каспер» представлен в экспозиции Ракетно-космического музея (англ.) в Хантсвилле (Алабама)[102].

Достижения и рекорды миссии

«Аполлон-16» доставил самый большой (на тот момент) полезный груз на окололунную орбиту — 34 518 кг. На лунную поверхность были впервые доставлены: детектор космических лучей и ультрафиолетовая фотокамера. До полёта «Аполлона-17» миссии «Аполлон-16» принадлежали рекорды самого продолжительного пребывания на лунной поверхности (71 час 2 минуты), наибольшей продолжительности лунных ВКД (20 часов 14 минут) и наибольшей массы собранных и доставленных на Землю образцов лунной породы (95,7 кг). Кроме того, астронавты привезли на Землю 3793,5 м фото- и киноплёнки, отснятой на Луне и окололунной орбите[8][103][104][105].

«Аполлон-16» в сравнении с другими миссиями
Миссия Масса научных приборов, доставленных на Луну (кг) Продолжительность ВКД (ч/мин) Покрытое расстояние на Луне (км) Привезено образцов грунта (кг)
«Аполлон-11» 104 2:24 0,25 20,7
«Аполлон-12» 166 7:29 2,0 34,1
«Аполлон-14» 209 9:23 3,3 42,8
«Аполлон-15» 550 18:33 27,9 76,6
«Аполлон-16» 563 20:14 26,9 95,7
«Аполлон-17» (план) 558 21:00 32,9 95,4
«Аполлон-17» (факт) 514 22:03:57 35,7 110,5

Основные научные итоги

Лунная геология

Четыре лунные экспедиции подряд подтвердили правильность предсказаний геологов относительно того, что будет найдено в каждом конкретном месте посадки. «Аполлон-16» разорвал эту последовательность и дал лунной геологии наибольшее приращение знаний после «Аполлона-11»[106].

Как только специалисты начали изучать в Лунной приёмной лаборатории образцы, собранные Янгом и Дьюком, стало ясно, что астронавты были правы, когда докладывали, что им попадаются одни брекчии, но не камни вулканического происхождения. В докладе о предварительных научных результатах миссии, подготовленном в ноябре 1972 года, говорится, что, в отличие от ранних миссий «Аполлонов», предполётная геологическая интерпретация места посадки по фотографиям оказалась ошибочной. Однако открытие неожиданного не только не уменьшило, а, наоборот, усилило научный эффект миссии. Сюрпризом Декарта был не состав камней, а их состояние. Доминировали брекчии, а не вулканические породы. Их состав близок к составу анортозитовых габбро или габброидных анортозитов. Отношения алюминия к кремнию и магния к кремнию, как было установлено с помощью рентгенофлуоресцентного спектрометра модуля научных приборов, показали, что район Декарта композиционно отличается от мест предыдущих посадок и что его химические характеристики типичны для обширных регионов лунного высокогорья[107].

До полёта учёные полагали, что геологическая формация Кэйли представляет собой последовательность из нескольких лавовых потоков, залегающих между пластами древнего реголита. Однако оказалось, что она состоит в основном из четырёх типов брекчий и является довольно толстым образованием (минимум 200 м в толщину, а, возможно, и более 300 м) грубо напластованных обломков. Его компоненты происходят от глубинных анортозитов, полевошпатовых габбро и метаморфических горных пород похожего состава[107].

Наиболее вероятными источниками всех брекчий, найденных в районе посадки «Аполлона-16», могут быть бассейны ударного происхождения, выбросы из которых могут перемещаться на очень большие расстояния. Важный вклад в формирование геологии района посадки, вероятно, внесли бассейны Моря Нектара и Моря Дождей. Море Нектара — ближайший к Декарту крупный бассейн ударного происхождения, его край удалён от места посадки менее чем на 200 км. Море Дождей отстоит намного дальше, расстояние до его края около 1000 км. Но бассейн Моря Дождей тоже образован ударом очень крупного метеорита, и вещество, выброшенное в результате этого удара, может быть обнаружено вблизи места посадки. Одна из гипотез состоит в том, что более старая формация Декарта образована выбросами из бассейна Моря Нектара, а чуть более молодая формация Кэйли — выбросами из Моря Дождей[108].

Море Дождей было непосредственно изучено в ходе полёта «Аполлона-15». Кроме того, выбросы из Моря Дождей были изучены в результате экспедиции «Аполлона-14». Таким образом, образцы, привезённые экипажем «Аполлона-16», не сильно изменили представления о геологии бассейна Моря Дождей. Море Нектара, с другой стороны, не было изучено ни одной другой миссией «Аполлонов». Поэтому образцы, собранные Янгом и Дьюком, оказались важными с точки зрения понимания истории этого района Луны. Многие привезённые камни были расплавлены силой очень мощного удара 3,92 миллиарда лет назад. Считается, что это возраст метеоритного удара, образовавшего бассейн Моря Нектара[108].

Несколько маленьких частиц базальтов были обнаружены в реголите, доставленном экипажем «Аполлона-16». Эти базальты имеют высокое содержание титана (как в образцах «Аполлона-11») и алюминия. Они сформировались 3,79 миллиарда лет назад. Эти базальты, скорее всего, были заброшены в район посадки в результате метеоритного удара, который образовал большой кратер. Наиболее вероятным их источником считается кратер Теофил, который имеет 100 км в диаметре и удалён от места посадки на 250 км. В таком случае эти базальты представляют собой фрагменты Моря Нектара[108].

Два образца анортозита, собранные астронавтами «Аполлона-16», намного превосходят в размерах анортозиты, найденные в ходе других миссий. Один из них, образец № 60025 (14 см в поперечнике и массой 1,8 кг), сформировался в период между 4,44 и 4,51 миллиарда лет назад. Он стал одним из самых древних образцов, собранных в ходе всей программы «Аполлон». Его возраст почти равен возрасту самой Луны[108].

Пассивный сейсмометр

В результате активации пассивного сейсмометра размещённая на видимой стороне Луны сеть сейсмических станций увеличилась до четырёх приборов. Сейсмометр регистрировал в среднем 10 000 лунотрясений в год. 17 июля 1972 года, всего через три месяца после установки сейсмометра, в 145 км к северу от места посадки «Аполлона-14» произошло падение самого крупного метеорита за всю историю лунных сейсмологических наблюдений. Образовавшиеся после него сейсмические волны были записаны всеми четырьмя станциями. Анализ только одного этого события значительно улучшил представления о внутреннем строении Луны под лунной корой. Полученные скорости распространения сейсмических волн оказались близки к значениям, характерным для габброидных анортозитов, которые являются доминирующей породой в высокогорном районе Декарта. Информация о скоростях сейсмических волн в сочетании с лабораторными данными о геологических образцах привели к следующим выводам: 1) лунная кора в высокогорных районах имеет толщину около 60 км; 2) лунная кора в высокогорных районах состоит в основном из габброидного и анортозитового материала; 3) лунные моря образовались путём выемки породы из первоначальной коры метеоритными ударами и последующего их заполнения базальтовым материалом; 4) слой базальта в юго-восточной части Океана Бурь может иметь толщину 25 км, что сравнимо с толщиной, подразумеваемой для масконных морей[109].

Скорости сейсмических волн ниже лунной коры и до максимально исследованных глубин (около 120 км) приблизительно равны скоростям, наблюдаемым в верхней мантии Земли. Хотя Луна сейсмически активна, общая высвобождаемая энергия на много порядков ниже земной. Все сейсмические источники внутреннего происхождения обособлены друг от друга и расположены ниже лунной коры. Были определены местоположения 22 источников. В районах пяти источников, в которых были определены фокусные глубины, все лунотрясения происходили на глубине от 800 до 1000 км. Они совпадали с максимумами лунных приливов. Эти лунотрясения либо представляют собой высвобождение приливной энергии, либо приливы приводят в действие механизм высвобождения внутренне накопленных напряжений[109].

По итогам миссии была предложена новая модель плотности метеоритного потока, которая согласуется с сейсмически наблюдаемой частотой метеоритных ударов. Новая оценка плотности метеоритного потока от одного до трёх порядков ниже той, которая была получена с помощью фотографических измерений светящихся метеорных следов в атмосфере Земли[109].

Активный сейсмический эксперимент

Целью активного сейсмического эксперимента было определение строения реголита и поверхностного слоя лунной коры в месте посадки. Скорость околоповерхностных компрессионных сейсмических волн в районе Декарта составила 114 м/с (для районов посадки «Аполлона-12», «Аполлона-14» и «Аполлона-15» она, соответственно, равнялась 104, 108 и 92 м/с). Преломляющий горизонт на глубине 12,2 м, по заключению учёных, может быть нижней границей слоя реголита. Скорость волн ниже этой глубины составила 250 м/с. Это сравнимо со скоростью волн в брекчиях во Фра Мауро, составлявшей 299 м/с, и несовместимо со скоростью 800 м/с и более, характерной для лавовых потоков. Это открытие вместе с преобладанием брекчий в привезённых образцах говорит в пользу того, что формация Кэйли состоит из низкоскоростного брекчиевого материала и обломков ударного происхождения. Эта брекчиевая зона превышает 70 м в толщину[109].

Находка на Земле

В 2006 году, вскоре после того, как ураган Эрнесто (англ.) пронёсся над городком Бат в Северной Каролине, 11-летний Кевин Шанце нашёл на пляже недалеко от своего дома кусок металлического листа (91 см) с рисунком, который оказался эмблемой миссии «Аполлон-16». Через несколько лет НАСА подтвердило, что этот лист является частью обшивки первой ступени ракеты-носителя Сатурн-5, и настойчиво попросило вернуть реликвию. В знак благодарности НАСА в июле 2011 года пригласило уже 16-летнего Кевина Шанце с матерью и сестрой в Космический центр Кеннеди, где для них была устроена экскурсия безо всяких ограничений. Кевина пустили даже в кабину космического челнока «Атлантис». Спустя неделю Шанце посетили космодром во второй раз. В ложе VIP они наблюдали за стартом STS-135, последней миссии по программе Спейс шаттл[110].

«Аполлон-16» в массовой культуре

«Аполлону-16» посвящена одна из серий 12-серийного телесериала «С Земли на Луну» (англ.) 1998 года. Автором сценария и одним из продюсеров является Том Хэнкс. Он же во всех сериях, кроме последней (хотя в ней он тоже появляется), играет главную роль рассказчика, который представляет каждую серию. В 11-й серии, называющейся «Клуб настоящих жён» (англ. The Original Wives' Club), программа «Аполлон» показана с точки зрения жён астронавтов, которым во время космических полётов дома приходилось переживать за своих мужей. События в серии развиваются на фоне полёта «Аполлона-16»[111].

Напишите отзыв о статье "Аполлон-16"

Примечания

Комментарии
  1. На Земле геологи, анализируя фотографии района будущей посадки с разрешением до 15 м, высказывали опасения, что астронавты не смогут добраться до кратера Северный Луч из-за обилия больших скал и валунов. Дьюк убедился, что проехать к нему всё-таки можно. Но у него была и личная причина посмотреть в ту сторону. Позднее он написал об этом в своей книге Moonwalker. До полёта ему приснился сон: они с Янгом едут на «Ровере» по Луне и обнаруживают следы другого «Ровера». С разрешения Хьюстона едут по этим следам и находят лунный автомобиль, в котором неподвижно сидят двое астронавтов. Дьюк подходит к тому, что сидит справа, поднимает солнцезащитный фильтр гермошлема и видит себя. Слева оказался двойник Джона Янга. Астронавты сняли с «Ровера» несколько деталей, вернулись к лунному модулю и улетели домой. Через некоторое время Дьюк узнал от учёных, что возраст этих образцов 100 000 лет (конец сна). Выглядывая в иллюминатор при посадке, он хотел убедиться, что следов загадочного «Ровера» нет. Естественно, их там не было.
  2. Комментируя эти слова Янга, историк НАСА Эрик Джоунс отмечает, что астронавт имел в виду рассказ Джоэля Харриса «Как Братец Кролик перехитрил Братца Лиса» из сборника «Сказки дядюшки Римуса». В нём Братец Лис, наконец, поймал Братца Кролика (англ.) с помощью Смоляного Чучелка и собирается с ним расправиться. Братец Кролик умоляет сделать с ним что угодно, только не бросать его в терновый куст. Братец Лис назло бросает Братца Кролика в терновый куст, чтобы ему стало как можно хуже, а тот и был таков. Как пишет Э. Джоунс, в четвёртом полёте в космос НАСА, наконец, бросило Джона Янга в его терновый куст.
  3. После проблем с сердечной аритмией, которые возникли у астронавтов «Аполлона-15» Дэвида Скотта и Джеймса Ирвина из-за недостатка калия в рационе питания в рацион экипажа «Аполлона-16» были добавлены продукты с повышенным содержанием калия, в том числе апельсиновый сок.
Использованная литература и источники
  1. 1 2 3 4 5 Woods, David and Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/01_Day1_Pt1.htm The Apollo 16 Flight Journal. Day One Part One: Launch and Reaching Earth Orbit] (англ.). Apollo Flight Journal. NASA (2003—2009). [www.webcitation.org/65r4QwUTc Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
  2. [science.ksc.nasa.gov/history/gemini/gemini-3/gemini-3.html Gemini 3] (англ.). Project Gemini. Manned Missions. NASA (2000). [www.webcitation.org/65r4RZ0Rq Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
  3. [science.ksc.nasa.gov/history/gemini/gemini-x/gemini-x.html Gemini-X (10)] (англ.). Project Gemini. Manned Missions. NASA (2000). [www.webcitation.org/65C8jvR4d Архивировано из первоисточника 4 февраля 2012].
  4. Orloff, Richard W. [history.nasa.gov/SP-4029/Apollo_10a_Summary.htm Apollo 10. The Fourth Mission: Testing the LM in Lunar Orbit] (англ.). Apollo By The Numbers: A Statistical Reference. NASA (SP-2000-4029) (2000). [www.webcitation.org/65r4S6Ikg Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
  5. 1 2 3 Orloff, Richard W. [history.nasa.gov/SP-4029/Apollo_13a_Summary.htm Apollo 13. The Seventh Mission: The Third Lunar Landing Attempt] (англ.). Apollo By The Numbers: A Statistical Reference. NASA (SP-2000-4029) (2000). [www.webcitation.org/65r4SXJau Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
  6. Orloff, Richard W. [history.nasa.gov/SP-4029/Apollo_11a_Summary.htm Apollo 11. The Fifth Mission: The First Lunar Landing] (англ.). Apollo By The Numbers: A Statistical Reference. NASA (SP-2000-4029) (2000). [www.webcitation.org/65C8i07Nc Архивировано из первоисточника 4 февраля 2012].
  7. Orloff, Richard W. [history.nasa.gov/SP-4029/Apollo_14a_Summary.htm Apollo 14. The Eighth Mission: The Third Lunar Landing] (англ.). Apollo By The Numbers: A Statistical Reference. NASA (SP-2000-4029) (2000). [www.webcitation.org/65r4SyRD0 Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
  8. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 Orloff, Richard W. [history.nasa.gov/SP-4029/Apollo_16a_Summary.htm Apollo 16. The Tenth Mission: The Fifth Lunar Landing (16 April–27 April 1972)] (англ.). Apollo by the Numbers: A Statistical Reference. NASA (2000). Проверено 8 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EMAlotV4 Архивировано из первоисточника 11 февраля 2013].
  9. 1 2 Peebles, Curtis [www.testpilot.ru/espace/bibl/spaceflight/20/names.html Names of US Manned Spacecraft] (англ.). Spaceflight, Vol. 20 (02.02.1978). [www.webcitation.org/65CDZpPHu Архивировано из первоисточника 4 февраля 2012].
  10. Compton, William David [www.lpi.usra.edu/lunar/documents/NTRS/collection3/NASA_SP_4214.pdf Where No Man Has Gone Before: A History of Apollo Lunar Exploration Missions] (англ.) — P. 244. — NASA-SP-4214 (1989). Проверено 23 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFmKrlE Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  11. 1 2 3 И. И. Шунейко. [www.testpilot.ru/espace/bibl/raketostr3/4-4-16.html Пилотируемые полёты на Луну, конструкция и характеристики Saturn V Apollo, глава IV, Apollo 16] (рус.). Ракетостроение, том 3. Всесоюзный институт научной и технической информации (1973). Проверено 23 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFuVUFT Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  12. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Apollo 16 Press Kit] (англ.). — Washington, D. C.: NASA, 1972. — P. 40.
  13. [airandspace.si.edu/collections/imagery/apollo/as16/a16landsite.htm Apollo 16 Landing Site] (англ.). The Apollo Program. Smithsonian National Air and Space Museum. Проверено 23 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFnEfAL Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  14. [www.nasa.gov/mission_pages/LRO/news/apollo-16.html#.Un4fQPk5lgg Apollo 16: What Young Really Means on the Moon] (англ.). NASA.
  15. [www.lpi.usra.edu/lunar/missions/apollo/apollo_16/landing_site/ Landing Site Overview] (англ.). Apollo 16 Mission. Lunar and Planetary Institute. Проверено 26 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFnmYeS Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  16. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Apollo 16 Press Kit] (англ.). — Washington, D.C.: NASA, 1972. — P. 6.
  17. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Apollo 16 Press Kit] (англ.). — Washington, D.C.: NASA, 1972. — P. 9.
  18. [history.nasa.gov/AAchronologies/1972.pdf Astronautics and Aeronautics, 1972. Chronology of Science, Technology, and Policy] (англ.) P. 142. NASA (1974). Проверено 27 сентября 2013.
  19. 1 2 [history.nasa.gov/AAchronologies/1972.pdf Astronautics and Aeronautics, 1972. Chronology of Science, Technology, and Policy] (англ.) P. 150. NASA (1974). Проверено 27 сентября 2013.
  20. 1 2 3 4 5 Brandt, Tim [history.nasa.gov/ap16fj/a16summary.htm Apollo 16 Flight Summary] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2003). Проверено 23 января 2013. [www.webcitation.org/6E88DymnW Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
  21. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/03_Day1_Pt3.htm Day One Part Three: Second Earth Orbit and Translunar Injection] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2006). Проверено 26 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFoSEfz Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  22. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/04_Day1_Pt4.htm Day One Part Four: Transposition, Docking and Ejection] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2006). Проверено 27 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFpHUlw Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  23. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/A16_MissionReport.pdf Transposition, Docking and Ejection] (англ.). Apollo 16 Mission Report — P. 9—5. — NASA (August 1972). Проверено 27 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFqC0tv Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  24. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/A16_MissionReport.pdf Transposition, Docking and Ejection] (англ.). Apollo 16 Mission Report — P. 9—6. — NASA (August 1972). Проверено 27 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFqC0tv Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  25. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/A16_MissionReport.pdf Transposition, Docking and Ejection] (англ.). Apollo 16 Mission Report — P. 9—8. — NASA (August 1972). Проверено 27 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFqC0tv Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  26. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/05_Day1_Pt5.htm Day 1 Part 5: Settling into Translunar Coast] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2006). Проверено 28 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFvHQB9 Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  27. 1 2 [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/A16_MissionReport.pdf Transposition, Docking and Ejection] (англ.). Apollo 16 Mission Report — P. 9—9. — NASA (August 1972). Проверено 27 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFqC0tv Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  28. 1 2 Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/06_Day2_Pt1.htm Day Two Part 1: Electrophoresis Experiment and Midcourse Correction Burn] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2006). Проверено 29 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFvqhyb Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  29. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Apollo 16 Press Kit] (англ.). — Washington, D. C.: NASA, 1972. — P. 103—104.
  30. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/08_Day3_Pt1.htm Day Three Part One: ALFMED Experiment] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2006). Проверено 30 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFwkKSi Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  31. 1 2 [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/A16_MissionReport.pdf Visual Light Flash Phenomenon] (англ.). Apollo 16 Mission Report — P. 5—18. — NASA (August 1972). Проверено 30 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFqC0tv Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  32. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/09_Day3_Pt2.htm#055_15_44 Day Three Part Two: Lunar Module Activation and Checkout] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2006). Проверено 30 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CbFxHYs1 Архивировано из первоисточника 2 декабря 2012].
  33. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/10_Day4_Pt1.htm#072_30_12 Day Four Part One — Arrival at the Moon] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2006). Проверено 4 декабря 2012. [www.webcitation.org/6CfqV2ODn Архивировано из первоисточника 5 декабря 2012].
  34. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/11_Day4_Pt2.htm Day Four Part Two; Lunar Orbit Insertion, Rev One and Rev Two] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2006). Проверено 7 декабря 2012. [www.webcitation.org/6CjUSpzTJ Архивировано из первоисточника 7 декабря 2012].
  35. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/12_Day4_Pt3.htm Day Four Part Three: Descent Orbit Insertion, Revs Three to Nine] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2006). Проверено 12 декабря 2012. [www.webcitation.org/6CxjDcibP Архивировано из первоисточника 17 декабря 2012].
  36. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/13_Day5_Pt1.htm Day Five Part One: Transfer to Lunar Module, Revs 10 and 11] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2006). Проверено 28 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DRv1t7q9 Архивировано из первоисточника 5 января 2013].
  37. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/14_Day5_Pt2.htm#094_33_00 Day Five Part Two: Lunar Module Undocking and Descent Preparation; Revs 11 and 12] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2009). Проверено 21 января 2013. [www.webcitation.org/6E88CGEFw Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
  38. 1 2 3 Lindsay, Hamish [www.honeysucklecreek.net/msfn_missions/Apollo_16_mission/index.html Apollo 16] (англ.). Honeysuckle Creek Tracking Station: 1967–1981 :: Apollo 16. Colin Mackellar (2003-2013). Проверено 21 января 2013. [www.webcitation.org/6E88Crnjv Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
  39. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/16_Day5_Pt4.htm Day Five Part Four: Rendezvous and Waiting. Revs 13 to 15] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2009). Проверено 24 января 2013. [www.webcitation.org/6E88DQS18 Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
  40. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/A16_MissionReport.pdf Undocking to Powered Descent Initiation] (англ.). Apollo 16 Mission Report — PP. 9—14; 9—15; 9—16. NASA (August 1972). Проверено 23 января 2013. [www.webcitation.org/6E88Eg1X2 Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
  41. 1 2 Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/17_Day5_Pt5.htm Day Five Part Five - Clearance for PDI - Again - and Landing, Revs 15 and 16.] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2006). Проверено 31 января 2013. [www.webcitation.org/6E88Hnm1P Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
  42. 1 2 Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Landing at Descartes] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 6 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EMFMYCY1 Архивировано из первоисточника 11 февраля 2013].
  43. А. Марков. [epizodsspace.airbase.ru/bibl/nk/2002/7/11.html На лунном плоскогорье. К 30-летию полёта Apollo 16] (рус.). Новости космонавтики № 7 (2002). Проверено 6 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EMFN5Brq Архивировано из первоисточника 11 февраля 2013].
  44. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/A16_MissionReport.pdf Powered Descent Initiation to Landing] (англ.). Apollo 16 Mission Report. — PP. 9—17; 9—18; 9—19. NASA (1972). Проверено 1 февраля 2013. [www.webcitation.org/6E88Eg1X2 Архивировано из первоисточника 2 февраля 2013].
  45. 1 2 Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Post-Landing Activities] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 7 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EMFMYCY1 Архивировано из первоисточника 11 февраля 2013].
  46. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Window Geology] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 10 апреля 2013. [www.webcitation.org/6Fx854xSe Архивировано из первоисточника 17 апреля 2013].
  47. 1 2 Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Preparations for EVA-1] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 11 апреля 2013. [www.webcitation.org/6Fx854xSe Архивировано из первоисточника 17 апреля 2013].
  48. 1 2 Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Back in the Briar Patch] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. Nasa (1996). Проверено 12 апреля 2013. [www.webcitation.org/6Fx854xSe Архивировано из первоисточника 17 апреля 2013].
  49. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Deploying the Rover] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 15 апреля 2013. [www.webcitation.org/6Fx854xSe Архивировано из первоисточника 17 апреля 2013].
  50. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Loading the Rover] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 17 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0XRXW6C Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
  51. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html ALSEP Off-load] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 17 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0XRXW6C Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
  52. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html ALSEP Off-load] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0XRXW6C Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
  53. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Apollo 16 Press Kit] (англ.) . — Р. 48. — NASA (1972). Проверено 18 апреля 2013. [www.webcitation.org/6G0XRXW6C Архивировано из первоисточника 20 апреля 2013].
  54. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Losing the Heat Flow Experiment] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 22 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GDdBVohC Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
  55. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Drilling the Deep Core] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 22 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GDdBVohC Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
  56. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Thumper/Geophone Experiment] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 23 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GDdBVohC Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
  57. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Traverse to Station 1] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 24 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GDdBVohC Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
  58. 1 2 Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Station 1 at Plum Crater] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 25 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GDdBVohC Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
  59. 1 2 Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Down the Ladder for EVA-2] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 29 мая 2013. [www.webcitation.org/6GyP7jhMK Архивировано из первоисточника 29 мая 2013].
  60. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Traverse to Station 2] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 27 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GDdBVohC Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
  61. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Station 2 at Buster Crater] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 27 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GDdBVohC Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
  62. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Grand Prix] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 30 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GXDX9QAz Архивировано из первоисточника 11 мая 2013].
  63. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html EVA-1 Closeout] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 30 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GXDX9QAz Архивировано из первоисточника 11 мая 2013].
  64. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Post-EVA-1 Activities] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 6 мая 2013. [www.webcitation.org/6GXDX9QAz Архивировано из первоисточника 11 мая 2013].
  65. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Debrief and Goodnight] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 14 мая 2013. [www.webcitation.org/6Gdeg5k65 Архивировано из первоисточника 15 мая 2013].
  66. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Wake-up for EVA-2] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6GqJw1bzp Архивировано из первоисточника 24 мая 2013].
  67. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Traverse to Station 4] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 30 мая 2013. [www.webcitation.org/6H0HzGoDW Архивировано из первоисточника 30 мая 2013].
  68. 1 2 3 Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Geology Station 4 at the Stone Mountain Cincos] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 3 июня 2013. [www.webcitation.org/6H6dMHaFw Архивировано из первоисточника 3 июня 2013].
  69. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Geology Station 5] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 7 июня 2013. [www.webcitation.org/6HCbsGur0 Архивировано из первоисточника 7 июня 2013].
  70. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Geology Station 6] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 10 июня 2013. [www.webcitation.org/6HHf37oVi Архивировано из первоисточника 11 июня 2013].
  71. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Traverse from Station 6 to Station 8] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 11 июня 2013. [www.webcitation.org/6HIm0xIas Архивировано из первоисточника 11 июня 2013].
  72. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Geology Station 8] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 11 июня 2013. [www.webcitation.org/6HIm0xIas Архивировано из первоисточника 11 июня 2013].
  73. 1 2 Марков, А. [epizodsspace.airbase.ru/bibl/nk/2002/8/11.html На лунном плоскогорье. К 30-летию полёта Apollo 16 (окончание)] (рус.). Новости космонавтики № 8 (2002). Проверено 11 июня 2013. [www.webcitation.org/6HIm1dlkh Архивировано из первоисточника 11 июня 2013].
  74. 1 2 Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Geology Station 9] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 26 июня 2013. [www.webcitation.org/6Hlgw0xzm Архивировано из первоисточника 30 июня 2013].
  75. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Traverse to Station 9] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 19 июня 2013. [www.webcitation.org/6HUuuvWV2 Архивировано из первоисточника 19 июня 2013].
  76. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Return to the LM] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 27 июня 2013. [www.webcitation.org/6Hlgw0xzm Архивировано из первоисточника 30 июня 2013].
  77. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Geology Station 10 near the ALSEP Site] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 1 июля 2013. [www.webcitation.org/6HoWNExH3 Архивировано из первоисточника 2 июля 2013].
  78. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html EVA-2 Closeout] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 4 июля 2013. [www.webcitation.org/6HugJ99U7 Архивировано из первоисточника 6 июля 2013].
  79. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Post-EVA-2 Activities and Goodnight] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 5 июля 2013. [www.webcitation.org/6HugJ99U7 Архивировано из первоисточника 6 июля 2013].
  80. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html EVA-3 Wake-up] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 8 июля 2013. [www.webcitation.org/6HzO8HKyj Архивировано из первоисточника 9 июля 2013].
  81. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Loading the Rover for the EVA-3 Traverse] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 8 июля 2013. [www.webcitation.org/6HzO8HKyj Архивировано из первоисточника 9 июля 2013].
  82. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Traverse to North Ray Crater] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 9 июля 2013. [www.webcitation.org/6I9Ak5CoG Архивировано из первоисточника 16 июля 2013].
  83. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Geology Station 11 at North Ray Crater] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 16 июля 2013. [www.webcitation.org/6IEp2R9sF Архивировано из первоисточника 20 июля 2013].
  84. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html House Rock] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 16 июля 2013. [www.webcitation.org/6IEp2R9sF Архивировано из первоисточника 20 июля 2013].
  85. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Traverse to Station 13] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 17 июля 2013. [www.webcitation.org/6IEp2R9sF Архивировано из первоисточника 20 июля 2013].
  86. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Station 13 at Shadow Rock] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 18 июля 2013. [www.webcitation.org/6IEp2R9sF Архивировано из первоисточника 20 июля 2013].
  87. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Return to the LM] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1996). Проверено 21 июля 2013. [www.webcitation.org/6IPqmxlHC Архивировано из первоисточника 27 июля 2013].
  88. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Station 10 Prime] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 22 июля 2013. [www.webcitation.org/6IPqmxlHC Архивировано из первоисточника 27 июля 2013].
  89. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html EVA-3 Closeout] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 23 июля 2013. [www.webcitation.org/6IPqmxlHC Архивировано из первоисточника 27 июля 2013].
  90. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html VIP Site] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 24 июля 2013. [www.webcitation.org/6IPqmxlHC Архивировано из первоисточника 27 июля 2013].
  91. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Post-EVA-3 Activities] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 15 августа 2013. [www.webcitation.org/6IziJUDeR Архивировано из первоисточника 19 августа 2013].
  92. Jones, Eric M. [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Return to Orbit] (англ.). Apollo 16 Lunar Surface Journal. NASA (1997). Проверено 15 августа 2013. [www.webcitation.org/6IziJUDeR Архивировано из первоисточника 19 августа 2013].
  93. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/23_Day8_Pt2.htm Day 8 Part 2 — LM Liftoff and Rendezvous] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2008). Проверено 23 августа 2013.
  94. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/24_Day9_Pt1.htm Day 9 Part 1 — Preparation for LM Jettison] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2008). Проверено 30 августа 2013.
  95. 1 2 3 Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/25_Day9_Pt2.htm Day 9 Part 2 — LM Jettison and Trans Earth Injection] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2008). Проверено 31 августа 2013.
  96. 1 2 Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/26_Day10_Pt1.htm Day 10 Part One — Preparation for EVA] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2008). Проверено 3 сентября 2013.
  97. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/27_Day10_Pt2.htm Day 10 Part 2 — EVA and Housekeeping] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2008). Проверено 11 сентября 2013.
  98. Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/28_Day11_Pt1.htm#240_25_41 Day 11 Part One: Geology, Experiments and Guidance Fault Investigation] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2008). Проверено 16 сентября 2013.
  99. 1 2 Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/29_Day11_Pt2.htm#244_14_56 Day 11 Part Two: Press Conference, Experiments and House-Keeping] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2008). Проверено 19 сентября 2013.
  100. 1 2 Woods, David; Brandt, Tim. [history.nasa.gov/ap16fj/30_Day12.htm#265_37_33 Day 12 — Entry and Splashdown] (англ.). The Apollo 16 Flight Journal. NASA (2008). Проверено 23 сентября 2013.
  101. [history.nasa.gov/AAchronologies/1972.pdf Astronautics and Aeronautics, 1972. Chronology of Science, Technology, and Policy] (англ.) P. 174. NASA (1974). Проверено 18 октября 2013.
  102. [nssdc.gsfc.nasa.gov/planetary/lunar/apolloloc.html Apollo: Where are they now?] (англ.). The Apollo Program (1963 - 1972). NASA (2013). Проверено 18 октября 2013.
  103. [history.nasa.gov/AAchronologies/1972.pdf Astronautics and Aeronautics, 1972. Chronology of Science, Technology, and Policy] (англ.) P. 149—150. NASA (1974). Проверено 28 сентября 2013.
  104. [www.hq.nasa.gov/alsj/a17/A17_PressKit.pdf Apollo 17 Press Kit] (англ.). — Washington, D. C.: NASA, 1972. — P. 23а.
  105. Orloff, Richard W. [history.nasa.gov/SP-4029/Apollo_17a_Summary.htm Apollo 17. The Eleventh Mission: The Sixth Lunar Landing] (англ.). Apollo by The Numbers: A Statistical Reference. NASA (2000). Проверено 28 сентября 2013.
  106. Wilhelms, Don E. [www.lpi.usra.edu/publications/books/rockyMoon/17Chapter16.pdf Mysterious Descartes 1972] (англ.). To a Rocky Moon: A Geologist's History of Lunar Exploration — P. 204 —. University of Arizona Press (1993). Проверено 31 октября 2013.
  107. 1 2 [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/as16psr.pdf Summary of Scientific Results] (англ.). Apollo 16 Preliminary Science Report — P. 3—1. NASA (1972). Проверено 31 октября 2013.
  108. 1 2 3 4 [www.lpi.usra.edu/lunar/missions/apollo/apollo_16/samples/ Samples Overview] (англ.). Apollo 16 Mission. Lunar and Planetary Institute (2012). Проверено 31 октября 2013.
  109. 1 2 3 4 [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/as16psr.pdf Summary of Scientific Results] (англ.). Apollo 16 Preliminary Science Report — P. 3—3. NASA (1972). Проверено 31 октября 2013.
  110. Holderness, Penn [www.wncn.com/story/20907836/durham-teen-discovers-piece-of-space-history-lands-vip-seat-at-final-launch Durham teen discovers piece of space history, lands VIP seat at final launch] (англ.). WNCN (July 8, 2011). Проверено 1 ноября 2013.
  111. [www.statemaster.com/encyclopedia/From-the-Earth-to-the-Moon-%28miniseries%29 From the Earth to the Moon (miniseries)] (англ.). NationMaster.com (Encyclopedia) (2003-5). Проверено 10 октября 2013.

Литература

  • Andrew L. Chaikin. A Man On The Moon: The Voyages of the Apollo Astronauts. — Penguin, 2007. — 720 p. — ISBN 0-14-311235-X.
  • Andrew L. Chaikin with Victoria Kohl. Voices from the Moon: Apollo Astronauts Describe Their Lunar Experiences. — USA Penguin Group, 2009. — 201 p. — ISBN 978-0-670-02078-2.
  • Charlie and Dotty Duke. Moonwalker. — Nelson Incorporated, Thomas, 1990. — ISBN 0-8407-9106-2.
  • David M. Harland. Exploring the Moon: The Apollo Expeditions. — Springer/Praxis Publishing, 1999. — ISBN 1-85233-099-6.
  • Grant Heiken, Eric M. Jones. On the Moon: The Apollo Journals. — 1st ed. — Springer Praxis Books, 2007. — 498 p. — ISBN 0-387-48939-8.
  • John Watts Young with James R. Hansen. Forever Young: A Life of Adventure in Air and Space. — University Press of Florida, 2012. — 425 p. — ISBN 0-8130-4209-7

Ссылки

  • [galspace.spb.ru/index79.html Карта Луны: горы, кратеры и знаменитые моря] (рус.). Проверено 20 января 2014.
  • [history.nasa.gov/afj/ The Apollo Flight Journal] (англ.). Проверено 20 января 2014.
  • [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16.html Apollo 16 Lunar Surface Journal] (англ.). Проверено 20 января 2014.
  • [www.hq.nasa.gov/alsj/a16/a16FlagStillAloft.html Apollo 16 Flag Still Casting a Shadow (2009—2011)] (англ.). Проверено 20 января 2014. — Флаг США, установленный в месте посадки «Аполлона-16», всё ещё отбрасывает тень (2009—2011 гг.)
  • [articles.adsabs.harvard.edu/cgi-bin/nph-iarticle_query?1986LPI....17..432K&data_type=PDF_HIGH&whole_paper=YES&type=PRINTER&filetype=.pdf Apollo 16 Lunar Highland Rocks from Sample 63500: Bulk Composition and Mineral Chemistry] (англ.). Проверено 20 января 2014.
  • [www.charlieduke.net/ The official web site of Charles Moss Duke] (англ.). Официальный сайт Чарльза Дьюка. Проверено 20 января 2014.


Отрывок, характеризующий Аполлон-16

– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.


Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
Княжна облокотила свою открытую полную руку на столик и не нашла нужным что либо сказать. Она улыбаясь ждала. Во все время рассказа она сидела прямо, посматривая изредка то на свою полную красивую руку, которая от давления на стол изменила свою форму, то на еще более красивую грудь, на которой она поправляла брильянтовое ожерелье; поправляла несколько раз складки своего платья и, когда рассказ производил впечатление, оглядывалась на Анну Павловну и тотчас же принимала то самое выражение, которое было на лице фрейлины, и потом опять успокоивалась в сияющей улыбке. Вслед за Элен перешла и маленькая княгиня от чайного стола.
– Attendez moi, je vais prendre mon ouvrage, [Подождите, я возьму мою работу,] – проговорила она. – Voyons, a quoi pensez vous? – обратилась она к князю Ипполиту: – apportez moi mon ridicule. [О чем вы думаете? Принесите мой ридикюль.]
Княгиня, улыбаясь и говоря со всеми, вдруг произвела перестановку и, усевшись, весело оправилась.
– Теперь мне хорошо, – приговаривала она и, попросив начинать, принялась за работу.
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.
Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.


В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.
– Император Александр, – сказала она с грустью, сопутствовавшей всегда ее речам об императорской фамилии, – объявил, что он предоставит самим французам выбрать образ правления. И я думаю, нет сомнения, что вся нация, освободившись от узурпатора, бросится в руки законного короля, – сказала Анна Павловна, стараясь быть любезной с эмигрантом и роялистом.
– Это сомнительно, – сказал князь Андрей. – Monsieur le vicomte [Господин виконт] совершенно справедливо полагает, что дела зашли уже слишком далеко. Я думаю, что трудно будет возвратиться к старому.
– Сколько я слышал, – краснея, опять вмешался в разговор Пьер, – почти всё дворянство перешло уже на сторону Бонапарта.
– Это говорят бонапартисты, – сказал виконт, не глядя на Пьера. – Теперь трудно узнать общественное мнение Франции.
– Bonaparte l'a dit, [Это сказал Бонапарт,] – сказал князь Андрей с усмешкой.
(Видно было, что виконт ему не нравился, и что он, хотя и не смотрел на него, против него обращал свои речи.)
– «Je leur ai montre le chemin de la gloire» – сказал он после недолгого молчания, опять повторяя слова Наполеона: – «ils n'en ont pas voulu; je leur ai ouvert mes antichambres, ils se sont precipites en foule»… Je ne sais pas a quel point il a eu le droit de le dire. [Я показал им путь славы: они не хотели; я открыл им мои передние: они бросились толпой… Не знаю, до какой степени имел он право так говорить.]
– Aucun, [Никакого,] – возразил виконт. – После убийства герцога даже самые пристрастные люди перестали видеть в нем героя. Si meme ca a ete un heros pour certaines gens, – сказал виконт, обращаясь к Анне Павловне, – depuis l'assassinat du duc il y a un Marietyr de plus dans le ciel, un heros de moins sur la terre. [Если он и был героем для некоторых людей, то после убиения герцога одним мучеником стало больше на небесах и одним героем меньше на земле.]
Не успели еще Анна Павловна и другие улыбкой оценить этих слов виконта, как Пьер опять ворвался в разговор, и Анна Павловна, хотя и предчувствовавшая, что он скажет что нибудь неприличное, уже не могла остановить его.
– Казнь герцога Энгиенского, – сказал мсье Пьер, – была государственная необходимость; и я именно вижу величие души в том, что Наполеон не побоялся принять на себя одного ответственность в этом поступке.
– Dieul mon Dieu! [Боже! мой Боже!] – страшным шопотом проговорила Анна Павловна.
– Comment, M. Pierre, vous trouvez que l'assassinat est grandeur d'ame, [Как, мсье Пьер, вы видите в убийстве величие души,] – сказала маленькая княгиня, улыбаясь и придвигая к себе работу.
– Ah! Oh! – сказали разные голоса.
– Capital! [Превосходно!] – по английски сказал князь Ипполит и принялся бить себя ладонью по коленке.
Виконт только пожал плечами. Пьер торжественно посмотрел поверх очков на слушателей.
– Я потому так говорю, – продолжал он с отчаянностью, – что Бурбоны бежали от революции, предоставив народ анархии; а один Наполеон умел понять революцию, победить ее, и потому для общего блага он не мог остановиться перед жизнью одного человека.
– Не хотите ли перейти к тому столу? – сказала Анна Павловна.
Но Пьер, не отвечая, продолжал свою речь.
– Нет, – говорил он, все более и более одушевляясь, – Наполеон велик, потому что он стал выше революции, подавил ее злоупотребления, удержав всё хорошее – и равенство граждан, и свободу слова и печати – и только потому приобрел власть.
– Да, ежели бы он, взяв власть, не пользуясь ею для убийства, отдал бы ее законному королю, – сказал виконт, – тогда бы я назвал его великим человеком.
– Он бы не мог этого сделать. Народ отдал ему власть только затем, чтоб он избавил его от Бурбонов, и потому, что народ видел в нем великого человека. Революция была великое дело, – продолжал мсье Пьер, выказывая этим отчаянным и вызывающим вводным предложением свою великую молодость и желание всё полнее высказать.
– Революция и цареубийство великое дело?…После этого… да не хотите ли перейти к тому столу? – повторила Анна Павловна.
– Contrat social, [Общественный договор,] – с кроткой улыбкой сказал виконт.
– Я не говорю про цареубийство. Я говорю про идеи.
– Да, идеи грабежа, убийства и цареубийства, – опять перебил иронический голос.
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.
– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.

Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.


Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
– Я очень рад, что не поехал к посланнику, – говорил князь Ипполит: – скука… Прекрасный вечер, не правда ли, прекрасный?
– Говорят, что бал будет очень хорош, – отвечала княгиня, вздергивая с усиками губку. – Все красивые женщины общества будут там.
– Не все, потому что вас там не будет; не все, – сказал князь Ипполит, радостно смеясь, и, схватив шаль у лакея, даже толкнул его и стал надевать ее на княгиню.
От неловкости или умышленно (никто бы не мог разобрать этого) он долго не опускал рук, когда шаль уже была надета, и как будто обнимал молодую женщину.
Она грациозно, но всё улыбаясь, отстранилась, повернулась и взглянула на мужа. У князя Андрея глаза были закрыты: так он казался усталым и сонным.
– Вы готовы? – спросил он жену, обходя ее взглядом.
Князь Ипполит торопливо надел свой редингот, который у него, по новому, был длиннее пяток, и, путаясь в нем, побежал на крыльцо за княгиней, которую лакей подсаживал в карету.
– Рrincesse, au revoir, [Княгиня, до свиданья,] – кричал он, путаясь языком так же, как и ногами.
Княгиня, подбирая платье, садилась в темноте кареты; муж ее оправлял саблю; князь Ипполит, под предлогом прислуживания, мешал всем.
– Па звольте, сударь, – сухо неприятно обратился князь Андрей по русски к князю Ипполиту, мешавшему ему пройти.
– Я тебя жду, Пьер, – ласково и нежно проговорил тот же голос князя Андрея.
Форейтор тронулся, и карета загремела колесами. Князь Ипполит смеялся отрывисто, стоя на крыльце и дожидаясь виконта, которого он обещал довезти до дому.

– Eh bien, mon cher, votre petite princesse est tres bien, tres bien, – сказал виконт, усевшись в карету с Ипполитом. – Mais tres bien. – Он поцеловал кончики своих пальцев. – Et tout a fait francaise. [Ну, мой дорогой, ваша маленькая княгиня очень мила! Очень мила и совершенная француженка.]
Ипполит, фыркнув, засмеялся.
– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.
Графиня прослезилась и молча соображала что то.
– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.