Апостольские мужи

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Апо́стольские мужи́ (греч. Αποστολικοί Πατέρες — апостольские отцы) — авторы ряда раннехристианских текстов второй половины I и II века. Наименование «апостольские мужи» призвано продемонстрировать их прямую связь с апостолами, которых многие из апостольских мужей знали лично. Сам термин образовался лишь в XVII веке, и обычно связывается с именем патролога Котелериуса, издавшего в 1672 году под названием лат. Patres aevi apostolici писания Варнавы, Климента Римского, Ермы, Игнатия и Поликарпа.

Сочинения апостольских мужей показывают отношение раннехристианской церкви к иудаизму и язычеству, содержат сведения о богослужениях и таинствах древней церкви, а также о жизни христианской общины того времени. Труды мужей апостольских были составлены на греческом языке, а затем переведены на латинский, сирский, коптский, эфиопский, армянский и прочие.

К числу апостольских мужей относят:

Также к трудам апостольских мужей относятся различно атрибутируемые сочинения «Дидахе» и «Пастырь Гермы».

Дошедшие до нас отрывки из сочинения Папия, ученика ап. Иоанна, несомненно подлинны; сочинения же остальных критика подвергает бо́льшему или меньшему сомнению. Послание Варнавы некоторые приписывают другому автору; из сочинений Климента Римского признают подлинным только его первое послание к коринфянам. Сочинение Гермы «Пастырь» приписывают не тому автору, о котором говорит апостол Павел (Рим. 16:14). Оспаривают также послание Поликарпа Смирнского к финикийцам и послания Игнатия Антиохийского. Напротив, некоторые из патрологов защищают их подлинность.

Как бы то ни было, сочинения эти имеют большую важность для древнейшей истории христианства.



См. также

Напишите отзыв о статье "Апостольские мужи"

Литература

Отрывок, характеризующий Апостольские мужи

И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.